Восемь розовых слонов

– Не вы один, – встрепенулся Рахметов. – Фрейдизм называли «радиоактивными отходами двадцатого века». Владимир Набоков уверял, что психоанализ Фрейда – грандиозное шарлатанство.

Доктор Краузе не реагировал. А я не мог избавиться от прилипчивого ощущения, что угроза зависла не только над пациентами, но и над всеми присутствующими. Я перехватил пристальный взгляд Оксаны. Она смотрела осмысленно, с интересом. Баев и Моретти перед уходом выдали что-то в духе «мы будем жаловаться, пусть не водят нас за нос», но выглядели расстроенными – как и все прочие. Народ не засиживался – люди исчезали из гостиной, как музыканты группы «Наутилус» в финале песни «Гуд бай, Америка». В какой-то миг не осталось никого. Я проводил до крыльца майора Кобзаря и его коллегу из Следственного комитета.

– Не удалось оценить вашего «монстра», Дмитрий Сергеевич, – сообщил Вебер. Он выглядел слегка обескураженным, – Доктор Краузе принял обет молчания? Баба Яга против? Но аура от него исходила – боже мой… Сочувствую вам. А еще по этому делу… – Вебер замялся, – Я внимательно следил за поведением фигурантов. Вы всерьез считаете, что кто-то из них замешан в нагнетании напряженности и убийстве Арнгольта? Не знаю, Дмитрий Сергеевич, не знаю… Я не дипломированный психолог, но работаю на следствии больше десяти лет, и могу вас заверить, что это практически невозможно. Либо кто-то из них гениальный артист…

– Пойдемте, Олег Владимирович, – потянул его Кобзарь, – Будем надеяться, выходные не принесут сюрпризов. Вы пиво пьете?

– А знаете, с удовольствием, – воодушевился Вебер, – Супруга подождет. Давайте с нами, Дмитрий Сергеевич? На Остоженке открылся замечательный ирландский паб со странным названием «Старый валлиец».

Я сокрушенно вздохнул. Кобзарь злорадно хохотнул.

– Не искушаете Тропинина, Олег Владимирович. Ему предстоит непростое окончание вечера. Трупов в деле может добавиться уже сегодня.

Выпроводив последних посетителей, я постоял перед зеркалом в прихожей, одернул пиджак, заверил себя, что двум смертям не бывать, и шагнул в гостиную, из которой проистекало чреватое молчание…

Если в мире и существует недосказанность, то ко мне она в данный час не относилась. Доктор Краузе проорал в мой адрес ВСЁ. Я узнал о себе много нового и полезного. Это был свирепый шквал, торнадо, выплеск самых черных эмоций! Он топал ногами, разбрасывал по гостиной предметы мебели и несколько раз прорывался броситься на меня, чтобы сделать отбивную себе на ужин. Останавливало его только то, что я мог дать сдачи. Я никогда не видел его таким! Доктор визжал, как баба, рвал на груди «тельняшку» за многие сотни долларов и выплескивал в меня такой поток оскорблений, что уши сворачивались в трубочку, а сердце закипало от благородной ярости!

– Что, Дмитрий Сергеевич, вы уже прошли курс молодого предателя?! – изрыгал рулады доктор Краузе, – Езус Мария, какую же змею я пригрел у себя на груди!!! Что я в вас нашел?! Да такие, как вы, даже на органы не годятся!!! Вы жалкая, ничтожная личность! Возомнили о себе невесть что, а на самом деле вы полный ноль, ничтожество, пустое место! Любой олигофрен на порядок умнее вас!!! Какое вы имеете право вести свою грязную игру у меня за спиной?!

Это было самое невинное, что я услышал в свой адрес. Он высказывал обо мне такое, что возмутился бы и мертвец. Я тоже в долгу не остался, защищался и переходил в контратаку.

– Конечно! – кричал я, – Все, что вы делаете – это правильно, и как я об этом забыл!!! Мышкуете со своими чекистами, или с кем там еще, а в это время гибнут люди, на что вам глубоко и искренне плевать! Вы готовы тянуть до последнего, лишь бы вас не трогали! А элементарно раскинуть мозгами – это титану ума не по силам!!! Вы не видите, что процесс уже пошел, скоро доберутся и до вас?! Как это мило: причина нашего с Тамарой Михайловной увольнения – ликвидация работодателя!

Тут он сорвался на мат, и рухнули последние подпорки у моего ангельского терпения! Я прозрел – почему я уже четыре месяца тоскую в этом доме?! Почему терплю унижения, теряю последние нервные клетки, почему мой восьмичасовой рабочий день заканчивается в час ночи – а зарплата… ну, не самая, скажем, высокая в мире! Неужели я за эти деньги не найду достойную, спокойную, не отягощенную нервами работу, где меня будут уважать, ценить и приветствовать ценные инициативы? Плевать на доктора Краузе, пусть его убивают хоть каждый день. Я мысленно возликовал – боже, нашелся повод уволиться! Как же долго я его искал! Именно это я и выпалил ему в лицо: прощайте, господин психоаналитик! Он орал, что туда мне и дорога, могу убираться прямо сейчас, наконец-то, он наймет себе нормального помощника – а не такого, за которого приходится краснеть и все переделывать!

Последнее высказывание меня просто убило. Я стал спокойным, как удав.

– Спасибо, Александр Петрович, я все понял. Если не возражаете, я соберу свои вещи и покину вас прямо сейчас. Вы должны мне за последний месяц. Надеюсь, у вас хватит порядочности не лишать меня жалования за август?

Он тоже сделался спокойным и ироничным.

– Что вы, Дмитрий Сергеевич, как я могу? Комплекс порядочности, который у одного из нас отсутствует, не позволит мне сделать такое. Вы получите свой оклад до последней копеечки… но, увы, только завтра, когда я свяжусь с банком. А последнюю ночь, так и быть, можете провести в этом доме. Как бы противилось тому мое естество.

– Замечательно, – я учтиво склонил голову и покинул гостиную.

Утром в субботу желание уволиться не пропало. Оно окрепло, придало мне сил и желания жить. Сменить среду обитания! Открыть для себя мир НОРМАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ! Всю ночь я бегал от щелкающего зубами монстра в стильном деловом костюме, он хватал меня за хлястик, хрюкал, поддавал в спину рогами и копытами. За ночь в доме не случилось ничего, что поставило бы под вопрос принятое решение. Тамара Михайловна перехватила меня в коридоре, сунула деньги в конверте и умоляла остаться.

– Дмитрий Сергеевич, миленький, – шептала она, размазывая слезы, – не принимайте близко с сердцу, не уходите… Ведь он всегда орет – не вы первый, не вы последний… Останьтесь, прошу вас, на кого вы меня покидаете? Представляете, каких собак он на меня спустит, когда мы останемся одни? А неизвестно, кто придет вам на смену…

– Простите, Тамара Михайловна, но даже в тюрьмах кончаются сроки. Это была последняя капля. Вы сами заметили, я уже кричу на вас и превращаюсь в доктора Краузе. Нам бы этого не хотелось, верно? Мне очень жаль, но надо уходить. Мы с вами еще встретимся, вспомним былые сражения…

Я поцеловал плачущую женщину в щеку и весь исполненный достоинства спустился с лестницы. Двери в гостиную были приоткрыты.

– Дмитрий Сергеевич, вы не могли бы зайти на минутку? – донесся знакомый голос.

– Увы, Александр Петрович. Мы всё обговорили и решили вчера вечером. Всего вам доброго.

Закружилась голова, я почувствовал тошноту… С этого и начались проблемы с памятью. Лишь добравшись до Пресненского вала, я сообразил, что передвигаюсь по городу на «БМВ», принадлежащем доктору Краузе! Сила привычки! Мой развалившийся «Ситроен» стоял на парковке в Митино, куда я купил «абонемент». Я врезал по тормозам и чуть не создал аварийную ситуацию. Спохватившись, добрался до ближайшего разрешенного для разворота участка, вырулил на встречную. Проехав пятьдесят метров, вспомнил, что разучился ездить на метро и прочих видах общественного транспорта. А «Ситроен» требует долгого ремонта. Чертыхнулся, пристроился в хвост легковушке, желающей развернуться. Проехал те же пятьдесят метров по Пресненскому валу и устыдился своей слабости (неужели не доеду на метро?!), снова встал на разворот. И так продолжалось несколько минут. У гаишника, наблюдающего за моими метаниями, похоже, закружилась голова. Правил дорожного движения я, в принципе, не нарушал. Он задумался, стоит ли махать палочкой? Во избежание неприятностей, я вырулил на вторую полосу и вскоре обнаружил себя в потоке машин, идущих на северо-запад. Гигантских пробок в субботу не было. Через час я стоял под дверью в Митино и не мог понять, почему мой ключ отвергается замочной скважиной. И тут пронзило! Я же сдал свою квартиру на три месяца молодому человеку добропорядочной наружности, за которого похлопотал расставшийся с женой сосед сверху! Замки поменяли. Я схватился за голову. КАК я мог об этом забыть?! Что со мной происходило? Ковыряние в замке не осталось без внимания, дверь приоткрылась, показался молодой мужчина в форме топлесс, которому я сдал квартиру. Он смутился. Его торс блестел от пота.