Малинур. Часть 2

Кузнецов скептически покачал головой:

– Знаете, в теории оперативной работы есть одно важное правило оценки событий или действий.

– Очень любопытно. И какое? – учёный хитро улыбнулся.

– Оно полностью соответствует принципу объективности научного познания мира. Насколько бы убедительными небыли выводы, сделанные на основе известных и очевидных фактов, всегда нужно помнить, что есть обстоятельства, неизвестные на данный момент, и могущие этим выводам противоречить в корне. Так вот, при проверке информации об угрозе безопасности или преступлении, указанное правило требует всегда выдвигать не менее трёх версий, её объясняющих. Причём одна из них обязательно должна быть оправдательной. Иными словами, вопреки поговорке: «Если что-то выглядит, лает и кусается, как собака, то – это собака», вывод можно принять за основную версию. Но дабы соблюсти объективность, моя вторая версия – это волк, а третья, оправдательная… ну, как вариант: при работе с красками, помещение обязательно нужно проветривать во избежание токсического отравления, а также визуальных, слуховых и тактильных галлюцинаций.

Учёный громко расхохотался:

– В методологии научного исследования подобное правило тоже присутствует. Однако в нашем случае, я временно вывел за скобки версию о подделке и фальсификации манускрипта. Если предположить, что он подлинный и описываемые события имели место, какая будет Ваша оправдательная версия? Имею в виду, относительно причин уничтожения Авесты Искендером?

– Да их множество. Я просто не очень погружён в исторический материал и не знаю, что об этих событиях нам известно сейчас, но на вскидку могу выдвинуть следующие, – Сергей взглянул в потолок и, словно читая там ответ, предположил: – Пили-гуляли, случился пожар, и дворец сгорел вместе с Авестой, что в нём хранилась. А наутро, в оправдание Александр обосновал пьяный дебош сожжением идеологически неугодной литературы и примитивных образцов варварской культуры. А может, по-пьяне лень было за дровами идти, вот и затопили камин ценными артефактами. Александр же отличался разгульным образом жизни и непредсказуемыми поступками? Помню, читал где-то, что пиры иногда длились неделями, и на одном из них царь учредил приз, в виде золотой короны тому, кто больше выпьет вина. Победитель умер через три дня. А всего тогда померло от интоксикации сорок конкурсантов. Да, всё что угодно могло произойти. Слишком мало фактуры, чтобы сузить проверку до трёх версий, – подполковник улыбнулся. – В любом случае пока неизвестно время происхождения пергамента, какие-то выводы будут заведомо неполноценны. Более того, наличие в тексте информации о событиях, дошедших до наших дней, косвенно указывает, что и автор, не их современник. Он будто намеренно делает манускрипт столь понятным и сенсационным для нас, то есть очень ценным. Согласитесь?

– Хм. Сергей Васильевич, да Вы ретроград! Губите на лету мои попытки выдать желаемое за действительное и придать манускрипту исключительную научную ценность, – Ердоев опять рассмеялся и закашлялся одновременно. – Простите, – постучав себя по груди и успокоив кашель, он отпил чаю, – давно уже пора бросить курить. Вы правы. Но так хочется верить в чудо. Тем более, настолько похожее на правду.

– У меня в последнее время столько чудес в жизни, что уже и не знаю, куда от них прятаться… – Кузнецов махнул рукой, – ладно, это лирика. Профессор, как бы не печально, но, скорее всего, манускрипт – очередная подделка мошенников. Нам в руки попало фото ещё одного пергамента, что пытался продать наш фигурант. Вот оно, – Сергей положил перед собеседником фотографию второго листа из найденного в подвале футляра.

Перед вылетом он сфотографировал оба пергамента и уже в Душанбе, попросил местного офицера по спецтехнике проявить плёнку и распечатать снимки. К сожалению, письмо на первом листе сохранилось намного хуже и на фотокарточке вообще не читалось. А вот текст второго листа, с заклинанием на древнеперсидском языке, оказался вполне разборчив. По крайней мере, уже известные ему слова, Сергей прочёл довольно легко.

Ердоев поднёс снимок ближе к настольной лампе. Сам наклонился к нему, чуть ли носом касаясь глянца фотокарточки. Затем взял лупу и с минуту разглядывал древние знаки.

– Ну, с высокой долей вероятности, – медленно вымолвил учёный, не отрываясь от изучения текста, – могу сказать, что автор использует в письме как минимум три языка… а, не – даже четыре! Вот эти последние строки, гарантированно на древнеперсидском. Я прям сейчас их прочту, – он как ошпаренный подскочил со стула и в несколько шагов подлетел к шкафу, откуда вытащил обветшалый словарь.

– Сразу возьму и греческий, – улыбнулся он, развернувшись назад, на полдороги к столу, – один из языков, древнеэллинский. Сергей Васильевич, заварите ещё, пожалуйста, чайку, пока я вожусь с переводом. У Вас же есть время, надеюсь? С древним фарси я справляюсь минут за пятнадцать, здесь всего четыре строки, – и, не дождавшись ответа, с шумом раскрыл толстенную книгу.

Но только он начал работать, как внезапно хлопнул ладонью по словарю и, восторженно ухмыляясь, уставился на Кузнецова:

– Ахуна Ваирья! – громко воскликнул Ердоев, – Как наилучший Владыка! Я перевёл начало, и дальше можно не утруждаться – это главная молитва зороастрийцев. Аналог «Отче наш» у православных христиан или Намаза у мусульман. Так, а сейчас посмотрим, что здесь у нас за словечки на древнегреческом, – профессор вновь почти упёрся носом в фотоснимок.

Кузнецов сидел молча, уставившись в блестящую лысину пожилого мужчины, обрамлённую, как венком, седыми волосами.

– Что Вы сказали? – неожиданно Ердоев поднял взгляд.

Сергей тряхнул головой, сам не заметив, как произнёс последние слова молитвы, почему-то запавшие ему в голову сразу после первого прочтения:

– Мне удалось перевести эти строки тоже, правда, я решил, что это, скорее всего, какое-то заклинание, – подполковник растерянно смотрел на собеседника.

Тот улыбнулся:

– Нет. Это как раз молитва. Любой бехдин знает её с детства. А последнее слово «дригу», кстати, означает не просто бедный. Скорее всего, ближе будет иной перевод. От него происходит современное «дервиш» – последователь суфизма, самого загадочного и мистического направления ислама. И вот дервиш, уже переводится и как нищий, и как набожный, смиренный человек, идущий путём духовного развития. То есть «пастырь бедных», правильнее будет перевести, как пастырь… не знаю, верующих в Бога, наверное. Ну, как-то так, – и вновь склонился над текстом.

Буквально минут десять профессор шуршал страницами словаря, что-то бубня себе под нос. После чего достал с полки несколько фолиантов и начал сравнивать фотографию с какими-то иллюстрациями в них. Кузнецов всё это время молчал и, словно находясь в прострации, продолжал смотреть, как на лысине собеседника, причудливые отблески света от лампы, то сливаются в одно пятно на макушке, то растекаются по краям, придавая седым волосам желтоватый оттенок.

– Как и думал, – опять внезапно и очень громко, нарушил почти библиотечную тишину хозяин кабинета, – наряду с древними персидским и греческим языками, автор использует арамейскую лексику и египетские иероглифы. Похоже на попытку примитивного шифрования. С двумя последними, я не помощник – придётся привлечь коллег, а вот некоторые греческие лексемы, могу перевести уже сейчас. Хотя должен сказать, что автор, похоже, грек. Персидский используется лишь в написании молитвы, которая, кстати, продублирована и на древнегреческом тоже. А на арамейском и египетском, вероятно, написаны отдельные слова или фразы. Зато на греческом языке изложены целые обороты. Скорее всего, и грамматика текста привязана к этому языку.

Орудуя карандашом в одной руке и лупой в другой, профессор бегло просмотрел несколько страниц словаря и выписал найденные варианты переводимых слов в рабочую тетрадь. С пол минут что-то чёркал в записях, потом опять листал словарь и вновь правил. В конце почесал затылок и, откинувшись на спинку стула, резюмировал:

– Из того, что можно перевести сразу, есть несколько имён собственных и связанных с ними оборотов. В частности: «Никад собрался послать в Экбатаны». Последнее, вероятно, название города в Персии. Скорее всего, о нём идёт речь, а Никад, соответственно, чьё-то имя. Здесь вроде понятно, а вот дальше…, – Ердоев протяжно выдохнул. – Вот ещё одна фраза, целиком на древнегреческом: последний гонец… или посланник придёт…, а может, приедет – и так и так, можно перевести… через одну эру, после смерти… Дзета, – профессор поднял голову и посмотрел на Кузнецова: – Дзета тоже имя собственное, хотя так называется и буква древнегреческого алфавита «Z», а также этим словом обозначается цифра «7». То есть, примерно так получается: «Последний посланник придёт спустя одну эру после смерти Дзета».

Кузнецов продолжал задумчиво наблюдать, как желтизна от лампового света переместилась на тёмный и блестящий лоб собеседника. Тот воспринял прямой взгляд в глаза за признак крайней заинтересованности услышанным, отчего воодушевился ещё больше и вновь склонился над фотоснимком.

– Вай-вай-вай! Какой занятный текст, оказывается! – воскликнул Ердоев через несколько минут. – Автор-то, женщина, гречанка. Сергей Васильевич, слышите?

– Да-да, конечно, – Встрепенулся Кузнецов, выйдя из заторможенного состояния наблюдателя. – Женщина? Почему?

Профессор трясущейся рукой сам налил себе остывший чай и залпом выпил целую пиалу:

– В конце, на древнегреческом и персидском языках написана молитва, – он поставил чашку на стол, – а перед ней такие слова: «Не забывай, что я говорила про мой подарок, и читай иногда молитву, что я вышила на хитоне». Понимаете?

– Глаголы в женском роде?

– Не. По смыслу. Говорится о подаренной рубахе, на которой автор вышил молитву. Конечно, среди эллинов, особенно в армии, были широко распространены эти… ну, Вы меня поняли. Однако не думаю, что какими бы тёплыми отношения небыли между двумя мужчинами, кто-то бы занимался рукоделием с целью его дарения товарищу.

Кузнецов улыбнулся:

– Да кто их там знает, хотя, думаю, Вы правы, – он на мгновение призадумался и закончил мысль: – Мне недавно тоже подарили рубаху с вышивкой, сделанной своими руками. Девушка.

Ердоев хитро улыбнулся:

– Сергей Васильевич – это намёк! Особа явно имеет на Вас виды, поверьте моему опыту, – мужчина рассмеялся: – Я дважды женат, и оба раза будущая супруга дарила мне свои вышивания. Жду приглашения на свадьбу! – он громко расхохотался.

Кузнецов смущённо ухмыльнулся, почувствовав себя неловко, и быстро свернул неудобную тему:

– Профессор, я заберу лично ответ на первый запрос. И, если нетрудно, сделайте перевод этого текста без бюрократических формальностей. Я улетаю сегодня и подготовить официальную бумагу уже не успею. Буду очень признателен, с меня молочный улун.

Учёный согласился, выдвинув условие, что при обнаружении подлинников пергаментов, именно ему они поступят для исследования и экспертизы.

Уже стоя перед дверью, когда хозяин кабинета традиционно снял очки и пожимал руку Сергею, тот поинтересовался:

– Скажите. А Вам не показалось странным, что в первом пергаменте речь идёт о Таис, ратующей за Авесту, а второй, вовсе написан женщиной, которая напоминает адресату о необходимости читать авестийскую молитву?

– Интересное совпадение, но я пока об этом не думал, – Ердоев вернул очки на нос, – надо сначала перевести текст и потом изучить его хорошенько. Много непонятных оборотов и собственных имён. Дзета, Никад, Карун…

– Карун? Вы сказали Карун? – Сергей почувствовал, как от волнения у него похолодела спина.

– Да. Там есть фраза: «Карун – золотая крепость». Никогда не слышал такого названия. Я попрошу коллег вместе поработать над переводом. Надеюсь, в результате, что-то прояснится, – Ердоев ещё раз пожал руку офицеру, не обратив внимание, как вспотела ладонь его гостя.

Глава 2

1983 год.

Сергей вышел из здания и направился вдоль узкой аллеи, что предваряла главный вход в институт. Жара к обеду набрала обороты. Неподвижный воздух висел над асфальтом раскалённым маревом, и редкие встречные пешеходы учтиво прижимались к самому бордюру, расходясь друг с другом в узкой полосе тени, образованной кронами тутовника.

Про сегодняшний вылет Кузнецов профессору соврал, никуда он не летел. Нужно было как-то ему обосновать отсутствие запроса. А клепать очередную залепуху, не хотелось. Ердоев привлечёт к работе коллег, те обязательно растрепятся и, не ровён час, информация о несуществующем уголовном деле всплывёт в самый неподходящий момент. Так что время было, и после обеда, офицер рассчитывал успеть сделать ряд важных дел.

Он взглянул на часы. Скоро телефонный разговор, что позавчера был заказан на главпочтамте. Двое суток назад, его агент на индийский номер сообщил дату, когда Джабраилу позвонит «его советский друг».

В конце аллеи, обильно заляпанной раздавленными плодами шелковицы, величественно раскинул ветки грецкий орех. Старое дерево образовывало крупную тень, что гостеприимно встречала входящих на территорию института. А для уходящих она напоминала жирную точку, означающую конец тенистого рая. Дальше всех ожидало свидание с пеклом открытого пространства примыкающей улицы.