ДОНОРЫ. Фантастика и приключения

– Удивлены? – Борхес не без гордости пожал плечиками. – Это не просто преграда, это квантовый экран. Отсекает звуки и любого рода магнитные излучения. Впрочем, это долго объяснять, да вам это и ни к чему.

– Все верно, я пришел за другим, – Виктор потер колено, неловко забросил ногу на ногу. В пижамных штанах это выглядело бы смешно, но около часа назад ему наконец-то выдали цивильную гражданскую одежду – кстати, достаточно прочную, вполне годную для загородных походов.

– Я хотел бы знать суть того, что вы делаете. Разумеется, в вашей технике я не пойму ни бельмеса, но Рупперт рассказал мне о факторе риска, и я бы хотел понять… Ну, то есть, хотя бы общих чертах представить себе…

– Я вас услышал, – Борхес величаво кивнул. Похоже, невнятное признание гостя его вполне удовлетворило.

– Рупперт говорил что-то о линзе, аккумулирующей отрицательную событийность. Но каким образом этого можно достичь? Насколько я понял из его слов… – Виктор замолк, остановленный движением руки доктора.

– Уверен, это была аллегория и не более того. Суть явления неизмеримо сложнее. Здесь нужно базисное знание природы кварков и глюонов, квантовой теории поля, глубинной хромодинамики и многого другого. Кроме того, неплохо бы кое-что понимать в теории вероятности, в нейронной биофизике, да и в иных сферах, не всегда поддерживаемых научными кругами. Я имею в виду труды Сатпрема, Керши, Ауробиндо и так далее. Только в таком случае я мог бы еще как-то беседовать с вами. Но вы ведь даже не сумеете ответить мне, есть ли какое-то различие между квантом действия и постоянной Планка.

Виктор покраснел.

– У себя на родине я получил кое-какое образование и азы высшей математики помню!

– Да что вы такое говорите! – Борхес язвительно улыбнулся, отчего Виктор испытал судорожное желание ударить его по физиономии.

– Во всяком случае, что такое фактор риска, представить себя могу, – угрюмо выдавил он из себя. – К тому же, если верить Рупперту, общий принцип как раз прост, сложна технология.

– Дело Рупперта – вербовка доноров и организация охраны, – Борхес пренебрежительно поморщился. – Свой исключительный нос ему следует совать куда угодно, но только не в науку. Дело в том, что, не представляя себе, что такое мю-мезоны и дельта-кванты, вы вряд ли осмыслите результат того разрушения, которое причиняют вашим акспесным оболочкам данные частицы.

Заметив недоумение на лице Виктора, ученый со вздохом принялся объяснять:

– Акспесные оболочки, если трактовать упрощенно, представляют собой биологический экран человека. Такова, во всяком случае, их основная функция. Это довольно тонко структурированная и одновременно мощная система защиты, тесно увязанная с неокортексом головного мозга и прежде всего – с нашими ноонейронами. Каким образом осуществляется эта связь, мы до сих пор имеем лишь самое смутное представление, но дело даже не в этом. Так или иначе, внутри нас и вне нас этот экран существует. В некотором смысле он подобен кожному покрову, предохраняющему человеческую плоть от воздействия ультрафиолета, механических повреждений и вирусного десанта. Увы, защитные свойства кожи существенно ограничены, это не кевлар и не броня. Примерно то же самое наблюдается и с нашим биологическим экраном. Океан событийности овевает нас со всех сторон. Иногда в нем разыгрываются настоящие шторма и бури, случается и своего рода штиль. Но только благодаря прочности наших природных экранов мы ощущаем мощь внешних волн лишь время от времени. Кстати, здесь тоже наблюдается своего рода дарвиновский отбор. Припомните, за некоторыми из нас упорно держится слава везунчиков, так называемых любимцев Фортуны. Других, напротив, постоянно преследуют неудачи.

– Да уж, – хмыкнул Виктор. – Прямо про меня!

– Об этом и речь! Все дело в нашей защитной оболочке, которая в свою очередь влияет на наш конкретный фактор риска.

Виктор покачал головой.

– Слушаю вас и не верю. Не понимаю, как такое вообще возможно – изменение фактора риска и всей судьбы конкретного человека!

– На самом деле, ничего принципиально нового здесь нет. Задумайтесь, разве не тем же самым занималось все цивилизованное человечество на протяжении последних столетий?

– Что вы имеете в виду?

– Да взять хотя бы те же вещи; в сущности, занимаясь их изготовлением, мы всегда наделяли продукты своего труда искомыми факторами риска. Ни бронза, ни железо не казались нам долговечными – поэтому появилась сталь, а за ней – булат с дамаском. Сегодня металлы сплошь и рядом заменяются сверхпрочной керамикой, углепластиком и иными композитами. Но это в военной технике, где без прочности просто не выжить, а в мирной промышленности наука пошла ровно обратной дорогой.

– Не понял?

– Да, да! – помните, какие гарантии на технику давали населению еще полсотни лет назад? Семь лет, девять, четырнадцать! А что произошло потом? Все тот же картельный сговор на самом высшем уровне постановил, что слишком долговечная одежда и чересчур надежные машины, холодильники, телевизоры, вычислительная техника превращаются в угрозу для экономики. Производители поняли, что, быстрый износ товаров для них экономически выгоднее. Лучше и проще – не чинить, не реанимировать, а восполнять сломанное новорожденным товаром. И разом изменились все правила игры. В электронику стали вшивать чипы самоуничтожения, металл, пластик и прочие материалы – все стало более тонким и хрупким. Сроки гарантий сократились до скромных двух-трех лет. Более того, нечто подобное стали делать с продуктами, стремительно развивая индустрию ГМО, задействуя различные программы вроде «Терминатора», «Самоликвида». «Торреро» и т. д. Основная цель всех означенных манипуляций заключалась как раз в том, чтобы искусственно наращивать факторы риска. Деталь, в прежние времена способная проработать полсотни лет, сегодня выйдет из строя вдесятеро быстрее. Курочки-несушки дают яйца, но не приносят цыплят, зерновые не способны воспроизводить себя сызнова – это все та же политика. Но… – Борхес царственным жестом обвел помещение. – До сих пор мы говорили в основном о мире неодушевленном – о предметах труда и обихода, о пище, но только в наши дни наука, наконец-то, дотянулась до людей.

– Нас стало слишком много, верно? – Виктор хмыкнул. – Да и живем мы слишком долго.

– Вы недалеки от истины, сегодняшние правители вынуждены учитывать и этот фактор. Эпидемии и войны, как вы понимаете, не лучший выход, а химические изменения пищи с хитрыми лекарствами и вакцинами дают слишком медленный и не всегда прогнозируемый результат. Поэтому поиск продолжается, и, открыв суть акспесных оболочек, мы соприкоснулись с более тонким и могущественным миром. – Борхес самодовольно откинулся на спинку кресла. – Мы стали работать с событийным потоком! Иначе говоря, нам удалось пустить судьбу по трубам, словно обычную воду. При этом все небесные рычаги в наших руках, понимаете? Только регулировать нам приходится не интенсивность холодной и горячей воды, а наши ежедневные сюрпризы. Людям стало подвластно управление температурой судьбы!

– Температурой судьбы?

– Да, термин, кстати, предложен моим покойным братом, Джозефом, – температура судьбы. Счастья и несчастья, беды и радости – все зависит от силовых свойств наших природных экранов. Там, где одним сходит с рук самое невероятное, другим не удаются даже элементарные пустяки, и мы недоумеваем, почему одним без конца везет, а другие напротив – не вылезают из своих затянувшихся черных полос.

– Значит… – Виктор нахмурился. – Вокруг каждого из нас есть своеобразный защитный панцирь?

– Панцирь, кокон, аура, тонкое тело – называйте как угодно, но эта субстанция, действительно, имеет место быть, и главное, что она работает! Ну, а статистическая событийность подобна вездесущим вирусам. Она равнодушна и беспощадна – и без промедления разит ударами в малейшие трещинки на наших экранах, распознавая уязвимые места, выявляя лакуны. Чем больше мы пасуем, куксимся и теряемся, тем хрупче становится защитная оболочка, тем безжалостнее хлещут по ней океанические волны. Иначе говоря, это часть нашего природного иммунитета. Мы сопротивляемся не только вирусам и бактериям, но и ежедневно воюем с мировой событийностью.

Подушечки пальцев Борхеса мягко сомкнулись друг с другом. Чуть позже сошлись и ладони. Доктор напоминал изготовившегося к молитве монаха.

– Бывало у вас так, что вы вставали не с той ноги? Наверняка, бывало. И день не задавался с самого утра: дурное настроение, предчувствие неудачи… На перекрестках при вашем приближении вместо зеленого включался красный, встречные девушки кривили рты, со стола падали вилки-ложки, а ваш локоть то и дело попадал в тарелку с салатом…

Виктор криво улыбнулся.

– Знаю, что такое случается периодически у всех. День невезения, который также связан с нашим физическим недомоганием. А точнее – с ухудшением свойств акспесной оболочки. Даже если вы купите в такой день беспроигрышный лотерейный билет, вы стопроцентно проиграете. А не проиграете, так потеряете искомый билет или у вас его украдут. Попробуете в такой день разложить карты или выкинуть кости, и у вас также получится худший из возможных раскладов. И во всем будут виноваты они – ваши защитные экраны.

– Но почему их свойства могут ухудшаться?

– Господи, какая разница? Можно назвать сотни причин: скажем, не получилось как следует выспаться, накануне выпили лишку или ночью вас укусил инфицированный клоп – мало ли что! Значительно важнее для вас понимать: в этот день, за какое бы дело вы ни взялись, скорее всего, ничего путного не получится, и вы сядете в лужу. Захотите сыграть в азартную игру, непременно проиграете, попытаетесь доказать что-либо начальству, оно пошлет вас подальше, возьметесь за новый проект, и он у вас сорвется. Казалось бы, все безнадежно и мы целиком подчинены судьбе, но это не совсем так. Как выяснилось, событийные флуктуации можно взнуздать, и именно это мы сейчас делаем.

– Звучит фантастично.

– Звучало! – Борхес с важностью поднял палец. – Но сегодня это уже не фантастика, поскольку наша аппаратура реальна – и она работает, а эксперимент с донорами проводится уже на протяжении нескольких лет! Массированным облучением мы, Вилли, разрушаем экраны наших волонтеров. Да, да! Дробим его в куски и заставляем рассеиваться. Если можно так выразиться, человек выходит отсюда абсолютно обнаженным перед житейскими бурями. А далее действует та самая статистика, о которой говорил вам Рупперт. Среди тысяч невидимых кандидатов вы становитесь жертвой номер один, поскольку светитесь самой яркой и вызывающей расцветкой. Мы отпускаем вас в ночь, предварительно окатив люминесцентной жидкостью, и событийность обрушивается на вас, временно оставив город в покое.

– Рупперт толковал о недельном сроке!

– Правильно, это оговаривается специальной строкой в контракте. Но уточню: это не мы так хотим, это – природа. Именно такой срок необходим для восстановления вашего естественного защитного покрова.

– Значит, экран действительно способен восстанавливаться?

– Разумеется! Не думаете же вы, что мы выпускаем отсюда калек, обреченных на бедствия в течение всей жизни? По счастью, природа и здесь работает нашим адвокатом и лекарем. Порежьте себе палец, и через тройку дней рана затянется, нечто подобное мы наблюдаем и тут. В среднем через шесть-восемь дней – человеческий экран в общем и целом восстанавливает свои защитные свойства. Таким образом, фактор риска нормализуется, вероятностные составляющие возвращаются в привычные рамки, а стало быть, и вы вновь обретаете возможность вернуться к нормальной жизни.

– Кажется, понимаю… Я выбываю из игры, а меня подменяет следующий донор?

– Совершенно верно. Сменяя друг друга, вереницы спасателей подставляют себя под событийный водопад. Тем самым мы даем возможность мирным гражданам жить более спокойной и размеренной жизнью.

На какое-то время они замолчали.

– Вы хотите знать что-то еще? – поинтересовался Борхес.

– Да! То есть… – Виктор сглотнул образовавшийся в горле ком. – Если правда все то, о чем вы тут рассказали…

– О! Это абсолютная правда, и в этом вам придется убедиться очень скоро, – Борхес пожевал губами. – Обманывать вас не входит в мои намерения.

– Да, не спорю. Но у меня остался еще один вопрос, – Виктор озабоченно потер лоб. – Если существует некий событийный океан, хотя я с трудом представляю себе, что он собой представляет, то это ведь страшно. Получается, что на рубеже двадцать первого века человек, в самом деле, обретает возможность управлять потоком событийности, а значит, овладевает совершенно новым оружием. Непредсказуемым и способным наносить урон огромному количеству людей…

Борхес вновь его перебил:

– Вы не правы. Речь идет как раз не об оружии, а о чем-то совершенно противоположном. Мы рассматриваем наше уникальное открытие исключительно как средство повышения общественной безопасности. Предельно демократичное – безо всякого социального расслоения, без деления на бедных и богатых, на черных и белых. И замечу, если это и можно именовать управлением, то довольно пассивным. Мы не отменяем судьбу, мы лишь ограничиваем отдельные ее проявления.

– И тем не менее! Вы уже переступили черту, за которой происходит круговорот судеб. То, что казалось неразрешимой загадкой, внезапно приоткрылось… – Виктор никак не мог сформулировать напугавшую его мысль. – Я хотел спросить: неужели вы верите, что подобным образом можно действительно излечить планету от зла?