Да кто же знает, путь незрим, что нам бояться или опасаться,
С собой не взять, что любим и храним, родился голым, голым
и остаться.
Мы все в пути, дорожный сон, вагон качается, трясётся,
Вот остановка, всем поклон, перрон ушедшим остаётся.
Конечно, хочется итог хоть мысленно, но подвести достойно,
Чтоб подойти на тот порог ногами прямо и пристойно.
Посмотрим, быстро жизнь пройдёт, как раньше быстро проходила,
Волна волною смоет след, пришла и спросу не спросила.
Писатели в раю
Писатели в раю друг другу ли читают, в заоблачном краю
о чём они мечтают?
Поодаль, по углам, иль вместе за беседой, открытые ветрам,
с доверием к соседу.
Быть может, мысль творя, что раньше и не знали, с досадой
говоря о том, что так искали.
И пишут нам в письме, с надеждой доверяют, что вдруг
в своём уме случайно открывают.
Приди, Платон, скорей к союзу и дуэту, чтоб друг Сократ
быстрей последовал совету.
Шекспир, Гомер, Хайям, вот встреча, то что надо, всегда
таким друзьям на небе будут рады.
И может, хоть слегка разгладятся морщины у Хэма-старика,
солдата и мужчины.
С мохито за столом, ружьё отбросив в угол, сидит вдвоём
с котом, обиду убаюкав.
Здесь Чехов и Толстой беседуют неспешно и щедрою рукой
кидают нам надежды.
И может, и не рай, скорее место света, к чистилищу взывай,
награда для поэта.
Ведь ад и рай не здесь, не где-то в поднебесье, души и тела
смесь, легчайшая, без веса.
Писатели стихи твердят, поэму, прозу, чтоб мы под чуткий
взгляд поддались их наркозу.
Услышали ту мысль, оформили и внятно, спустились
с неба вниз, для жизни, вероятно.
Ведь есть какой-то смысл, хотя не очень ясен, сплетенье
букв и чисел, неведом и прекрасен.
Как будто всё же нить плетётся еле-еле, как будем дальше
жить, какие ставить цели.
О смерти поэта
Когда приходит смерть к поэту,
Зачем лукавить и хитрить,
Зачем потворствовать советам
Тех, кто с пути стремится сбить?
Нет, сердце знает, не обманет,
Страстями в юности болев,
Теперь с улыбкою взирает,
Под днём прошедшим присмирев.
Не увлечётся пылкой негой,
Не будет в гневе всё ломать.
Когда виски покрыты снегом,
Зачем к свободе душу звать?
Ужель возможно, что в отчизне
Свобода к лучшему ведёт?
Быть может, лучше в этой жизни
Ей место знать своё, черёд?
Да. Это буря всех желаний,
Да, это мука и борьба,
И безнадёжных испытаний,
Когда положена мольба.
Кто знает будущность и меру,
С которой надо дальше жить,
Каким последовать примерам,
Чтоб в ступе воду не мутить?
А может, в том заветы предков,
Чтоб незаметней жизнь прожить,
Не выставлять другим отметки,
Смиренно день и ночь влачить?
Да. Только к смерти понимаешь,
Что мудрость тихая, проста,
И час последний провожаешь,
От мук положенных устав.
О Сократе и Ксантиппе
О, афиняне, помолчите, не надо шума, лишних слов,
Дань Аполлону, Афродите, венок внесите из цветов.
Родился сын у Софроникса в нечистый день календаря,
Почёта, звания добиться таким, как он, уже нельзя.
Свободный муж Афин достойный, свобода – верная жена,
И вкус её – горячий, вольный, ему как данность суждена.
Быть может, правду не вмещает твоя душа и голова
И раздражают и мешают Сократа громкие слова.
Я знаю то, что я невежда, что не познать весь мир за раз,
Пусть будет рубищем одежда, дороже истина для глаз.
Монетный звон, пустые звуки, пусть достаётся всё богам,
А мне, Ксантиппа, твои руки, уста, прижатые к устам.
А что вы скажете, Ксантиппа, сварливой женщины пример?
Любовь у женщин часто скрыта, не надо мудрому гетер.
Прими скорее, бог Асклепий, достойный муж идёт к тебе,
Сократ, Сенека, кто же третий роптать откажется судьбе?
Всё мудрецу легко, под силу: принять цикуту, будто дар,
Махнуть рукой вослед светилу и потушить в душе пожар.
О, афиняне, помолчите, ушёл сегодня ваш кумир,
Теперь с богами вместе в свите продолжит диспут и турнир.