Грязь. Сборник

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, —

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей».

Я вернул книгу на место и медленно побрел на улицу. Дождь прошел, и, погруженный в свои горькие думы о судьбах Родины, я и не заметил, что уже стал наступать вечер. А вместе с ним наступали и новые встречи.

«И что в результате – лопух на могиле? И это – всё, конец? Или наши души бессмертны? Но тогда нам придется ценить каждый прожитый день».

С. Д. Довлатов

Зашел в маленький полуподвальный магазинчик, купил ненужную побрякушку. Зачем? Не знаю. Приду домой, поставлю на стол, может быть, приживется. На улице всё так же кучи народа. Убрав зонтики, люди стали добрее: сейчас они просто идут, не замечая других, некоторые даже смеются и улыбаются. Это туристы, весь город в них. У католической церкви, как всегда, сидят художники и орудуют кисточками или объясняют покупателям прелести уже готовых картин. Ценителей среди покупателей было мало, поэтому даже если вдруг здесь появилась оригинальная «Мона Лиза», то, скорее всего, она пылилась в дальнем углу. Сейчас мода на абстракции и незатейливость композиции. Увидел парочку знакомых лиц и ускорил шаг.

У Гостиного двора столпотворение. А нет, это люди ждут автобус. Как же скучно мы живем, – подумал я, смотря из стороны в сторону на длинное желтое здание двора. А что будет, если его обойти кругом? В этот момент лучики солнца все-таки прорвали густую завесу туч, и я увидел в луже под ногами кусочек чистого вечернего неба: его синева переходила в закат. Прочитав знаки судьбы, я чуть ли не вприпрыжку пошел в обход гостиного двора, помахивая портфелем в руках. Сейчас я выглядел как карикатурный бездельник: ухмылка, горящие глаза, неровный шаг, распахнутое пальто, небрежно накинутый на два оборота вокруг шеи длинный шарф, вольные движения и какая-то туманная цель, неведомая никому, даже мне. Но цель была! Я в нее верил. Вдоль Садовой улицы двор растянулся еще больше, нежели вдоль главного проспекта. Людей здесь немного, улица узкая, тень от здания полностью накрывает ее, холодновато. В витринах, скрывшихся за колоннами, сновали покупатели и зеваки, стояли продавцы и задумчивые охранники.

Я остановился, увидев за стеклом куклу. Фарфоровая, хорошей работы – да, я разбираюсь в них, сам когда-то мастерил, но, конечно, не на таком высокохудожественном уровне, мои работы годились только в театр кукол-уродцев, но, слава бытию, о таких заведениях я еще не слышал. Платье куклы пастельного цвета тонуло в кружевах и белых маленьких бантиках. Как у всякой порядочной дамы подобного происхождения (кукольного), у нее была шляпка. Под цвет платья и сумочки, с длинными полями и изогнутым черным пером, отливающим синевой. По одному взгляду на подобные куклы сразу можно определить их автора по типичным для него приметам или решениям, но порой это сделать еще проще. Как, например, сейчас: я уже видел эту куклу в мастерской знакомой, она ее доделывала и даже дала ей имя: Карина. Моей знакомой уже и не было в живых, сколько прошло? Почти год, да, год. Я провел рукой по своему уставшему лицу. Наверное, бессмысленно было говорить кукле, что ее создательница погибла в метро год назад, как бы выразительно Карина не смотрела на меня. Кстати, как раз здесь неподалеку всё это и произошло, минут 15-20 пешком. Я тяжело выдохнул. И вот уже нет человека, а кукла есть. Я кивнул и помахал кукле. Она осталась недвижимой, а вот охранник, стоявший неподалеку от нее, непонимающе посмотрел на меня. Его усы даже чуть приподнялись от удивления, я уверен, что если бы не стекло, нас разделявшее, он бы непременно завел со мной разговор. Но я показал ему ладони, чем озадачил его еще больше, улыбнулся и пошел дальше. Наверное, сейчас я должен чувствовать себя неловко и уходить как можно быстрее, но когда думаешь о вечных вещах, таких как смерть, то убегать не хочется, потому что некуда.

Через полчаса скитаний я вышел к очередному памятнику истории: на этой площади стояли декабристы. Я похлопал рукой по камню-основанию памятника Петру и огляделся. Деревья уже сбросили листву, все здания вокруг отлично видны, последний раз я был тут летом, когда могучие кроны закрывали все вокруг, поэтому считал сегодняшний вид роскошью. Вся культура на трагедиях, кто пишет о завязке, кто о самом пекле, и до кульминации доходят лишь единицы. Но тут уже в полный голос заявляет о себе новое поколение, а у них там свои войны, свои герои и свои декабристы. Над бывшим зданием сената развивается флаг сегодняшней страны. А что будет завтра? Я немного пошаркал по гранитной крошке, которой здесь были усыпаны все дорожки – мне просто нравился этот звук. Поежился от холодного вечернего ветра со стороны реки. Бросил свою последнюю мысль на эту площадь: «А я ли буду писать романы от счастья, а не от печали?» и пошел обратно к гостинице, в которой нашел своё последнее пристанище Есенин.

Перейдя заполненную машинами дорогу и проходя мимо исполинских стен Исаакия, я снова погрузился в себя и толпу, но почти сразу же налетел на девушку, которая куда-то очень спешила. Я поднял взгляд на спешившую девушку:

– Привет, Маша! – радостно воскликнул я, узнав свою знакомую.

– О, привет, Коля! Отвратительно выглядишь!

– Спасибо, ты тоже ничего.

Мы рассмеялись.

– А у меня как раз есть то, что тебе нужно. Цвет позвал меня на небольшой концерт где-то на Петроградке, сейчас он ждет меня на машине у Адмиралтейства, я уже опоздала, времени нет, ты с нами?

Не раздумывая, я ответил «Да», и вот мы уже несемся обратно в скверик около Сенатской площади. Я неотрывно следую за ее разноцветным рюкзаком, сшитым из разных лоскутов толстой ткани, ей его подарила Сирень. Я сам и не заметил, как мы перешли на бег – моё пальто развивается, ноги несутся, и я уже чувствую себя героем совсем другого жанра. Прохожие оборачиваются и смотрят на нас двоих, таких молодых и еще не обузданных жизнью, с ветром в ушах, проносящихся мимо всего и всех. Я как будто почувствовал жизнь, но она сразу же поникла, когда Маша остановилась у Адмиралтейства и сказала:

– Уехал Цвет!

Она выдохнула и посмотрела на меня:

– Ну, еще раз привет. Какие планы?

Я пожал плечами:

– Посмотри на меня, ты думаешь, у меня есть план?

– Понятно.

И вот мы сидим на остановке. Фонари уже зажглись, и город оделся в свет электричества. Непоэтично, но как есть.

– А почему Цвет не стал задерживаться и ждать тебя?

– Ну, так это его концерт. Ему опаздывать нельзя, по крайней мере, при его сегодняшнем статусе.

– Понятно.

Мы просидели в тишине еще несколько минут и смотрели на проезжавшие мимо машины с ярко зажженными фарами. Портфель устроился на моих коленях, рюкзак – на ее. Затылком я чувствовал холодную прозрачную стену остановки и думал о том, что ничего нового написать не смогу. Всё, что я напишу, уже где-нибудь было, такие же предложения, идеи, слова, герои. Ничего нового, критики сразу это, видимо, поняли.

– Ну и черт с ними.

– Ты про Цвета и концерт? – вяло спросила Маша.

– Да нет, про критиков, хотя, может и про Цвета тоже.

Она посмотрела на меня:

– Это ты из-за них такой растрепанный?

– Наверное… Хотя, тут еще есть причины, ну, сама понимаешь, жизнь там, рухнувшие идеалы…

– Да, да, да, сама вчера хандрила из-за этого же.

– Помогло?

– Сам знаешь.

Мы снова замолчали. Проехали два автобуса, люди входили и выходили. Всё было как всегда. Я встал:

– Пошли лечиться.

– Куда?

– Есть у меня одна идея, как в купол Зингера попасть, но сначала мне надо в Гостиный двор.

– Купол Зингера?

Она пару секунд смотрела на меня, потом вскочила, надела рюкзак, застегнула куртку и сказала:

– Всегда готова.

– Тогда пошли.

Изнутри в торговом центре я не сразу нашел тот отдел с куклой. Мы сделали почти два круга внутри двора, пройдя через все отделы первого этажа почти не отвлекаясь (пару раз Маша зависла над миленькими вещичками и приходилось ее уводить уговорами), пока, наконец, я не увидел то самое место. Вот та этажерка, но без куклы. Я посмотрел вправо и влево, нет ли того самого усатого охранника, но он, видимо, сейчас стоял в другом отделе. Будь он здесь, я был бы полностью уверен, что это то самое место. Остается спросить только у продавщицы.

– Здравствуйте, а тут стояла кукла, что с ней? Ее купили или…