ДОНОРЫ. Фантастика и приключения

– Вот же буйвол! – потирая грудь, Таппи поднялся с пола.

– Чувствую, насчет комы Рупперт пошутил, – поддакнул Люк. – Наверняка потешается сейчас у экрана.

– Да уж… – Таппи воздержался от комментариев. Вместо этого хмуро взглянул на Малькольма. – Ну? Чего стоим? Работаем!

Кивнув, доктор шагнул к клиенту, привычно распахнул кейс.

Глава 2

Он все еще не понимал, что им понадобилось от него. Лишь догадывался, что спасение в гостиничном номере было организовано неспроста. То есть, в самом начале он вообще об этом не задумывался. Слишком плохо себя чувствовал. Когда умирают, о второстепенном не размышляют. Это позднее в голове заскрипели и заскрежетали аналитические шестеренки, и нелепые версии стали выпекаться одна за другой, а в первые часы он погибал самым противоестественным и некомфортным образом – героически мучился от тошноты, судорог и прочих прелестей того же порядка. Здешние служащие действовали решительно и бесцеремонно: промыв пациенту желудок, напичкали антибиотиками, и около суток он провел без сна, исходя потом, содрогаясь от мучительных спазмов. Размышлять над смыслом происходящего Виктор (а теперь он был Виктором и только Виктором, потому что снова жил и хотел жить) начал только сегодня, когда боли наконец отступили, и впервые он самостоятельно прошествовал по длинному больничного цвета коридору до комнатки, где положено справлять нужду.

Чем можно напугать человека, еще совсем недавно покушавшегося на собственную жизнь? Оказывается, имелись и такие вещи. Кто-то в больничной палате вполне серьезно назвал его донором. Нельзя сказать, что душа у Виктора ушла в пятки, но мысленно он тут же напрягся. В руках невидимых барабанщиков замелькали стремительные палочки, организм сыграл всеобщий сбор. Как всякий обыватель, он был наслышан об ужасах подпольных трансплантаций. Бессердечные охотники бродили черными призраками среди беспечного населения, высматривая среди граждан особей наиболее подходящих по заказываемым параметрам. Вероятно, и он мог им вполне подойти. Не наркоман и не калека, не алкаш и не инфицированный бродяга. К тому же – безработный эмигрант с минимальным количеством знакомых, человек, о котором не всполошатся родные и близкие. Так или иначе, но подобное предположение вызвало у него откровенную дрожь. Приведись Виктору выбирать, он, не колеблясь предпочел был выстрел в висок, нежели перспективу превратиться в объект кражи собственных органов. Кости, глаза, кожа, почки, селезенка, сердце – все сегодня продавалось и покупалось, хотя, сказать по правде, в подобные преступления ему до сих пор плохо верилось, столь черными они казались. По крайней мере, окажись это правдой, Виктор и сам, изведав на войне самое страшное, согласился бы уничтожать черных хирургов десятками и сотнями. Суд для таких, по его мнению, был излишней роскошью. Существ, без содрогания взрезающих на прозекторских столах похищенных детей с их нежнорозовыми внутренностями, способными омолодить какого-нибудь стареющего мафиозо, Виктор попросту не причислял к категорию людей. Потому что есть грешки и есть грехи, есть проступки, и есть преступления. За одно нужно осаживать, за другое – исключительно карать.

Уже через несколько часов он был готов действовать и с трудом сдерживал себя, чтобы не выдать раньше времени возвращающихся сил. Еще и вооружился крохотным ланцетом, беспечно оставленном на столике дежурной сестры.

К великому удивлению, руки у него так и оставались свободными, никто особо не следил за ним, и когда он, нарочито покачиваясь, добрел в первый раз до выхода с этажа на лестницу, охрана не остановила пациента окриками, а за спиной его не защелкали взводимые курки. Тогда окольными путями к Виктору вновь вернулась мысль о казино. Он побывал там всего раз, но успел угодить в ловушку, в которую попадают лишь отъявленные простофили. Виктор проиграл последние деньги и еще остался им должен. Не то чтобы очень уж много, но вполне достаточно для получения власти над человеком, когда в страхе перед грядущим должник соглашается на что угодно. Кроме того, его сразу предупредили о процентах, и если посчитать, то к этому дню сумма должна была набежать весьма изрядная.

Как бы то ни было, но зловещее словечко «мафия» вертелось в голове все назойливее, вытесняя гипотезу о мультитрансплантации и ее кровавых служителях.

Но коли так, если он должник, тогда хотелось бы понять, в каком качестве его поместили сюда? Надеялись поставить на ноги, а после предложить отработать долги? Тоже мало походит на правду. Да и место это напоминало больницу лишь отчасти. Впрочем, не походило оно и на казематы, где порой месяцами отбывают срок похищенные заложники. Разгуливая по просторным коридорам, Виктор все более запутывался в своих невеселых предположениях. И когда вечером за ним явился высокого роста санитар, он ощутил смутное облегчение.

– Вас ожидает Дик Рупперт, – пояснил великан и кивком предложил пациенту следовать за ним. Названное имя Виктору ни о чем не говорило, однако он покорно двинулся за санитаром. Ланцет, тем не менее, перехватил в правую руку, скрывая под рукавом. Что-то подсказывало ему, что крохотное оружие вряд ли понадобится, но верить – верь, а о мерах предосторожности не забывай. Собственная жизнь по-прежнему мало чего стоила в его глазах, однако и позволять рвать ее на куски чужими руками он не собирался.

***

– Забудь о казино, парень! Мы не мелкая шушера, мы – вполне себе законное предприятие и работаем в самом тесном контакте с правительственными органами. – Дик Рупперт стоял у окна, отчего Виктор не мог как следует его рассмотреть. Впрочем, и тот силуэт, который он созерцал, внушал определенный трепет – рыхлая громада под два метра с массивными плечами, с ястребиным профилем и ручищами, как у орангутанга. Голос был под стать фигуре. Рупперт говорил, совершенно не напрягаясь, однако рокочущий его баритон царствовал в кабинете, заполняя пространство до последнего кубического сантиметра. Временами в низкой раскатистой хрипотце слышался неприятный металлический лязг, и лязг этот более чем красноречиво выдавал отношение ко всему произносимому и к тем, кому адресовались сказанные слова. Возникало ощущение, что Рупперт снисходит до собеседника, втолковывая банальные вещи на банальном, привычном случайному гостю языке. О подобных голосах и подобных интонациях, вероятно, во все времена мечтали инквизиторы и мастера пыточных дел, дипломаты и юные командиры взводов. В сущности Рупперт и был командиром. Во всяком случае, замашки его вполне подходили под ранжир командирских. В мирной жизни подобных субъектов именуют «босс», «шеф» или как-нибудь в том же духе, и при всей своей внутренней встопорщенности Виктор чувствовал, что возражать Рупперту ему не слишком хочется. Беседуя с ним, хозяин кабинета все так же стоял у окна, время от времени прихлебывая из бутыли, наполовину прячущейся в огромной ладони. Виктор видел лишь темно-коричневое донце и увенчанное колечком пены горлышко.

– Так что вам от меня нужно? – Виктор постарался, чтобы голос прозвучал твердо, и все равно сравнение оказалось не в его пользу. «Блеяние овечки и рык тигра», – со злостью определил про себя он сам. Пытаясь компенсировать акустический недостаток, Виктор более вольготно развалился в кресле, вытянул и скрестил ноги. Манера Рупперта вести разговор, не отходя от окна, начинала его всерьез раздражать. Отчего-то припомнились фильмы, где следователи допрашивали арестованных, наводя на них слепящий свет ламп. Рупперт к электричеству не прибегал, но и заоконным мутнеющим сиянием не брезговал.

– Я уже сказал: мы работаем на закон. Фактически мы – та же полиция, но… – Рупперт поставил опустевшую бутылку на подоконник и скрестил на груди руки. – Дело в том, парень, что поле нашей деятельности более специфично. Если полицию можно определить как симбиоз закона и дубинки, то мы сочетаем иные ингредиенты.

– Иные? Это какие же?

– Скажем так: пулю и науку.

– Обходя закон, на который вы работаете, стороной? Так вас надо понимать?

– Замечательно!.. А ты, надо признать, складно научился говорить по-английски! – Рупперт хмыкнул, оставляя таким образом выпад Виктора без внимания. – Даже не подумаешь, что русский.

– Так как там насчет закона?

Словно осуждая его напористость, Рупперт покачал тяжелой головой.

– Ты ошибаешься, парень. О законе я выразился совершенно ясно. Мы не только с ним дружим, но, смею надеяться, в самом скором времени сумеем превратиться в его основу. Хотя это не совсем то, о чем я собирался с тобой толковать. Речь ведь идет не о нас, а о тебе, – Рупперт поерзал обширным задом по подоконнику. – Попробую выразиться проще: чего ты хочешь и что ты имеешь? Давай начнем плясать от этого. Кое-что мы о тебе разузнали, и потому могу твердо сказать, что имеешь ты, парень, не очень сладкое прошлое и примерно такое же безрадостное будущее. Вот почему ты уже ничего не хочешь и сам вызвался добровольцем, отправляющимся в ад. Сделаю небольшое признание: так вышло, что моя служба как раз нуждается в подобных волонтерах. Выходцев из России у нас еще не было, – собственно, потому я с тобой и беседую. Но я полагаю, ты нам вполне подойдешь. Думаю, подойдем тебе и мы. Во всяком случае, наше предложение, без сомнения, тебя заинтересует.

– Вы настолько в этом уверены?

– Практически на все сто, – громыхнул голосом Рупперт. – Рассуди сам, твоя жизнь стала тебе в тягость. Фактически ты от нее уже отказался. Мы вмешались в самый последний момент и потому на спасенную жизнь вправе предъявлять определенные претензии.

– Право на мою жизнь?! – Виктора даже подбросило в кресле.

– Поправка к законам штата под номером Джи-2457. Вряд ли ты о ней слышал, но, поверь мне, она существует. Ты порвал свое индивидуальное право, когда проглотил те чертовы таблетки. Еще немного, и тебя бы пришлось кремировать. Тоже, кстати, за счет государства! Но мы вмешались и спасли тебя.

– Да кто вас просил вмешиваться? Это было частным делом, касающимся только меня и никого больше! Ешкин кот! Чьи-то права на мою жизнь… Подумать только! Да пошли вы к дьяволу со всеми своими предложениями!

– Прекрасно тебя понимаю, парень, – Рупперт благодушно махнул рукой. – Но поверь, я знаю и другое: жизнь – штука переменчивая. Сегодня тебе плохо, а завтра, может статься, ты ужаснешься содеянному в прошлом и начнешь все сызнова – как говорят, с чистого листа. Так что искомое «завтра» сейчас полностью в твоих руках. Как решишь, так и будет. Откажешься сотрудничать с нами – пожалуйста. Возвращайся в свою конуру и ломай голову над тем, как расплачиваться с кредиторами. Или доводи свое маленькое предприятие до конца. На этот раз никто тебе мешать не будет, даю слово. И даже таблетки вернут. Их там, по-моему, много еще осталось – как раз хватит. Я уже сказал: выбор за тобой.

Виктору показалось, что Рупперт улыбается. Мавр сделал свое дело, и мавр самодовольно ждал сдачи позиций. Наверняка, подразумевался вопрос: «А что можете предложить мне вы, мистер Рупперт?» Виктор упрямо сжал челюсти. Надо будет – объяснят и без его заискивающих просьб…

Некоторое время Рупперт, в самом деле, молчал. В конце концов, шевельнул крупными плечами, одобрительно заметил:

– А вы мне нравитесь, Вилли. Ей-богу, мы можем сработаться.

Впервые он назвал Виктора по имени и обратился к нему на «вы».

– Так вот, Вилли, взамен мы хотели бы предложить вам работу. Работу весьма необычную, сопряженную с определенным риском. Скажу прямо: возможно, мы даже предлагаем вам смерть, поскольку никто не гарантирует счастливого исхода. Но многое будет зависеть от вас. Повторяю: летального исхода никто не исключает. Однако даже в этом случае подобная гибель не будет похожа на то постыдное мероприятие, что затевалось в гостиничном номере с горсткой зажатых в ладони дамских транквилизаторов.

При этих словах Виктор невольно покраснел. Рупперт же продолжал как ни в чем не бывало:

– В нашем деле смерть носит по-настоящему мужской характер. Зачастую это смерть героическая, а главное, далеко не бессмысленная. Наши волонтеры погибают на боевом посту, как погибает солдат, защищающий свою родину. Они помогают родному городу и делают этот мир чуть чище и светлее. Кроме того, смерть вовсе не обязательна. Семьдесят процентов сотрудничающих с ОПП, как правило, остаются целы и невредимы. В случае ранений мы, разумеется, предоставляем экстренную медицинскую помощь. А в квалификации наших врачей, думаю, вы успели убедиться. Или я не прав?

Виктор скупо кивнул.

– Вот и замечательно, что вы не возражаете. Мы сами заинтересованы в успешном исходе. Вы же, выполнив предписанную контрактом работу, станете обладателем кругленькой суммы в сто тысяч долларов.

– Сто кусков?

– Именно!

– Но вы до сих пор не разъяснили мне сути работы.

Рупперт грузно отошел от окна и опустился в кресло напротив. Лицо у него оказалось гладким, неприятного желтоватого оттенка. Глаза ничего примечательного собой не представляли. Главной деталью внешности Рупперта оставался его хищный ястребиный нос.

– Мы называем это «работать донором», Вилли.

– Донором?

– Именно так. Ибо по сути своей – это ни что иное, как чистой воды донорство. Нет, нет!.. Вы снова меня неверно поняли. Речь идет не о переливании крови и каких-либо трансплантациях. Вы делитесь с человечеством не кусочками кожи и не глазной роговицей, вы делитесь с ним спокойствием и счастьем.

– Не понял?

– Да, Вилли, я не шучу. Спокойный ток жизни – это тоже своего рода капитал, и, как всяким капиталом, им вполне можно поделиться. Вы, конечно, можете заявить, что в вашем случае никаким спокойствием не пахнет, но уверяю вас, вы попадете впросак. В том и заключается парадокс, что даже тогда, когда человек не в состоянии помочь самому себе, он может помочь окружающим. Хотите примеры – пожалуйста! Человек, неизлечимо больной, собирается с духом и отправляется устранять опасную утечку на какой-нибудь атомной станции. Ничем не ухудшая собственного безнадежного положения, он оказывает неоценимую помощь другим людям.

– Вы собираетесь предложить мне службу на урановых рудниках? Или хотите, чтобы я таскал на загривке нитроглицериновые запалы?

– Вы чересчур спешите с выводами, – Рупперт с ухмылкой поскреб поросшую темным ежиком макушку. – Не следует понимать меня столь буквально… То, чем занимается наша служба, достаточно ново и невероятно. Собственно говоря, мы эксплуатируем открытие, до сих пор как следует не изученное, но которое уже сегодня способно приносить обществу ощутимую пользу. Возможно, с точки зрения глобальной этики мы не совсем правы, но я не принадлежу к числу краснеющих по любому поводу моралистов. В конце концов, человек тысячелетиями разжигал огонь и поджаривал пищу, согревая продрогшую плоть. При этом он знать ничего не знал о плазме, ее физической природе и невероятном диапазоне возможностей. Нечто подобное происходит и сейчас. Сегодняшний огонь нашего открытия спасает правопорядок в городе, спасает конкретных граждан, а все остальное второстепенно.

– Что за скверная привычка ходить вокруг да около? – не выдержал Виктор. – Скажите прямо, чего вы от меня-то хотите?