Те, кого мы любим, не умирают. Том II

Наступило 5 сентября. В 08:30 утра, когда офицеры ещё завтракали, начался обстрел позиций. Нисколько не смущаясь, они спокойно продолжили трапезу, зная, что унтер-офицеры, оставив в окопах только наблюдателей, остальных солдат спрячут в укрытиях. Обстрел продолжался мучительно долго, 1,5 часа. Ожидание того, что снаряд попадёт в блиндаж, изматывало морально. Казалось, проще ходить в атаку, чем просто сидеть, безропотно ждать своей участи, и поэтому, когда после прекращения обстрела тревожно засвистели свистки унтер-офицеров, возвещающие о начале неприятельской атаки, Арнатский с радостью выскочил из блиндажа в окоп. Заняв своё место согласно боевому распорядку, он осмотрелся. Густая шеренга германских солдат двигалась по нейтральной полосе под огнём французской артиллерии, неся большой урон, который, впрочем, их не останавливал. По окопу по цепи пронеслась команда командира роты:

– Стрельба по противнику пачками![22 - «Стрельба пачками» – это команда режима огня максимально большой плотности,] – подпоручик прильнул к прикладу своей винтовки. – Огонь!!!

Раздался длинный свисток, а затем дружный гулкий залп, заработали пулемёты. Не выдержав плотного огня, немцы залегли, стали пятиться назад. Но тут в дело подключились тяжёлые пушки противника, пытаясь подавить огневые точки французов, завязалась артиллерийская дуэль. Воспользовавшись этим, немецкие цепи вновь устремились к позиции первой роты. И вот уже штурмовые колонны, преодолев проволочное заграждение, готовы ворваться в окопы, как вдруг справа и слева с криками: «Вот мы, русские!» – солдаты второй и третьей роты кинулись в штыковую атаку на помощь своим товарищам. Не ожидающие такого удара, немцы остановились, а затем и вовсе побежали обратно, теряя убитых и раненых. Отказавшись от преследования, солдаты вернулись в окопы. Это было сделано вовремя, так как полковая артиллерия немцев открыла огонь по позициям русских, вновь пытаясь нанести урон проволочным заграждениям, окопам, и подавить пулемётные точки, заставляя искать укрытие от смертоносных осколков.

Через десять минут всё стихло и в наступившей тишине раздался истошный крик: «Германцы рядом!!!» Выглянув за бруствер, Владислав оторопел: немцы находились буквально в 50 метрах от окопа. Воспользовавшись барражным огнём[23 - Барражный огонь – представлял по своей сути заградительный огонь, с той лишь разницей, что его использовали внезапно на участках, удобных для наступления.] своей артиллерии, немцы приблизились к русским окопам почти вплотную. И как только пушки смолкли, они молча кинулись в атаку. Навстречу им захлопали разрозненные выстрелы, с правого фланга застучал, но тут же захлебнулся пулемёт. Вместо пулемётной позиции слева от подпоручика в метрах двадцати дымилась воронка, прямое попадание.

«Надо достать резервный пулемёт, – мелькнула мысль в голове офицера, – он рядом, в блиндаже, иначе сомнут нас».

– Карабаев, со мной, – скомандовал он ближайшему к нему солдату, бросаясь к пулемётной позиции.

Он не успел пробежать и десяти метров по окопу, как над головой раздался громкий клич немецкой пехоты: «Гох!» На бруствер окопа выскочило пять солдат противника в стальных рогатых касках, похожих на перевёрнутые кастрюли. Рядом раздался выстрел, один из атакующих дёрнулся всем телом, запрокидываясь на спину.

– Держись, вашбродь! Сейчас мы их встретим штыками! – крикнул взявшийся из ниоткуда, как показалось Арнатскому, солдат, занимая место рядом с офицером, выставляя штык своей винтовки вперёд.

Идущий следом за ним Карабаев, замешкавшись от неожиданности, споткнулся, падая на дно окопа. Пока он пытался встать на ноги, в траншею спрыгнул немецкий солдат, с размаху всаживая ему в спину штык-тесак, который застрял между позвонков и никак не хотел выходить из тела, несмотря на все усилия. Это всё долей секунды пронеслось перед глазами Владислава, потому что его внимание было приковано к германскому солдату, что ринулся на него вниз с бруствера. Но сегодня повзрослевший юноша был морально готов к схватке, отклонившись от удара противника, он, словно крестьянин на сенокосе, что поддевает вилами сноп сена, так же поддел штыком снизу-вверх тело врага и, поднатужившись, оторвав от земли, бросил справа от себя на дно окопа. Получилось очень удачно, потому что тело пронзённого штыком, падая, подмяло под себя того, что, заколов Карабаева, справился, наконец, с винтовкой, выдернув её из трупа. Германец от неожиданности завизжал, пытаясь выбраться из-под навалившегося на него убитого сотоварища. Не теряя времени, Владислав ринулся вперёд, занося винтовку для атаки, не раздумывая нанёс колющий удар в перекошенное от страха лицо противника. Штык, пройдя сквозь глаз, застрял в черепе. Не успел он выдернуть штык, как тупой удар в спину опрокинул его навзничь.

«Всё, конец, сейчас добьёт штыком! Сима, прости!» – только и успел подумать он, внутренне сжимаясь, готовясь к смертельному удару.

– Вашбродь, жив?! Встать сможешь?! – раздалось над ним.

Он открыл глаза, повернулся. Над ним склонилось знакомое лицо солдата:

– Ильин?! – радостно воскликнул он. – Да жив я, жив! Спасибо тебе! – продолжил Арнатский, понимаясь на ноги.

– Ну, слава богу! Думал, не успею, – и, пнув ногой труп немецкого солдата с раскроенной головой, добавил: – Он уже штык опускал на вас, а я ударил наудачу. А теперь, вашбродь, нашим надо помочь.

– Нет, Ильин, за мной! Нам бы вон к тому укрытию пробиться, там есть пулемёт, надо его установить, – и, выхватив из кобуры свой пистолет, двинулся по дну траншеи. Солдат последовал за ним.

Быстро преодолев оставшиеся метры, подпоручик нырнул в блиндаж. Там шла драка не на жизнь, а на смерть, трём германским солдатам противостояли двое наших. Так как пространство было небольшим и не позволяло применить винтовки, дрались голыми руками. Недолго думая, Владислав несколькими выстрелами из револьвера уложил на пол двух вражеских солдат. Третьего, оглоушив, связали общими усилиями.

– Ильин, хватайте пулемёт, патроны и за мной, – скомандовал Арнатский, выбегая наружу.

В траншее шла рукопашная бойня, сопровождаемая криками, предсмертными стонами.

– Пулемёт поставим вот там, в воронке, – указал он рукой появившимся следом за ним в окопе солдатам.

Пулемёт установили в считанные секунды. Отстранив солдат, Владислав сам сел на место наводчика:

– Ильин, подавай ленты, а вы, – обратился он к солдатам, – сделайте так, чтобы к нам никто не приблизился.

Зарядив ленту, Владислав взглянул на поле перед окопами сквозь прорезь прицела. Несмотря на плотный огонь соседей, 2 и 3 рот, немцы, стараясь упрочить свой прорыв, стремились к позиции первой роты, которая дралась уже в своих окопах. Прицелившись, Владислав нажал гашетку[24 - Гашетка – Устройство для приведения в действие спускового механизма огнестрельного оружия (обычно автоматического).]. Равнодушно-спокойно застучал пулемёт, выпуская десятки пуль в сторону врага. Как опытная швея ведёт нитку по шву, так и он аккуратной строчкой вёл огонь, отсекая атакующие цепи от своих окопов. Вражеские солдаты падали как подкошенные, не доходя до русских окопов буквально трёх метров, Ильин только успевал менять ленты. Ствол пулемёта быстро нагрелся, из-под кожуха стал вырываться пар.

– Ильин, срочно нужна вода! – закричал подпоручик. – Иначе мы сейчас заглохнем.

Солдат убежал. Тем временем лента закончилась, а кипящая в кожухе вода уже стала выплёскиваться бурлящими пузырями наружу. Во избежание окончательного перегрева ствола пришлось спустить кипяток на землю. Тем временем, воспользовавшись паузой, немецкие войска попытались возобновить атаку, но им навстречу понеслось громогласное «УРА!». Это подошедшие из резерва две роты, 14 и 15, перешли в контратаку, поддерживаемые с флангов второй и третьей. Вновь завязалась рукопашная схватка на нейтральной полосе. Немцы, в который раз не выдержав штыкового удара русских, отступили. И сразу же в дело включились пушки с обеих сторон, вновь завязалась артиллерийская дуэль, которая закончилась через некоторое время победой французских канониров.

Тем временем Ильин принёс воды. Пулемёт, дабы его не повредило осколком, спустили на дно воронки, заправили водой, зарядили лентой. Закурили.

– Ох и ловко же вы стреляете, вашбродь. Немца накосили уйму, – сказал, довольно затягиваясь папиросой, Ильин.

Арнатский ничего не успел ответить, потому что перед ними возник командир батальона Ивановец.

– Кто был за пулемётом? Кто, я спрашиваю?! – взволнованно вскричал он.

Ильин подскочил, вытягиваясь в струнку, приложил руку к фуражке:

– Дак вот, господин подпоручик, – несмело ответил он, указывая на медленно поднимающегося офицера.

– Голубчик вы мой, Владислав Семёнович! – восторженно вскричал Ивановец, заключая Арнатского в объятия. – Да вы наш спаситель! Как вовремя, как вовремя! Если бы не вы, смяли бы нас германцы, как есть смяли бы. Молодец! К Станиславу[25 - Орден Святого Станислава (три степени) – орден Российской империи с 1831 до 1917 года. Самый младший по старшинству в иерархии государственных наград. Девиз ордена – «Praemiando incitat» («Награждая, поощряет»).] представлю вас, подпоручик, – выпуская его из своих рук, добавил подполковник.

Оторопевший от такого проявления чувств, как ему казалось, бесчувственного человека, Владислав только и смог произнести:

– Благодарю вас, господин подполковник. Но только я не один был, мне солдаты помогали.

– И солдат тоже представим к медалям. Подайте список по команде. И вот что ещё, голубчик, возьмите временно под командование пулемётную полуроту, у вас отлично получается. Кажется, мне, что этим сегодня не закончится день.

– Позвольте, а как же прапорщик Фёдоров?

– Прапорщик Фёдоров погиб, к сожалению. Так что принимайте полуроту. Шалтурину я сообщу. Дополнительные пулемётные расчёты с вооружением пришлю через полчаса. Честь имею! – Ивановец приложил руку к козырьку фуражки. – И ещё раз спасибо вам, подпоручик, от всего батальона!

Когда командир батальона ушёл, Арнатский отряхнулся от пыли, приводя себя в порядок.

– Ильин, – обратился он к солдату, – с пулемётом справишься без меня?

– Так точно, вашбродь, – ответил бодро солдат.

– Хорошо, – продолжил офицер. – Пока тихо, пойду, проверю остальные точки, ты же бери себе в помощники этих двух, что из блиндажа. Пусть медали до конца отрабатывают. Если атака начнётся в моё отсутствие, не торопись, жди общей команды и тогда открывай огонь. Твоя задача не пустить врага к траншеям. Справишься?

– Постараюсь, вашбродь!

– Вот и славно. А я проверю и вернусь.

Оставив Ильина у пулемёта, подпоручик двинулся в сторону командного пункта (КП) роты. Тем временем солдаты под руководством унтер-офицеров расчищали траншею от трупов немецких солдат, собирали своих погибших, восстанавливали повреждённые участки, пополняли боезапас, чистили оружие. Войдя на КП, он увидел стоящего спиной к выходу командира роты, который по телефону докладывал кому-то обстановку, и мрачного, в запылённом кителе, Нехлюдова, что молча курил, уставившись бездумным взглядом в стену блиндажа. Не говоря ни слова, Владислав подошёл к поручику, толкнул его в плечо. Тот безучастно повернул голову, посмотрел на руку, толкнувшую его, и только потом поднял взгляд. В его пустых глазах появилась вдумчивость, он постепенно узнавал стоящего перед ним человека:

– Владислав! Живой! Как я рад!!! – вскричал он, заключая его в объятия. – А нам доложили, что ты или погиб, или в плен утащили. Видели, как ты во время рукопашной упал, получив удар сзади.

На крики Нехлюдова обернулся Шалтурин:

– Арнатский?! Жив?! – и тут же добавил уже в трубку телефона: – Жив подпоручик, господин полковник, жив! Сейчас сам явился на КП.

Тем временем Нехлюдов продолжал сыпать вопросами:

– Ну давай, рассказывай! Что произошло? Почему же нам сказали, что ты погиб?!

– Право, я не знаю Аркадий Тимофеевич, что сказать. Да, драка в окопе была, пять германцев на нас накинулось, но мы их как-то смогли уложить. Правда, солдат погиб, да и мне досталось по спине прикладом. Думал, конец, но рядовой Ильин выручил. Потом на левый фланг побежал, к пулемёту. Вот, собственно, и всё. А что и как кто увидел, тут уж я не знаю.

– Так это вы немцев огнём отсекли от наших окопов? – задал вопрос Шалтурин.