Последний репортаж, или Летопись проклятой миссии

– Подожди, – проговорил Пашка, – у меня серьёзный разговор.

– Ну давай.

– Ты извини, если что, говорю прямо… Ты же с Лёшкой гуляла?

– У вас прекрасная осведомлённость, господин штурмбанфюрер! – отделалась шуткой Бочарова. – Может продолжим разговор в гестапо?

– Танюшк, не перебивай, – взмолился Пашка. – Говорю, серьёзно. Ты сейчас одна? У тебя никого нет?

Татьяна сощурила глаза, приблизила лицо вплотную к Пашкиному и протянула:

– У-у-у… кобелина седая. Вы изволите оформить доступ к комиссарскому телу?

– Да нет! – Пашка прижал руку к сердцу. – Я же говорю, не так поймёшь. Ну, ты одна. Молодая…

– …красивая, белая… – продолжила Татьяна словами из песни Высоцкого.

– Да, и это тоже. Карьеру сделала. Всё есть. Ты бы это… ну, типа… кавалера себе завела бы какого-нибудь.

– Зачем? – тихо спросила Татьяна.

Пашка тоже перешёл на шёпот:

– Как зачем? Там, любовь, тра-ля-ля и всё такое. Детишек наплодите.

– А-а-а… – протянула Татьяна. – Да. Дети – это хорошо, это ты здорово придумал. Только тут есть небольшая загвоздочка.

– Какая загвоздочка? – напрягся Пашка.

– Ну, тебе простительно не знать таких элементарных вопросов. Постараюсь объяснить доступно для твоего понимания.

– Снизойди, пожалуйста, до уровня корабельной крысы, – мгновенно обиделся Мирный.

– А дело в том, что дорогая наша корабельная крыса редко вылезает из своих гаражей к людям, и вот поэтому у неё такой информационный пробел, – сказала Татьяна с интонацией, будто продолжения быть не должно.

– Не тяни кота за якорь! – вспыхнул Пашка. – Говори по делу.

– Ну так вот. Знал ли ты, мой дорогой, что наша компания входит в пятёрку самых вредных производств? По глазам вижу, что нет.

– Чего же там вредного? – усмехнулся Пашка. – Кофе-машина с кулером и пять микроволновок?

– Да-а-а… Стоит отдать честь вашей осведомлённости, господин в галошах. Это все ваши познания о технической мощи нашей компании?

– А что же ещё там есть? – усмехнулся Мирный. – Мощь там одна – бухгалтер Софочка.

– Тяжёлый случай, господа присяжные, – сказала в сторону Татьяна. – Паш, а ты, когда заходил к нам, видел ведь множество компьютеров, большие жидкокристаллические панели? И всё это работает ведь.

– Ну! И не вижу проблем.

– Понятно… А чем вредны, кстати, наши микроволновки? – улыбнулась Бочарова.

– Ну это каждый знает. Излучение и раковые опухоли, – хмыкнул Пашка.

– Так. А от компьютеров нет излучений?

– А-а-а! Да, точно.

– А ещё там стоят мощнейшие ретрансляторы, вай-фай станции, гипертелепондер… И всё это создаёт мощнейшее излучение в предельно допустимых нормах. Но те, кто там работают несколько лет, уже получают вредную долю излучения.

– И к чему ты тут огород нагородила? – почесал затылок Пашка.

– Мощнейшее излучение – это риск развития бесплодия или патологий в процессе репродукции. То есть зачатия. Короче, это конфиденциальная информация. Но тебе как своему скажу…

– Ну!.. – напрягся Мирный.

– Генеральный издал приказ. «В целях сохранения генофонда умнейшей части человеческого общества категорически запрещаются: любые формы и способы интимных взаимоотношений между членами коллектива, использование оргтехники для сканирования и копирования своих половых органов… За нарушение действующих правил – лишение премии и объявление выговора с занесением в личное дело. За повторные инциденты – штраф в размере пяти окладов. Для особо злостных нарушителей – всеобщее порицание и принудительная стерилизация…»

Пашка вздохнул, как от нехватки воздуха, невольно поморщился и прикрыл ладонью своё причинное место. Потом в духе Архимеда стукнул себя по лбу кулаком и, посмеиваясь, погрозил Бочаровой.

– Тьфу ты! – облегчённо вздохнул Пашка. – Опять прикол.

– Где прокололась? – прищурилась Татьяна. – На стерилизации? Ах ты, моя Роза Сябитова.

– Теле… трах… транс… Тьфу ты, чёрт! Тань, я же не совсем дурак! Трусы от флага отличу.

– Да ну!

– Танюш, я же как лучше хотел, – краснея, пробубнил Пашка.

– Слушай, Паш, я всё поняла, ценю, помню, – Татьяна взяла его под руку. – Но давай договоримся и тему детей-мужей забудем: я своё отгуляла. После той истории врачи запретили. Медицина, говорят, бессильна.

– Танич, без обид, – заглянул ей в глаза Пашка. – Лады?

Татьяна пожала протянутую руку. Игривый взгляд говорил о том, что не лады.

– А сколько ты там себе годков отметил? – Бочарова скептически оглядела Пашку сверху вниз.

– Сорочан. А что?

– А ты в курсе, что сорок лет не отмечают?

– Ну, это пусть суеверные трезвенники пропускают такой повод, – фыркнул Пашка. – Я выше этого.

И рукой в воздухе отмерил, насколько он выше предрассудков.

Татьяна продолжила:

– Так ты же, получается, сам молодой, красивый, незакомплексованный. В самом расцвете, – она демонстративно стряхнула пылинки с Пашкиных плеч и закончила, – сил.