Так летал он по району, через стены проходил,
Сколько дел, блокнот заполнен, везде службу находил.
Наконец, под вечер, снова вихри в небе поднялись,
Серафим с докладом дома, наконец-то, дождались!
Протянул блокнот он Богу, тот с улыбкой пролистал.
– Что ж, пожалуй, много проку. Ты, наверное, устал?
И стоит, сияет светом, Серафим блестит во тьме,
Беззаветно и секретно служит Господу и мне.
О путешествиях души
Душа взметнулась, видя круги ада, куда идти, задумалась, молчит,
Вернуться в тело срочно ей бы надо, она же мечется, летает
и парит.
Недавно тело плакало, болело, скрипело тело, ехало в метро,
А вот теперь замолкло и созрело, лежит чужое, будто не нужно.
Душа летала рядом, под плафоном. «Как я могла залезть
и жить внутри?»
Нелепо всё, как рупор граммофона, звук не идёт, как ручку
ни крути.
Обмякло тело, глаз открыт в пространство, оно слилось
с паркетом и стеной,
Вперёд к распаду, нет ведь постоянства, и движется опять,
как в жизни, по кривой.
Вот первый круг, нетрудная преграда, здесь души тех, кто шёл,
но не дошёл,
И тех, кто верил мало, слишком слабо, кто для себя свободу
предпочёл.
Пожалуй, место славное: поэты, учёных души, умных, но слепых,
Здесь скорбь царит и мало будет света, таков их дом —
чистилище и лимб.
Второй круг – страсти, кто сорвался в бездну, кого любовь
толкнула на разврат,
Теней знакомых прорва из щелей полезла, их крутит буря
у чугунных врат.
Угодно чреву поглотить полмира, порок, открывший
потребленья суть.
Душа взглянула, Цербер поманил секирой, кто не успел
в болоте утонуть,
Толкают грудью, тянут камни в гору, наверх идут, чтоб вниз
опять упасть.
Здесь души тех, кто продал душу вору и в вечной муке, взять
или украсть.
Вот пятый круг, для гневных волны моря, они в запале глотку
будут рвать,
В миру всегда в опасном, буйном споре, и продолжают здесь,
в воде, свой спор держать.
А те, кто врёт, кто с толку сбить готовы, кто за собой всегда
вели полки,
Кто обещал разрушить все основы, у Стикса бродят, рядом, у реки.
Душа устала, в скорби и печали, чем дальше путь, тем ближе
ось земли,
Ей не пройти, с другими сосчитали и место ей поглубже
предрекли.
Вот лицемеры всех мастей без масок, здесь их полно, их сотни,
миллион.
Маршрут дальнейший с каждым шагом вязок, быть может,
разум в морок погружён?
И вот последний круг намечен сразу, здесь мрак и холод,
вечная тоска,
Невыносима мука тех, кто был наказан, ужель и ей награда
так горька?
И возопила в страхе божьем к року: «Я не хочу, верни меня пока».
И свет возник, пришла она к порогу. «Я не хочу!» —
кричит издалека.
И что такое? Вдруг исчезла разом вся эта муть, волнение и позор,
Над телом лампа слепит ярким глазом, склонились люди,
стены, коридор.
Тяжёлый вздох ритмично отмеряет, каких-то трубок, склянок,
аппарат,
Она внутри, спокойно примеряет одежды тела сверху и до пят.
А на стекле ползёт, всё видит муха, она лазутчик, сразу донесёт,
Что всё нормально, и не так уж глухо, и в этот раз, быть может,
пронесёт.
Цветок стоит в графине молча рядом, расцвёл сегодня, гости
принесли.
Душа спокойна, тело мутным взглядом на мир взглянуло. Боже,
сохрани.
О памяти смертной
Где надо будет умереть? Вопрос не праздный, между прочим,
Дойти до точки и созреть. Упасть, как яблоко, подточен.
В больнице, дома иль в пути, средь близких, скорбно
окружённый,
В какое время дня уйти, иль лучше ночью, сном
преображённый.
Кто хочет, ночью иль во сне, когда все спят и смерть придёт
внезапно,
Вздохнул и выдохнул в стране, где души бродят, вероятно.
Кто хочет, сразу и вперёд, без мук, страданий и терзаний,
Как в небо быстрый самолёт, взлетел, не зная расстояний.
А если вдруг потерь сума, разлук и боли ожидание,
Не сдержит тяжести ума, когда наступит это окончание?
Хотелось бы, как в деревнях, под гору, просто и спокойно,
Когда застанет смерть в дверях, сказать ей: «Забирай, довольно».
А что же Гамлет? Замолчал, не хочет с ношею скитаться,
Он хочет, чтобы час настал, чтоб мог скорее этой тьме отдаться.
Печальна участь, будем знать, ведь жизнь меняется в мгновение,
Зачем к финалу дело гнать, когда прекрасно Божие творение?