Последняя вечность войны

– Куда ж она меня звать будет?

– Куда бы ни звала – не ходи! – дед отвернулся и взял в руки лопату.

Василий с изумлением смотрел на деда – слишком уж отчётливо он запомнил его тогда, пять лет назад, в обтянутом красной тканью гробу на столе посреди избы…

– Ну, ступай давай, – не глядя на него сказал дед и снова начал копать яму, словно Симанина уже не было.

Василий повернулся и пошёл к реке. Некоторое время он ещё слышал стук дедовой лопаты, а потом свернул к реке, и всё стихло. Девушку у моста Симанин заметил издали – она стояла прислонившись к перилам. Незнакомая, молодая, красивая, со светло-русыми волосами заплетёнными в длинную толстую косу, в белом сарафане с красными узорами.

Спустившись с горки, Василий остановился перед ней.

– Пришёл? – внимательно разглядывая его спросила девушка.

– Как видишь… Дед сказал… – ответил Симанин.

– Ну, пошли, коль пришёл, – сказала девушка и, оттолкнувшись от перил моста, пошла вдоль реки в сторону небольшой берёзовой рощи.

Симанин послушно последовал за ней, тупо разглядывая спину и попу девушки, и ещё её туго заплетённую косу с белыми лентами. Возле рощи девушка остановилась и, отойдя чуть в сторону, слегка наклонилась, словно в почтительном поклоне, и показала на что-то рукой:

– Вот, смотри, Василий…

Василий с удивлением обнаружил среди берёз свежий могильный холм из сырой коричневатой земли, резко контрастировавшей с белыми стволами берёз и с ярко-зелёной травой вокруг.

– Что это? – растерянно спросил он, – Чья это могила?

– Как это чья? – девушка улыбнулась, – Твоя!

– Н-н-нет… – пробормотал Василий и опасливо попятился на пару шагов, – Я же не умер!

– Не умер, говоришь? – с улыбкой спросила девушка подошла к могильному холмику и, подобрав сарафан, вдруг села прямо на глинистую кучу земли.

– Ты ошибаешься, – сказала она склонив сведённые вместе колени чуть в сторону и глядя на Симанина снизу вверх, – Это не смерть. Тебе не стоит этого бояться. Это бессмертие.

В тот же момент непонятно откуда в руке девушки оказался длинный слиток золота – как раз такой, которые совсем недавно немецкие солдаты складывали в склепе в гроб «барона». Причём, если солдаты таскали слитки прижав их по-одному обеими руками к груди, то девушку вес куска золота, казалось, совсем не затруднял, словно слиток был сделан из картона. Она держала его одной рукой за кончик и даже слегка им помахивала.

– Знаешь, что это такое? – спросила она.

– Золото… – неуверенно ответил Симанин.

– Это твоё бессмертие, – сказала девушка, – Соглашайся, и ты никогда не умрёшь. Сохрани это золото, и вечность будет твоей. Твои останки если и найдут, то только через тысячи лет. Благодаря золоту ты будешь бессмертен. О тебе будут говорить и через тысячу… и через две… и через десять тысяч лет!

Девушка положила слиток золота на могильный холм рядом с собой, и тот под собственной тяжестью полностью скрылся среди коричневых комьев земли, словно погрузившись в воду. Девушка похлопала ладошкой по тому месту, где лежал слиток.

– Присядь-ка тут рядом со мной, – сказала она Симанину, – Я тебе кое-то расскажу.

– Нет! – Василий решительно попятился.

Незнакомка пугала его, ему внезапно захотелось оказаться как можно дальше от неё. Он сделал несколько шагов назад и уже собирался повернуться и броситься прочь, как девушка снова улыбнулась и попросила:

– Ты только не говори никому про золото, хорошо?

И в следующее же мгновенье она пропала. Симанин просто моргнул, и через секунду на могильном холме уже никого не было.

…Василий проснулся. Вокруг было темно. Где фонарик? Он лихорадочно начал шарить вокруг руками. Фонарика нигде не было! Возможно, он упал на пол или его кто-то забрал? Кто?!

Симанин в ужасе подскочил. Вокруг было тихо, темно и спокойно.

«Господи!» – подумал Симанин, – «Я – в гробнице. Кругом – гробы. Выход завален…О, господи, помоги мне!»

Он попробовал перекреститься, но не был уверен, что делал это правильно…

В тишине гробницы Симанин неожиданно услышал осторожное постукивание. Что это? Он напрягся, внимательно прислушиваясь к темноте. Неужели, в каком-то из гробов шевелился покойник? Василий замер – глупости какие! Он попытался припомнить расстояние от себя до ближайших гробов, и вдруг вспомнил, что у него в кармане были спички!

Определив наощупь, что в спичечном коробке оставалось восемь спичек, Симанин зажёг одну из них. Пошли драгоценные секунды света – да, гробница; да, кругом гробы; да, останки «барона» на полу; да, мёртвый немецкий солдат в проходе; да, золотые слитки в приоткрытом гробу, который тот солдат так и не успел полностью закрыть крышкой… Спичка погасла. Осталось семь…

Симанин чиркнул новой спичкой и подошёл поближе к двери. Судя по всему, ему не грозило задохнуться в склепе – пламя спички заметно отклонилось возле заблокированных дверей – значит, сверху в склеп всё ещё поступал свежий воздух… Мумия барона Мюнхаузена в проходе, труп немецкого солдата… Известковые плитки в конце коридора заметно размыты водой… Значит, если копать колодец, то только здесь… Спичка погасла, и Симанин с сожалением отбросил её в сторону. Осталось всего шесть… Где-то снова зазвучало радио – музыка, пианино…

Симанин забрался снова на каменную полку – в темноте и совершенно на ощупь. Томительные минуты и часы абсолютной темноты и тишины…

Внезапно совсем рядом раздался отчётливый стук и шорох – в каком-то из гробов зашевелился покойник… Или это только показалось? Может быть, это всего лишь крысы?

Снова вспыхивает спичка, но всё спокойно – склеп, гробы, безмолвие… Осталось пять спичек… Хочется пить… Симанину вдруг вспомнился недавний сон: дед, колодец… Да, нужно копать колодец! Но чем? Пятая спичка: на поясе убитого немецкого солдата – штык-нож и сапёрная лопатка. Симанин забрал найденные сокровища и, пригнувшись, чтобы защитить пламя спички, пошёл в конец склепа, где пол был немножко размыт водой, и, вообще, известковые плитки казались довольно рыхлыми…

Спичка погасла – теперь осталось всего четыре. Можно не зажигать – красноармеец на ощупь начал ковырять штыком и лопаткой известковые плитки на полу. Скинул и отбросил в сторону шинель. Дело продвигалось даже лучше, чем ожидалось – видно тут и правда периодически скапливалась вода, и поэтому плитки поддавались легко: их можно было и пробить лопаткой, и расшатать, и даже вытащить… К счастью, плитки не были связаны цементом, и довольно скоро Симанину удалось расчистить от них довольно приличный участок пола и даже углубиться в глинистую землю почти на полметра. Правда, он не имел совершенно ни малейшего представления, заняло это полчаса или целый день… Время в темноте склепа, если и не совсем остановилось, то текло с неизвестной скоростью. Четвёртая спичка ушла на посмотреть, что удалось вырыть. Яма на полу в конце склепа получилась довольно внушительная, но никаких следов присутствия влаги или воды не было. Расстроенный и уставший Симанин прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Оставалось только три спички. Наверное, Симанин потом всё-таки заснул. Проснулся он неожиданно, словно кто-то позвал его. Нащупав в потёмках оставшиеся спички, Василий зажёг одну. Стон или какой-то похожий звук повторился. Лежавший в проходе немецкий солдат вроде изменил позу и как бы чуть-чуть повернул голову к Симанину. Они был жив?! Василий даже подскочил от неожиданности. Тут спичка погасла, и всё опять погрузилось в кромешную тьму.

– Эй, ты! – Симанин пробрался в темноте к солдату и коснулся его плеча, – Эй, Фриц, Ты живой что ли?

Немец пробормотал что-то невнятное. Симанин зажёг предпоследнюю спичку. Немец был бледен, но его голубые глаза были широко раскрыты.

– Живой?! – почти крикнул Симанин, и немец едва заметно кивнул.

– Васэр… Тринкэн… – едва слышно пробомотал солдат.

– Чего? Пить, что ли… – Симанин поддерживал рукой голову немца, но спичка уже догорела, и всё вокруг погрузилось в темноту.

Последнюю спичку Василий решил пока не зажигать. Он обхвалил немца руками и потащил его вглубь склепа, туда, где он совсем недавно рыл колодец. Нащупывая в темноту вырытую яму, Симанин наконец угодил в неё рукой, и тут его пыльцы ощутили влагу. Его странный сон, казалось, исполнился, и вода, хоть и не сразу, но заполнила колодец…

Сначала Симанин жадно облизал свои мокрые пальцы, а потом попытался зачерпнуть воды ладонью. Вода получилась в перемешку с песком и известковой крошкой, хрустела на зубах и пахла известью и глиной, но это была вода! Значит, пока Симанин спал, яма всё-таки наполнилась водой! Симанин смочил мокрым песком губы немецкого солдата. Тот негромко постанывая начал слизывать с губ драгоценную влагу. Некоторое время Василий пытался поить солдата, периодически пробуя пить сам. Потом немец затих, видимо заснув или потеряв сознание. Подождав немного, Симанин достал последнюю спичку и зажёг её…

Немецкий солдат спал. На дне ямы блестела вода – чуть больше полсантиметра. Перед тем, как дать спичке погануть, Симанин поднял её, чтобы осмотреть склеп, и вдруг… Прямо на него из темноты смотрел старик с седыми усам и бакенбардами. На старике был синий старомодный камзол с золочёнными шнурками и пуговицами – это был тот самый барон совсем недавно столь бесцеремонно выброшенный из собственного гроба…

«Мюнхаузен!» – успел подумать Симанин, и в этот момент спичка погасла, и склеп снова погрузился в темноту.

В кромешной темноте склепа Симанин вдруг увидел странный голубоватый свет. Всё вокруг было погружено в темноту, но тело старого немца в старинной униформе словно светилось изнутри. «Мюнхаузен» стоял рядом и с удивлением смотрел на Василия.

– Рюсский зольдат? – несколько неуверенно спросил «Мюнхаузен», – Почему ты здесь?

Растерявшийся Симанин покосился на погасшую спичку в руке. Страха не было. «Мюнхаузен» казался если не дружелюбным, то по крайней мере, относительно безвредным существом.