Свет матёрый

Увидишь верную примету
В природе, ставшей золотой:
Всё движется упрямо к свету —
Что ждёт за грозовой чертой.

«Жнецу хлебов и сорняков…»

Жнецу хлебов и сорняков,
Творцу соломы и огня,
Путей земных и облаков
Какое дело до меня?

Увидев ангела с серпом,
Вороны пали на жнивьё.
Я разорвал с земным пупом,
И тело рушится моё —

Последний зуб торчит во рту.
Но, чтоб я вовсе не истлел,
Он в сердце неба высоту
Штрихом одним запечатлел.

Ручей, тропинку, силуэт
Стоящей тучи грозово.
Из всей палитры выбрал свет
Художник сердца моего.

Случай

Кто в жизни хоть раз привечал побирушку,
Поймёт отчего, почему
Чужой человек облапошил старушку,
Что вынесла хлеба ему.

Стоит на пороге у ней участковый,
Укором стоит, недвижим,
И всё не втолкует он ей, бестолковой,
Что веры нет людям чужим.

Она, как ребёнок обиженный, плачет
И мелко трясёт головой:
«Ну как же, родимый? Ну как же иначе,
С бедой коль идут не впервой?».

Жмёт галстук служивому, словно ошейник.
Он скажет на это в сердцах:
«Какие же трогает струны мошенник
В доверчивых старых сердцах!

Теперь вот ищи твоего побирашку!».
Потом участковый вздохнёт,
Посмотрит сурово, наденет фуражку,
Как сокол, в окне промелькнёт.

А ночью, когда засыпала старуха,
За то, что не помнила зла,
Огромного неба большая краюха
В ладонь её тихо легла.

«Я, пеплом своим посыпая главу…»

Я, пеплом своим посыпая главу,
Лежал на пути, как свинья.
Но Тот, Кого шёпотом только зову,
Поставил меня в сыновья.

Я рад от ребра научаться греху,
Прикрывшись листом лопуха.
Но Тот, Имя Чьё у травы на слуху,
Во мне не увидит греха.

Он ангела следом пошлёт старину,
Чтоб я не давился нытьём.
И чтобы не спутал Руси ширину
С широким, но гиблым путём.

«Дороги совсем не случайно…»

Дороги совсем не случайно
Ведут в монастырь небольшой —
Здесь тайна, великая тайна
Над каждой болящей душой
Свершается немногословно.
За стенами монастыря
Кончается обморок, словно
От запаха нашатыря.
Как будто у самого гроба,
В святой покаянной глуши
Отходит от сердца хвороба,
Срываются путы с души.
Недаром в измятом берете
Просвечен зарёй силуэт.
И светится в том силуэте
Художник иль, может, поэт.
Сутулится в том силуэте
Печаль вековая Руси —
Её в монастырь на рассвете
Примчало шальное такси.
И перед иконой Ахтырской,
С горящей лампадой перстов,