Грязь. Сборник

– Я понимаю.

Мы сидели с ним еще несколько минут. Он приходил в себя. Я смотрел на фонарь над нами. Скоро отправляться в путь, нужно встретится с каким-то надушенным владельцем концертного помещения на Лиговке. Кто же встретится мне на нём?

Глава 2. Четыре левых часа

Вл – 31, Ва – 34, Х– 36, Вв, Д – 37.

Приезд Зарёва был обычен и предсказуем ровно до того момента, пока в пятничный вечер в «О, Рама!», обсуждая великих писателей, которые жили на ближайших улицах, Цвет не воскликнул:

– Мы устроим свои три левых часа!

Он даже вскочил на месте и поднял руку с вытянутым указательным пальцем, показывающим на потолок. Все собравшиеся снизу вверх посмотрели сначала на Антона, потом на его палец, следом на потолок со множеством лампочек и снова вернулись к Антону. Два ближайших столика тоже обернулись на этот резвый возглас и с интересом ждали продолжения. Цвет торжественным взглядом обегал недоумевающие лица друзей. Он, конечно, слыл авантюристом, но не до такой же степени: замахнуться на главную акцию ОБЭРИУТов.

– Свои три левых часа! – повторил Антон. – Сделаем… четыре часа искусства – новый век требует больше времени!

Три левых часа прошли 24 января 1928 года в нескольких улицах отсюда, вызвав большой ажиотаж. В тот день Введенский, Хармс, Заболоцкий, Вагинов, Бахтерев – светила Объединения Реального Искусства – вышли в народ, дабы произвести революцию. Хармс въехал на сцену, сидя на шкафу. Где-то за кулисами в позе «засадного» хищника притаилась балерина Попова, готовая при первом появлении Вагинова на сцене броситься к нему и начать танцевать. Пытаясь показать свою изюминку и одновременно не проиграть Хармсу в скорости (в случае начала серьезного заезда) Введенский влетел на сцену на маленьком трехколесном велосипеде – он был самим олицетворением серьезности. В тот вечер ОБЭРИУты и К° показывали крайне абсурдную пьесу и до невозможности реалистичный фильм. Получилась ли у них революция? Вне всяких сомнений.

– Понимаешь, – заговорил своим серьезным голосом Мирон Игнатьев, интеллигент от мозга до костей, сторонник классики и рифм. – Есть одна проблема.

Он посмотрел на собравшихся, несколько раз кивнул головой, подтверждая какой-то свой внутренний монолог, и разразился:

– Эти часы проходили в Доме печати, а там сейчас музей Фаберже. Частники нас не пустят.

– Да и черт с ними! – с поистине бушующим запалом, характерным для героев Гюго, ответил Цвет. – Найдем, найдем! И выступим. Без левых и правых – одним братством! Конечно, беспощадный зритель не даст нам поблажек за то, что мы только начинающие. Надо будет блистать всем, чем сможем!

– И даже больше! – взмахнул рукой Златоусцев.

– В память о Былых и с мыслями о Своих! – продолжал Антон. – А есть ли среди нас лидер? Нет.

– Все равны перед лицом Старухи! – подхватил Мир.

– Да, да, да! – кокетливо промяукала Маша.

– Даняяя, ты с намииии? – пропел Цвет.

– Думаю, да. Скажите что делать, поддержу, – как всегда просто ответил Брек.

– Коля?

Зарёв с ухмылкой посмотрел на друга.

Тот подмигнул и добавил:

– Без тебя никак.

Николай медленно кивнул головой.

– Ура! Ура! Ура! Все в бой! – подытожил своё выступление Цвет и плюхнулся на своё место.

– Только вот я через пять дней должен уехать, – опустив взгляд, сказал Николай. – Но в подготовке помогу!

– Слышали? – звонко зазвучал Машин голос. – У нас есть пять дней. На пятый – уже выступление. Никуда ты уехать от нас не успеешь!

Она показала Коле язык и засмеялась.

– Решено! – Антон положил свою руку в центр стола.

– Решено! – отозвался Кирилл и положил руку сверху.

– Решено! – женская ладонь легла в центр.

Без лишних слов к этому ритуалу приобщился Даниил. Но под давлением взглядов, добавил:

– Решено.

– Решено! – бодро присоединился Николай, поймав общий настрой.

Пять рук в центре, все оборачиваются на шестую.

– Вот он – вызов времени, – обращаясь к каким-то высоким материям, в задумчивости проговорил Мирон, и после паузы положил свою руку.

Друзья сидели бок о бок, наклонившись над столом, смотря на радостные лица, держа руки друг друга, и чувствуя свою весомость, силу, и веря, что эта авантюра непременно получится.

И что дальше?

А дальше закипела работа.

Помещение нашли за два дня. В основном этим занимался Мирон. Остальные же активно занимались подготовкой, попутно готовясь ко всем вариантам развития событий – рассматривался, в том числе, вариант с выступлением на улице. Штабом безымянные «ОБЭРИУты» назначили хостел. Его самая дальняя комната стояла заброшенной. Ее уже несколько лет собирались отремонтировать, но каждый раз что-то шло не по плану и таинственные владельцы этого места благополучно забывали про нее. И только сейчас стало понятно, зачем судьбе-проказнице понадобился такой долгий и хитрый план.

В первый же день комната в двадцать пять квадратных метров была условно поделена на несколько секций. Самой маленькой был угол слева от двери, в котором засел Даня, принеся в два захода свой компьютер. Здесь он занимался оформлением плакатов грядущего мероприятия. Успеть надо было к вечеру – в десять часов, сразу после закрытия типографии на Садовой, его ждал там приятель, готовый под покровом ночи напечатать пару сотен пестрых листов. На восьмой час работы Даня взвыл. У него постоянно кто-то стоял за спиной и давал советы. Потом этот кто-то уходил, приходил следующий и ему кардинально не нравились решения предыдущего советника. Только походы за энергетиком и периодические перекуры в вентиляцию туалета помогли ему довести дело до конца.

Но буквально в последний момент, когда Берк был готов выбежать с диском из хостела, проскочила мысль, наиболее лаконично выраженная в восклицании Маши:

– Ой, а адрес-то? Ааадреессс!! – кричала она вслед Даниилу.

Действительно, адреса предстоящего действа еще никто не знал. Поэтому Даня махнул рукой, позвонил приятелю, отменив «тревогу», и пошел спать домой.

В тот же день у окна был обнаружен старый диван. Навалив на него досок, взятых на ремонте через дорогу, друзьями была создана пошатывающаяся, но достаточно высокая сцена. Было решено репетировать здесь. Первым на помост взошел архитектор сего творения – Антон Цвет. Его приветствовали горячие аплодисменты. Спев в шутку арию из известного фильма, он констатировал с неким удивлением: «Конструкция держит». Дав последнюю рекомендацию «По двое не вставайте», он скрылся в коридоре, устремившись к новым, ведомым только ему, задачам. В итоге у окна сложился интересный кружок. Окрестности дивана на постоянной основе заняли музыканты из группы Цвета, а также Маша с гитарой и плакатом Леннона. Постоянно туда подходили господа поэты, чтобы взобраться на сцену-диван и прочитать стих, который они собираются закинуть в массы. Музыканты оценивали. Это был контроль качества. Они учитывали всё: сюжет, образность, мелодичность, выразительные средства, интонацию, позу, стойку на одной ноге, сбивчивость и внешний вид выступающего. Это был строжайший контроль качества. В случае с поэмой они с удовольствием подыгрывали на инструментах, порой приводя читающего в состояние тихой злобы, потому что «Ну как можно в этот момент брать такую высокую ноту?!» И тогда уже их мастерство ставилось под вопрос. Это был контроль с обеих сторон. Но по итогам совместное творчество приносило всем удовлетворение.

Центр комнаты заняли художники. Изначально ответственным за этот сектор был назначен Златоусцев, однако приходил он всего два раза и ненадолго. Зарёв еще тогда не знал причины такого поведения Кирилла. Таким образом, художники творили в полной свободе, редко прислушиваясь к советам. Их главной задачей были декорации. Стайка девушек-студенток третьего курса художественного института при поддержке праздно шатающихся творцов, среди которых был и Николай, с энтузиазмом взялись за дело. Еще вечером было решено: программа максимум = чтения стихов + инсценировка отрывков прозы (каждая сцена должна переходить из одной в другую) + танцы (не важно какие, не важно как, не важно с кем, главное – танцы) + кинематограф (минут на -дцать) + салют в честь проигравших. И декорациями ко всему этому должны были заняться художники. Как же хорошо, что через дорогу всё еще делали ремонт – гора фанеры и палок быстро таяла под напором искусства.

Декорации нужно было где-то сушить и составлять. Поэтому в первый же день весь внутренний двор был заставлен сохнущими пестрыми фонами, накрытыми сверху прозрачной плёнкой, позаимствованной всё у тех же строителей. Здесь на первый план выступил принцип: мы сами несем ответственность за свои культурные объекты. Выставлять творческие работы на улицах очень небезопасная для них затея. Однако творцы свято верили в свою удачу, порядочность людей, и сами периодически поглядывали во двор из окон кухни.

– Давайте снимем фильм! – раздалось в дверях комнаты.

Зарёв сразу же подключился:

– У меня есть кое-что лиричное.