Ночь.
Находили школу танцев
Под одиноким фонарем:
Ни одного учащегося.
Странно.
Прозвали себя словом «драхма»,
Потому что схватывали всё,
Но не руками, а полётом
Мыслей[4 - по одной из версий, дословный перевод слова "драхма" – схваченное рукой.].
Никто не умел из них петь,
У них были только слова,
Только слова, слова,
Слова…
А, слова,
Ах, слова…
Могли быть сильнее всех песен,
Написанных прежде,
Прошедших отбор,
Вошедших в историю.
Войдет ли их СЛОВО в историю?
Сначала отбор,
Сначала отбор…
Дорога привела на площадку у склона,
Внизу шумит ручей.
Ночь. Школа пустует
Под фонарем.
Знакомство
Всё сжимается
и бледнеет, когда
пробивает его час,
я вспоминаю
прежние дни
и плачу.[5 - Поль Верлен «Осенняя песня».]
– Что за человек не позволит себе влюбиться, когда появляется возможность сделать это?
Она сказала это будто в укор мне. Но я сделал вид, что не заметил.
По ночам я всё время просыпался и несколько минут вслушивался в окружающий меня мир, смотря на белый потолок. Я опять здесь. Обычно в той же комнате спало несколько человек. Мой товарищ был среди них. «Он и его друзья» – меня не было в этом названии. Обычно я вскоре снова засыпал, но в ту ночь, удостоверившись, что все спят, я сел на матрас, облокотившись спиной к шершавой стене, посмотрел по сторонам, перевел взгляд на окно, в котором шёл вечный дождь. Даже ночи здесь были серые. Я опять здесь. Я никуда не исчез. Наверное, сейчас мне хотелось плакать, но, в любом случае, это было бесполезно. Я был один.
Под всей толщей Грязи, что плотно затянула меня, я иногда набирался смелости посмотреть наверх. Я видел солнце. Но с каждым разом его лучей становилось всё меньше и меньше. Вскоре из светлого, вызывающего улыбку, у меня останется лишь память. Но до этого момента мне предстояло прожить еще несколько дней. Грязь… Раньше я спрашивал Господа, как я попал сюда, зачем? А сейчас перестал. Всё было и так понятно.
Старый карниз беспрерывно выдавал барабанную дробь под стуком капель. Наверное, в своё время Иэн Кёртис[6 - Иен Кевин Кёртис – вокалист и автор всех песен британской группы Joy Division. Покончил с собой в возрасте 23 лет.] сидел в такой же ночлежке, слушал дождь, трогая свои обессилевшие от несправедливости мира руки и поднимая голову в поисках звёзд. Но над нами всегда был лишь потолок. Так он писал свои песни. Впрочем, а кто сейчас вспоминает о нём. Еще один ушёл, а серый дождь всё идёт. Я знал одного человека, который называл капли дождя слёзами ангелов. Наверное, и сейчас называет. Она всегда была необыкновенной.
Вы видели девушку,
Что сидит у моста и смотрит закаты?
Она там всегда,
Когда светит солнце и тучи ушли.
Она вечера ждёт,
Смотрит на крепость на том берегу.
Глаза распахнуты миру,
А сердце ее бьется так, что невозможно мимо пройти.
Как мы познакомились? Тогда я был открыт тогда миру, а мир – мне. Возможно, так оно и было. Я верил в то, что мне суждено стать писателем. Вот и писал. И читал, очень много читал. Все МЫ были увлечены искусством. Кто-то сохранил это и до сегодняшнего дня, а кто-то пошёл дальше: ударился головой в религию, религию художественного образа. Такие люди верят в то, что искусство спасёт мир. В последний период «той» жизни у меня была небольшая квартирка далеко отсюда. Спальные районы и прочие малоприятные места. Помню, как я читал стихи великих вслух в ночи для себя и Тишины, пока мои челюсти не сводило, а густые слюни не заливали весь подбородок. А я продолжал, продолжал своим пересохшим горлом воспроизводить строчку за строчкой,
продолжалпродолжалпродолжал
пока не терял сознание от недостатка воздуха. Я попросту впадал в состояние высшего духовного экстаза, забывая, что мне нужно дышать. Так я познавал силу СЛОВА.
И вот я написал своё. Мне казалось, что когда я это напишу, то всё измениться. «Молодец, написал», – сказал я себе и отправился искать место для презентации своего детища. Знаете одно из многих кафе в этом городе? Конечно, знаете, их же много, а я прошу вспомнить только одно. Любое. Они ничем не отличаются друг от друга. Надел костюм, туфли, улыбку, взял в руку стакан воды и начал. В те два часа моё сердце совершило собственный забег в пустыне километров на тридцать – так сильно оно обилось. Я обливался потом, руки тряслись, но я продолжал, стараясь закопать своё волнение как можно глубже. Но оно быстро выкапывалось обратно. Конец. Аплодисменты. В целом людям понравилось. Мои слова стали звуком, прозвучали в этом мире, я был рад этому.