Имена, которые мы носим, осмысленны, поскольку указывают нам на другие слова, смысл которых мы знаем. Так, «Галина» восходит к греческому слову, обозначающему тишину или спокойствие; «Алексей» в переводе с греческого значит «защитник». Но и многие другие слова поддаются подобной расшифровке: медведь – любитель мёда, что и отражено именем («медв» – от «медовый», «едь» – еда, пища; «медведь»=«медоед»); город – прежде обносился стеной, отсюда и получил имя («город»=«огороженное место»). Этот способ создавать новые имена, пользуясь значениями старых, – основной путь развития языка. Иногда связь с другими словами лежит на поверхности, как в случае названных слов, иногда – может быть найдена путём тщательного сравнения со словарями других языков. Происхождение некоторых слов не установлено до сих пор и вряд ли уже когда-нибудь это удастся.
Существует особая наука, занимающаяся выявлением родственных отношений между словами, которая носит имя этимологии. Этимология (??????????) – греческое слово, сложенное из двух основ: ?????? («истинный, правильный») ????? («слово, суждение, определение, доказательство»). Таким образом, ?????????? буквально означает «первоначальный, исходный, истинный смысл слова». Этимологией также называется история происхождения каждого слова в отдельности.
Чем позже возникло слово, тем проще разобраться в его этимологии. Философии в этом отношении повезло: смысл слова прочитывается довольно легко. Подобно другим словам древнегреческого языка, образованным от двух основ, оно выражает наличие между ними связи: ????? («филео») в переводе с греческого означает «люблю», ????? – «мастерство, ловкость, знание, мудрость». Таким образом, философия (?????????) – это любовь к знанию, к мудрости, или же, если попытаться сказать одним словом, по образцу греческого, – любомудрие. Впрочем, если вместо мудрости подставить знание, получится иной перевод: любознательность – любопытство по поводу знаний, желание узнать что-нибудь.
Мы привыкли видеть ценность в образовании, поэтому и любознательность, скорее всего, покажется нам качеством, заслуживающим уважения. Между тем, цель образования – сделать человека пригодным к какому-то делу, для любознательности же новое знание – конечный продукт. Знание, полученное лишь ради желания знать всё больше и больше, бесплодно. Процесс познания сам по себе бесконечен: к чему бы ни лежал наш интерес, всегда найдётся что-то такое, чего мы бы не знали, но могли бы узнать. Только от человека зависит, прервётся ли этот процесс. Для этого он должен остановиться и сказать: «Хватит, сейчас я знаю достаточно, чтобы продвинуться к цели, которую я поставил; если же мне потребуется новое знание, я знаю, как мне его найти». При этом, конечно, он должен понимать, что сам себя ограничил и знает меньше, чем мог бы, потрать он на познание большее время.
У Крылова есть басня о двух соседях, один из которых – недоучившийся философ, по-видимому, человек не без средств, другой – простой мужик, зарабатывающий на жизнь своим огородом. Подобное соседство сподвигло на огородничество и философа. Ему захотелось доказать, что, организовав всё дело по науке, он легко обойдёт никогда не бравшего книгу в руки соседа. Философ обложился литературой и взялся изучать последние новости на огородном фронте. Видимо, не случайно он не закончил своё философское образование: по характеру это был вечный студент – человек, не умеющий обуздывать свою тягу к новому знанию. Казалось бы, философ трудился в поте лица:
«… читал, выписывал, справлялся,
И в книгах рылся и в грядах, —
С утра до вечера в трудах.
Едва с одной работой сладит,
Чуть на грядах лишь что взойдёт,
В журналах новость он найдёт —
Всё перероет, пересадит
На новый лад и образец.
Какой же вылился конец?
У Огородника взошло всё и поспело:
Он с прибылью, и в шляпе дело;
А Философ —
Без огурцов.»[22 - – Крылов И. А. Басни. С 96—98]
Беда Философа в том, что огурцы его не очень интересовали. Он с удовольствием работал, но удовольствие ему приносило новое знание. Для него было важнее опробовать то, о чём пишут в журналах, чем снять урожай. Знание, сделавшееся самоцелью, оказалось бесполезным для своего хозяина.
И мысль, и любое дело, которым занимается человек, невозможны без начального знания. Именно поэтому мы тратим так много времени на обучение: мы нуждаемся в том знании, которое получаем. Чтобы действовать, надо знать – как. Но, действуя, мы используем знание, направляя всё усилие на достижение цели действия, а не на заботу о том, чтобы наше знание пополнялось. Также и мысль не рождается на пустом месте, мысль – это всегда мысль о чём-то. Во всякой мысли присутствует то, что мы знаем, но само мышление несводимо ни к простой констатации знания, ни к процессу познания. В мыслях наше сознание обнаруживает само себя, подобно тому, как человек получает представление о том, как он выглядит, с помощью зеркала. Перед зеркалом актёр отрабатывает и мимику и походку. Аналогичным образом с помощью мысли сознание контролирует свою деятельность. В мышлении главное – не само знание, ставшее содержанием мысли, а то, что оно предстало перед сознанием именно в этот момент, ввиду текущих событий. Поэтому в мысли неизбежен момент отношения к знанию: мы или доверяем ему, или отрицаем его, сомневаемся в нём, удивляемся ему, возмущаемся или испытываем удовлетворение по его поводу. Человек неравнодушен к своему знанию. Он не может отстранённо следить за ним, наблюдать его как бы со стороны, ведь от того, каково это знание, зависит, что он сочтёт для себя лучшим сделать. Поэтому из всякого знания мы стараемся извлечь то, что имеет к нам хоть какое-то отношение. Если же этого не удаётся, то ценность такого знания лишь в том, что нас не оставляет надежда когда-нибудь сделать это.
Основная цель, с которой человек познаёт мир, – понять самого себя: что он из себя представляет, каким бы он мог быть и что ему мешает добиться того, что он хочет. Человек активно ищет нового знания, когда ему не хватает уверенности в себе и в правильности своих действий. И здесь его подстерегает одна большая иллюзия. Может показаться, что знание уже само по себе предопределяет наши поступки.
Мы знаем, что дикие звери не вразумляются человеческой речью; бессмысленно что-либо пытаться объяснить африканскому льву, когда он собирается тебя съесть. В этом случае рекомендуется либо стрелять в воздух, либо прятаться в автомобиль и поднимать стёкла. Если мы знаем, что громкий звук в горах может вызвать лавину, мы уже поостережёмся там кричать. Благоразумный человек, то есть тот, кто разумеет, в чём его благо, не станет без крайней нужды сходить с тропинки в болоте.
Герой одной сказки попадает в город, где происходит то, что кажется ему странным. Дочери правителя города захотелось взять себе сыру из глиняного горшка, но рука её застряла внутри. Городской лекарь, к которому отвели девушку, предложил на выбор два варианта: надо было либо разбить горшок, либо отрезать девочке руку. Поскольку рук у девочки было две, а горшок такой – только один, остановились на втором варианте, и если бы вовремя не подоспел герой сказки, девочка осталась бы без руки. Он заставил её разжать пальцы и отпустить сыр, после чего она могла свободно вынуть руку из крынки. Герой знал, что надо было делать, местные жители не знали этого, и сказка зовёт их глупцами.[23 - – Персидские сказки. С. 413—414.] Отсутствие знания в данном случае могло стоить руки дочери правителя города. Так же жестоко обстоятельства наказывают и тех, кто, обладая знанием, забывает им пользоваться.
В японской сказке «Бамбук до самого неба» старик взялся показать своей старухе лунные чудеса – упросила его старуха. На небо надо лезть по стеблю бамбука. Чтобы руки и ноги были свободны, посадил он старуху в мешок, наказал, чтобы молчала, пока до Луны не доберутся, а мешок – в зубы. Высоко залез; старухе в мешке темно сидеть, скучно, – не удержалась, стала донимать старика вопросами: далеко ли Луна? Он возьми и ответь, мешок, конечно же, выпал, и старуха разбилась.[24 - – Земляника под снегом. С. 115—117.] Таково было наказание за то, что она не вняла запрету.
Запрет по своей сути – знание в концентрированной форме. Когда мы не знаем, мы можем допустить любую возможность, но стоит нам что-то узнать, как возможности начинают отпадать одна за другой, и на их месте возникают запреты. С помощью запретов знание заставляет прислушиваться к себе. Складывается впечатление, что знание предписывает нам поступать единственно правильным образом, а тех, кто по неразумию, а чаще всего – по любопытству, забывает об этом, настигает справедливая кара.
То, что нарушивший запрет осуждён на возмездие, жизнь подтверждает нам ежечасно. Нельзя высовываться из окна высоких этажей: нарушивший запрет может упасть и погибнуть. Конечно, бывали случаи, когда выпавшие из окна девятого этажа оставались в живых, но статистически, то есть исходя из общего числа происшествий, это практически невозможно. Однако неправда то, что свои запреты знание налагает на нас лишь в силу нашего здравомыслия. Недостаточно просто не быть глупцом, чтобы подчиниться запрету, нужно ещё и внутренне согласиться с ним. Не стоит выпадать из окна, но всё же бывают такие ситуации, когда человек выбирает возмездие обстоятельств и, зная и меру наказания, и то, что оно неизбежно, переступает через запрет.
В грузинской сказке «Брат и сестра» сестре удаётся подслушать зловещие предсказания духов судьбы, сделанные в ночь накануне рождения её брата. Брату было суждено умереть в юном возрасте. Три смерти ожидали его. В детстве он должен будет упасть с высокого дерева и разбиться. Если же этого не случится, то в шестнадцать лет его сбросит молодой конь, и он разобьётся насмерть. Если же его минует и эта смерть, то в двадцать лет в день свадьбы из праздничных одежд, подаренных тёщей, выползут змеи и ужалят его. Тому же, кто слышал эти предсказания и расскажет о них, духи судьбы предрекли, что он превратится в камень. Сестра заставила отца спилить дерево и убить коня, праздничные же одежды потрясла над огнём, змеи выпали из них и сгорели.
« – Сестрица, откуда тебе было известно, что в этой одежде гнездятся проклятые твари?! – спросил её ошеломлённый брат.
– Прошу тебя, не спрашивай об этом, а то как бы не пришлось нам всем пожалеть, – ответила сестра.
– Если ты на самом деле так любишь меня, то должна сказать мне правду, – просил её брат.»[25 - – Грузинские народные сказки. Книга 1. С. 304—308.]
И сестра уступила. В сказках предсказания не обманывают: она раскрыла свою тайну и окаменела. Впрочем, духи судьбы, пообещав кару, не обошли и надеждой. Окаменевшего человека надо было окропить той водой, которой умывалось Солнце, и он оживёт снова. Но это только подсказка. Захотят ли люди (в нашем случае – брат) ею воспользоваться, удастся ли им это на деле?.. Иными словами, будет ли оправдана твоя надежда, зависит уже не от тебя самого, а от того, на кого ты надеешься. Между тем, возмездие за пренебрежение запретом, установленным нашим знанием, уже ни от чего не зависит. Оно как бы встроено в ситуацию: переступил через запрет – автоматически включается механизм кары. Более того, существуют и такие варианты сюжета, в которых герой ничего не знает о счастливой возможности вернуться к жизни. И всё-таки он рассказывает свою историю, нарушая запрет, и превращается в камень.[26 - – Сказка «Яблоко и кожура» //В сборнике Итальянские сказки, обработанные Итало Кальвино. С. 57—62]
Воля, сознательный выбор последствий делает человека свободным от оков, налагаемых знанием. Если возмездие сулит смерть, пренебрежение запретом почти сливается с самоубийством, и всё же в определённых случаях оно становится самопожертвованием с именем подвига. Чаще, однако, мы платим гораздо меньшую цену. Компенсация может быть самой различной и поэтому не бросаться в глаза. Мы даже позволяем себе оставаться глухими к голосу знания, – мы не слышим, когда оно говорит нам «нельзя». И тогда мы расплачиваемся за то, что совершать не хотели, не беря на себя ответственности ни за поступки, ни тем более за их последствия.
Умение распорядиться знанием – расслышать его «нельзя», определить, где следует им подчиниться, а где – всё равно сделать по-своему, с полной ответственностью за то, что за этим последует, – образует особое качество человека, иногда презираемое и осмеиваемое, иногда возносимое и чтимое как дар Божий. Несомненно, оно принадлежит к тому, что называется мудростью.
Тем самым, мы возвращаемся к первому переводу имени философии, который звучит как «любомудрие». Здесь слышен призыв: нас призывают любить мудрость. Но почему только любить? Почему – не быть мудрыми? Если мудрость – столь ценное качество, что заслуживает нашей любви, естественно было бы стремиться им обладать.
Чтобы разобраться в этом, следует уделить мудрости больше внимания. Для начала – хотя бы обнаружить её в том мире, что нас окружает. Каков из себя человек, обладающий мудростью, что его делает таковым, – вот основной вопрос, на который предстоит нам ответить.
Задания
1. Если мы не можем судить о вещах самих по себе, есть ли у нас основания считать, что они действительно существуют? Английский философ Дж. Беркли (годы жизни 1685—1753 от Рождества Христова) считает, что – нет. Он рассуждает так. Все вещи, которые составляют для нас мир, – не более чем комбинация наших чувств, ощущений. И если мы утверждаем, что они существуют, существование их состоит в том, чтобы быть воспринимаемыми или же познаваемыми. Если мы закроем глаза и перестанем видеть, к примеру, стол, не воспринимая его каким-либо другим образом, это равнозначно тому, что стол исчез. Во всяком случае, он исчез для нас. Он может сохраниться для кого-то другого, кто ещё воспринимает его. Следствие из этого рассуждения следующее. Истинным существованием обладает лишь способность восприятия, то, что воспринимает, или – дух. Весь мир размещается внутри духа, вернее, духов – поскольку речь идёт о совокупном восприятии. У множества духов картины восприятия сменяют друг друга, и в этом – всё существование мира. Готовы ли Вы согласиться с такой философией? Если нет, попробуйте её опровергнуть. (Позицию Беркли см. в Беркли Дж. Сочинения. С. 172, 173, 180)
2. В Средние века в философии видное место занимала проблема универсалий. Универсалии – общие понятия. Конкретный пёс у нашего подъезда, без сомнения, существует. Но когда мы называем его собакой, мы говорим уже не только о нём. Мы как бы разом упомянули всех возможных собак, в разговоре возникло странное действующее лицо – собака вообще. В каком смысле о собаке вообще можно сказать, что она существует? Собака – это род, к которому принадлежит лающее под окном существо. Можно ли о родах и видах говорить, что они существуют? «… Существуют ли они самостоятельно, или же находятся в одних только мыслях, и если они существуют, то тела ли это, или бестелесные вещи, и обладают ли они отдельным бытием, или же существуют в чувственных предметах и опираясь на них…»? (Постановка вопроса принадлежит Порфирию, цитируется по: Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. С. 19). Этот вопрос расколол философов-богословов. Одни, их точка зрения получила название номинализма, утверждали, что универсалии не существует в действительности, что общие понятия – лишь имена, порождённые языком (имя по-латински nomen, откуда «номинализм»). Другие – представители реализма – считали, что универсалии существуют реально вне человеческого сознания. Была и третья точка зрения – концептуализм, видевшая в универсалиях за именами общие черты, присущие единичным вещам. Попытайтесь найти свою позицию. (О мнениях отдельных филососров-богословов см.: Неретина С. С. Верующий разум. С. 240—281).
3. Как Вы считаете, можно ли понять что-либо, не прибегая к помощи слов?
4. Приведите примеры «прозрачной» этимологии слов.
5. Переступая запрет, человек знает, что это может для него закончиться смертью. Как он должен воспринимать смерть, если готов встретиться с нею в любую минуту? Философское отношение к смерти хорошо выразил Цицерон – римский оратор и политический деятель 1-го века до Рождества Христова: «Смерть либо надо полностью презирать, если она погашает дух, либо её даже надо желать, если она ведёт его туда, где он станет вечен. " (Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. С. 24.). Примером первого поведения является Эпикур (древнегреческий философ IV—III веков до Рождества Христова), который учил, что «смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти ещё нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». Следовательно, смерть – ничто. (Цит. по: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. С. 403). Столь же легко привести пример противоположных взглядов. Другой древний грек, Гераклит (VI—V века до Рождества Христова) видел в смерти освобождение: «Всё, что мы видим наяву, – смерть; всё, что во сне – сон; всё, что по смерти, – жизнь» (Фрагмент 21 ДК, цит. по: Фрагменты ранних греческих философов. С. 217). Как Вы считаете, можно ли путём подобных рассуждений преодолеть страх смерти? Или это становится возможным только тогда, когда человек обретает надежду, неподдающуюся рациональному объяснению?
Литература
Основная:
Бамбук до самого неба. (Японская сказка) // Земляника под снегом. Японские сказки. М., «Содействие», 1993. С. 109—117.
Брат и сестра. (Грузинская сказка) //Грузинские народные сказки. Книга 1. М., «Наука», 1988. С. 304—310.
Глупцы. (Персидская сказка) //Персидские сказки. М., Изд-во вост. лит-ры, 1959. С. 409—418.
Заходер Б. В. Винни-Пух и Все-все-все (сказку А. Милна рассказывает Борис Заходер). Глава Четвёртая, в которой Иа-Иа теряет хвост, а Пух находит. // Заходер Б. В. Стихи и сказки. М., «Детская лит-ра», 1991. С. 338—343.
Как братец Кролик и братец Черепаха бегали наперегонки. (Сказка афро-американцев США) //Сказки народов мира. М., «Правда», 1987. С. 557—560.
Крылов И. А. Огородник и Философ// Крылов И. А. Басни. М., «Художественная лит-ра»», 1979. С. 96—98. Ничто-Ничего. (Английская сказка) // Шотландские и английские сказки. М., «Гендальф-Мет»», 1993. С. 285—291.
Турецкие народные анекдоты о ходже Насреддине // Сказки народов мира. М., «Правда», 1987. С. 161—166.
Я-сам! (Шотландская сказка) //Шотландские и английские сказки. М., «Гендальф-Мет»», 1993. С. 9—12.
Ямори. (Японская сказка) // Поле заколдованных хризантем. Японские народные сказки. М., ГПИ «Искона», 1994. С. 210—213.
Дополнительная:
Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания. §§4—20// Беркли Дж. Сочинения. М., «Мысль»», 1978. С. 172—180.
Боэций. Комментарий к Порфирию.//Боэций. «Утешение Философией» и другие трактаты. М.,«Наука»», 1996. С. 19—20.
Гераклит. Фрагмент 21 ДК// Фрагменты ранних греческих философов. М., «Наука», 1989. С. 217.