Сады Королевы. Бермудская история

Вопрос странным образом заставил Толгу встрепенуться. Он удручённо поджал губы и встал с лавки, расхаживая по окраине опушки.

– С чего ты взяла?

– Вряд ли будет пользоваться успехом у женщин мужчина, который водит их на кладбище. Хотя признаю, это самое привлекательное кладбище из всех, что я видела.

Толга проследил за выражением лица Франчески, которое сопровождало эту издёвку. Снисходительно улыбнувшись, он лишь опустил взгляд.

– Я, конечно, не женат, но не потому, что такой плохой дамский угодник.

– Интересно, что это за другая причина?

– В Садах Королевы нет такого понятия, как «женат» или «замужем».

Франческа опешила от подобного заявления и непонимающе уставилась на Толгу.

– То есть, как это нет?

– А никак нет. Это у вас там штампы, печати, росписи, разводы, клятвы в верности, лицемерие и прочая бюрократия. Здесь, как я уже говорил, другой мир.

– То, что здесь не любят бюрократию, я поняла ещё по пути сюда. Но тут люди хотя бы… любят? Встречаются?

После этого вопроса Толга рассмеялся над наивностью девушки.

– Ты уж настолько-то из людей дикарей не делай! Конечно, любят, встречаются. Я тебе больше скажу – живут вместе долгую счастливую жизнь и рожают много новых красивых людей. Или ты думала, что всех местных детей на остров приносит аист? Или, может быть, я?

Заметив откровенное издевательство над своим неведением, Франческа слегка покраснела и опустила глаза. Лишь дождавшись, когда Толга успокоил свой смех, она вновь взглянула на него.

– Раз жениться здесь не принято, перефразирую: у тебя есть любимая женщина?

Смех Толги исчез, как и его улыбка. Лицо не выражало никаких эмоций. Он обратил свой взгляд к тому тонкому и изящному стволу дерева, который обнимал, пока стоял напротив Франчески. Ветви едва касались его плеч, будто обнимая в ответ. А маленькие распустившиеся бутоны насыщенного синего цвета украшали эти лёгкие ветви, изредка проглядывая сквозь зелёную листву. Толга повернулся обратно к Франческе и произнёс холодным голосом:

– Нет, у меня нет любимой женщины.

Мисс Вудс отвела взгляд

– Прости, – робко произнесла она.

– За что ты извиняешься?

Уже, было, собравшись объяснять, девушка вдруг поняла, что не знает причины своего извинения. Или просто не хотела озвучивать её. Осознав, что ответа от Франчески не дождаться, Толга взглянул на наручные часы и воскликнул:

– Ух ты, как с тобой быстро летит время! Мне пора.

– Как? Ты уходишь? – встрепенулась девушка.

– Ну да. У меня есть кое-какие дела. Я здесь не только валяюсь на пляжах.

– А я? Ты оставишь меня тут? – откровенно испугалась мисс Вудс.

– Тут есть дорога, – Толга указал на тропинку позади неё, постепенно переходящую в полноценный тракт. – Она ведёт в город, прямо в порт. Не заблудишься.

Франческа не стала говорить ничего на прощание. Лишь проводила его озадаченным взглядом и осталась сидеть на лавке наедине со своими мыслями. Ни что не выводило её из состояния оцепенения, даже бродящие вокруг люди, коих через некоторое время после ухода Толги стало в разы больше в этом лесу. Они не обращали на одинокую Франческу никакого внимания. Улыбки отсутствовали по вполне понятной причине. Но и траура их лица не выражали. Смиренное спокойствие – наиболее верное определение той атмосфере, какую создавали своим присутствием все эти люди.

Мисс Вудс размышляла о тех парадоксальных фактах, о которых узнала в тот день. И чем больше она узнавала подробностей, тем больше понимала, что достопримечательностью на этом острове является чуть ли не каждая вещь. Если с традицией погребения ей было всё понятно, то с отсутствием понятия брака в Садах Королевы сознание смириться не могло. Она машинально стала проецировать этот уклад на себя, смогла бы прожить так всю жизнь, не являясь чьей-то женой?

В том мире, откуда родом Франческа, брак это то, к чему готовят молодых девушек с самого детства. И подходы к этой подготовке могут быть самыми разными. Одни учат тому, как должна вести себя женщина, чтобы оставаться желанной для мужа. Ведь брак это «союз навеки перед Господом». Другие же отталкиваются от другой парадигмы – как удачно выйти замуж за финансово обеспеченного или же просто перспективного и многообещающего человека. Но только сейчас, в процессе глубоких размышлений на эту тему, Франческа поняла саму суть полной анархии в брачном вопросе. Подобно отсутствию идолов в религиях, устанавливающих правила, отсутствие мнимого статуса супруга предоставляло безграничную свободу действия. Отсутствие навязываемых обязательств, накладываемых на двух влюблённых людей, делали их взаимоотношения чище, искреннее. Нельзя сказать, конечно, что в мире Франчески не было примеров такой чистой и искренней любви, но, тем не менее, рано или поздно брак, как бюрократический факт, стал бы той самой червоточиной, которая мешала бы разрешить все неурядицы полюбовно, а не с позиции задокументированной «официальности». И, к своему удивлению, мисс Вудс поймала себя на мысли, что симпатизирует тому порядку, который демонстрируют ей Сады.

Общество, как параллельный мир, в котором находилась в данный момент Франческа, заинтриговало её. Оно её интересовало и, одновременно, пугало. Это то чувство волнения, когда делаешь шаг навстречу неизвестности. Хотя с каждым проведённым здесь часом, она сомневалась всё больше, какой именно из миров для неё является более чуждым.

Взгляд её упал на руки. До того сильно увлёкшись размышлениями, девушка совсем забыла, что держит в руках яблоко. Очищенная от кожуры мякоть уже покрылась мутно-бордовым оттенком. Франческа покинула лавку, оставив своё яблоко там, где сидела. Постепенно удаляясь от опушки, она вскоре вышла на тракт и не спеша побрела в сторону города.

Так прошёл день. Под вечер в гостином доме проходили умиротворённые женские посиделки у камина. Беседы под виноградное вино, непринуждённые улыбки и рассказы о том, чем живут люди. Елисея уже была более откровенна в своих рассказах после известия о том, что Франческа встречалась с Толгой. Джонатана до сих пор не было. Наступил десятый час вечера и Франческа рассказала о своём волнении за брата, но была тут же успокоена тем, что в этом городе, в какой бы его части мистер Вудс не находился, опасность ему не угрожает. Разве что он заблудится. Но и это опасение не оправдалось, потому что через четверть часа появился и сам Джонатан. Появился он весьма необычно, не так, как от него ожидала Франческа. Его явление женщины заметили ещё когда он пару минут топтался возле дверей гостиного дома, весело прощаясь с компанией из трёх девушек в цветастых платьях. То, что Джонатан был не трезв, стало понятно, когда он, таки, вошёл внутрь, чуть не сорвав дверь с петель.

Внешность самого Джонатана тоже претерпела изменения. Помимо синего венка, украшающего его голову, на нём была надета совершенно другая рубашка, не та единственная, которая у него была, а старинная, широкая и просторная, подобная тем, которые носили мушкетёры в семнадцатом веке. Кроме того его пояс был обмотан широким шёлковым полотном красного цвета, завязанным сбоку.

– Дамы!

Так начал мистер Вудс, сделав перед женщинами реверанс. Затем направился прямиком в кресло рядом со своей сестрой. Наклонившись к ней, он обдал её перегаром и достал из кармана смятый доллар.

– Фран, представь себе, – сказал Джонатан далее, едва ворочая языком. – Они не пользуются деньгами! Ни долларами, ни евро, ни фунтами. Это мусор!

Скомкав серую банкноту, Вудс бросил её в камин и откинулся к спинке кресла.

Франческа сняла с головы Джонатана венок и спросила:

– Где ты был?

– У сеньора Кордеро этой ночью родилась дочка, и он пригласил всю улицу на празднование этого дня рождения. И представляешь, я проходил по улице как раз в тот момент, когда раздавались приглашения! – Вудс взял из рук сестры венок и повертел его в руках. – Вот так вот взяли и пригласили.

– А как назвали дочку? – поинтересовалась Елисея.

– Франческа, – коротко отрезал мистер Вудс. – Сеньор Кордеро узнал, что мы с Фран прибыли в город прямо перед рождением его дочери и сказал, что наше появление в этом мире ознаменовало появление на свет нового человека. И он хотел назвать свою дочь в честь девушки, которая, цитирую, «пришла в этот замечательный мир вместе с его дочуркой». Он сказал, что если бы родился сын, назвал бы его в честь меня.

Особенности национальной экономики

Произнесённое вскользь прошлым днём упоминание об ещё одной особенности Садов Королевы всё-таки не осталось без внимания. Деньги. Если вчера в праздничном настроении на хмельную голову мистер Вудс непринуждённо принял эту информацию, то на утро следующего дня, когда сознание прояснилось, он отнёсся к этой теме очень серьёзно.

Утром Джонатан с Франческой помогали сеньоре Елисее на её виноградной плантации, расположенной в нескольких километрах от города в глубине острова.

– Это же чистой воды коммунизм! – возмутился мистер Вудс в пренебрежительном тоне, медленно шагая между рядами кустов. – Как вообще можно жить вне экономической системы? Без экономической системы!

– Ты так говоришь, будто коммунизм это что-то ужасное, – с ироничной улыбкой заметила Елисея. – Но у нас здесь отнюдь не коммунизм, друг мой.

– А что у вас здесь в таком случае? Объясните, будьте добры.

Это был не первый раз, когда от Елисеи требовали подобных объяснений. Будучи хозяйкой гостиного дома, куда периодически приводили пришельцев из другого мира, ей приходилось повторять одно и то же в ознакомительных целях неисчислимое количество раз. А коммунизм, о котором вспоминали буквально все гости острова, уже набил оскомину.

– Никто здесь не лишит тебя твоей собственности, – утомлённо вздохнула Елисея. – Владей, сколько хочешь. Это второе, что отличает нас от так нелюбимых тобой коммунистов.