Грязь. Сборник

– Сегодня обязательно на страничке выпущу пост для тебя с продолжением своего основного произведения, – сказал я, идя рядом с ней.

– Лично для меня? Угу! Нет, что касается вводной части, так я его прочитала вот что я тебе скажу, – она стала серьезной и выдержала паузу. – Я хочу продолжения. Очень захватывает. Я как будто прогулялась по всем описанным местам Питера, а это мой обожаемый город. Поэтому очень круто. Мур.

– Обожаю, когда кошечки мурлыкают, – я погладил ее по волосам. – А если Питер твой любимый город, то ты попала по адресу, там его столько будет…

– Кайффф – протянула она и прижалась ко мне. Я синхронно обнял ее и мы продолжили медленный путь по берегу.

– Знаешь, я ведь это прочитала своей маме еще. Она в восторге и сказала, что это безумно красиво. Мы хотим продолжения, – она подняла голову и широко улыбалась. – Я готова тебе помогать с написанием, это ведь так круто. Могу, например, покидать фоточки из Питера.

– И обязательно их про комментировать.

– Обязательно, обязательно. Знаешь, мне очень приятно, что в этой жизни не только самым родным важно моё мнение! Я польщена.

– А я улыбаюсь.

Вместо ответа она снова подняла голову: ее белеющая в сумерках улыбка не слезала с лица.

Через несколько минут она остановилась и спросила меня:

– А ты вот пишешь про любовь, а сам ты испытывал такие чувства?

– Да, и увы, – уклончиво ответил я.

– А почему увы? – отстранилась она, с беспокойством смотря на меня. – Для меня это так хорошо. Я вот свой выбор сделала и не думаю, что уже передумаю.

– Да была одна история.

– Расскажи, – попросила Лаура.

Я посмотрел в ее глаза. В отблесках фонарей в них читалась тревога. Я отвернулся и подошел к кромке воды.

– Это было…годы назад. Произошло в ясный вечер 11 июля в Питере. Да-да, все дороги ведут в Петербург. Я познакомился с ней в доме сказочника, среди друзей это место зовётся замком, но на самом деле это обычная петербургская студия, полностью забитая скульптурами, картинами, старинной мебелью, музыкальными инструментами, костюмами… На мне в тот день были брюки в полоску, которые я не любил, и рубашка, которую я тоже не любил. А вот пиджак и обувь обожал. «Так что не всё так плохо,» – говорил я себе. Мне тогда сложно было с самим собой. Так вот, был пятничный вечер, в гостиной собрались друзья сказочника, десятка два человек. У него много друзей, оттого каждый вечер их состав меняется. И я увидел её. Она стояла у камина, прекрасная девушка, что улыбалась самой светлой улыбкой на свете, у нее выглядывали резцы, улыбка получалась неровной и в этом было ее очарование. Я в те годы почти не улыбался, у меня до сих проблемы с широкой улыбкой, я просто не могу улыбнутся широко. А вот она… У нее были очень чувственные глаза, а еще она так мило прикусывала губы. Даже я, скромный малый, хотел на нее смотреть и смотреть. Она была скрипачкой и в тот вечер играла на этом инструменте, а я слушал. Мы встречались взглядами и смеялись вместе. Это была не искра, а пожар. Два совершенно незнакомых человека в замке волшебника… Поговорить нам не удалось, всё время кто-то или что-то мешало. Она только успела сказать своё имя, но от волнения я его забыл. А потом вечер закончился, я вышел из подъезда и увидел ее на другом конце улицы, она клала свою скрипку в багажник, и наши взгляды встретились. Но мир гнал нас, мы отвернулись, пошли каждый в свою сторону. Я заворачивал за угол и посмотрел назад. Она застыла у двери в машину и смотрела на меня. Я запомнил этот момент на всю жизнь. Только свернув за угол я понял, что, наверное, больше ее никогда не увижу. Слепой дурак, – говорил я себе. Осознание этого свалилось только сейчас. Я с ней больше не виделся.

– Я… поражена. Я даже и не знала… В школе я и подумать не могла, что ты так пишешь и испытываешь такие чувства, ведь такую историю любви не увидишь даже в романах. Наверное, здесь и не надо ничего больше говорить.

Она обняла меня со спины.

– Не думай о плохом и постарайся отвлечься, смотри дальше горизонта, – прошептала она.

Мимо проплывал сухогруз.

Мы вдвоем босиком шли по остывшему песку и вскоре наше внимание привлекло что-то светящееся впереди. Чем ближе мы подходили к этому, тем дальше Лаура становилась от меня. Всё ее внимание захватил этот предмет. Она отбежала от меня и села на песок рядом со свечением. Подойдя, я услышал тихий треск и разноцветные фильмы на экране телевизора. Они сменяли друга каждые несколько секунд, среди хаоса звука и цвета я не мог разобрать ничего. Лаура неотрывно смотрела туда, чуть приоткрыв рот. Я сел рядом. Здесь же прямо в песке росла земляника. Странное место. Я решил оставить всё как есть и не рвать ягоды. Наверное, это был подарок судьбы, но я отказался от него. Я почти всегда отказывался от помощи.

В последний раз, когда я видел своего друга, но протянул мне руку и сказал:

– Будут проблемы, звони.

Он был поглощен бандитской романтикой, а я стоял на пороге открытия битников. Наши пути уже года два как разошлись. Я пожал ему руку и что-то промямлил в ответ, всё это казалось несерьезным. Теперь я все чаще начинаю думать, о том, что в этом и есть моя проблема.

Лаура уткнулась в телевизор. Ее молчание и безразличие мне не нравились. Я дотронулся до ее руки: холод гулял по ее телу как прохладный ветерок по утру.

Не зная, что делать, я начал массировать ее голые плечи. В моих руках они казались такими маленькими и невероятно приятными на ощупь. Я настойчиво мял их, не забывая о нежности, которую необходимо проявить, касаясь самого красивого цветка в саду. Она чуть наклонила голову в бок и замычала от удовольствия. Она прикрыла глаза и вышла из-под власти экрана. Её плечи разогревались, становились мягче, усталость и напряжение уходили до тех пор, пока она не откинулась назад, прямо на мою грудь.

– Этот телевизор мне ничего не скажет, а так надеялась, – тихо прошептала она.

– И что же ты хотела, чтобы он тебе сказал?

– Что будет рассвет, – она повернулась ко мне, и я отпустил ее плечи и подался назад, садясь на песок, – Эта ночь так свежа, но она и пугает меня. Мне нравится, когда я слышу плеск воды, но сейчас я не вижу её, и это беспокойство для меня.

– Каждую ночь происходит одно и то же: темнота плотно накрывает нас своим толстым шерстяным одеялом, а каждое утро…

– А каждое утро всё по-разному, не знаешь, с чем проснешься, и что будет за окном: шерстяное одеяло спадает под кровать.

– Так ты боишься утра? Боишься узнать, что вдруг стены спальни рухнули, пока ты спала?

– Да, – и в ее голосе раздался надломленный треск разлетающегося на осколки горного хрусталя.

– Но телевизор же не сказал, что будет рассвет. Чего боятся?

– И правда… – Лаура взялась рукой за голову. – Я просто устала. Ничего позитивного, настроение вечерами ниже минус десять. А еще люди, находящиеся рядом, оказываются мерзавцами и уродами. Я уже не хочу улыбаться.

Олицетворение радости и позитива на глазах рассыпалось, смешиваясь с этим темным в ночи песком, становясь почти неотделимым от него – холодного и бесформенного. Я заметил, как на ее пальцах выступают маленькие капельки крови.

– Я здесь.

Я взял ее за руку. Наши взгляды устремились вперед, сначала к реке, потом за нее, через чернеющий берег куда-то далеко-далеко. Я крепко сжимал ее руку, наконец-то почувствовал ее, ее настоящую. Такая ночь стоит тысячи дней тяжелого труда и лишений. Мы так и сидели, а потом обнялись, понимая, что сейчас, на самом деле, целуемся жарче любых влюбленных: они слепы, а мы прозрели. И её красота не имела в эту ночь никакого значения; дело было не в этом. Все мы одиноки под луной.

Преданные люди

Рассказ для двух сердец. И одной рыжей кошки.

Давая клятву,

Что волны не вернутся

На Мацуяму,

Мы рукава друг другу

Дыханьем осушали.

Киёхара-но Могосукэ, один из «Тридцати шести бессмертных» поэтов Японии.

Крылья бабочки.

Лёгкие, тонкие. Цветки, сорванные со своих мест божественным дыханием. Неслышно они накрывают зелень пёстрыми огоньками, в чьём пламени сгорают целые поля и равнины. Ослепительно-белый с вершин гор, красный цвета заката и восхода на море, фиолетовый – глубоко-бархатный и зачерпнутый с небосвода в ночную пору, голубой – цвет самого неба, цвет мироздания, перламутровый – переливающийся, словно живой, раскалено-желтый, обжигающий своим теплом – маленькие разноцветные язычки пламени колышутся от поцелуев ветра.

Парочка туристов этим пасмурным днём медленно вошла на территорию благословенного парка. Сухой старик-европеец шёл, опираясь на трость, по большим камням-плитам, уходящим вглубь парка. Под руку его держала молодая девушка со светлым каре и складной фигурой. На вид ей было лет двадцать, но кто сейчас даст точный возраст подросткам? Растут по часам, а не как их предки.