– Да брось ты бабушка, – начал я оправдываться, – ни от кого мы не прячемся. Просто нахлынули воспоминания, потому решил навестить тебя и вон: родные края. К тому же, женился, вот, Алису решил с тобой познакомить, а, что в ночь, так я говорил уже: заблудился я. И, что за привычка всё время говорить, – «В своей Москве», – как будто она мне лично принадлежит!
– Ну ладно, ладно. – Улыбаясь замахала ладонью старушка.
– Ба, а может тебе помочь чем нужно? Ну, по хозяйству там… не знаю.
– Хорош, – ответила бабушка, – помогать особо мне не надо, лучше отдыхайте! А, что наведать решил, спасибо! После того как Петька умер, совсем скучно стало, разговариваю разве, что с котом, да курами.
Мне вдруг почему-то показалось, что бабушка немного встревожена нашим приездом… рада конечно, но, встревожена, что-то с ней было не так.
– Новостей никаких интересных нет? – Решил я зайти с далека и выяснить, что её так взволновало.
– Какие у нас могут быть новости, – махнула она рукой, – людей почти не осталось в деревне, старики одни и тех по пальцам пересчитать! Электричества нет, магазин аж в соседнем селе, до него почти тридцать километров! Туда и пенсию ездим получать, и почту, если кому кто пишет, это хорошо ещё, у соседа две машины: одна грузовая, с кузовом, а другая на вроде той, в чём ты приехал. Вот он нас стариков, кто остался тут и выручает: то за пенсией отвезёт, то в магазин, то корму для скотины. Хотя, знаешь внучок, я привыкшая уже, всю жизнь в трудах, без послаблений.
Когда я услышал упоминание бабушки о почте и о том, – «Если кому кто напишет», – мне стало стыдно и неловко, ведь, за девять лет я ни разу не написал ни одного письма или открытки, отец, когда жив был, не одобрял это, почти запрещал мне держать связь с деревней.
Поэтому, единственный раз, когда я написал бабушке, был почти сразу как я переехал в Москву, мол, – жив, здоров, добрались хорошо, всё нравится. Потом, последующие годы тишина, даже если бы отец не против был, – ну не знал я, о чём писать.
– Так, как же вы так, одна живёте? – включилась Алиса в разговор выведя меня из неловкого положения, – без электричества, газа, воды, интернета.
После последнего сказанного ею слова, мы с бабушкой вдвоём засмеялись.
– Какой мне в такие годы ещё интернет? – ответила старушка, – мне и без него забот хватает. А если честно… как раньше жили в деревнях? – обвела она нас взглядом, и сама же ответила на свой заданный вопрос, – так вот, как и я, и даже туже. Мне мало чего надо, я не как вы: молодые. Еды мне много не надо, хлеб сама пеку, сухарей насушу, грибов на зиму, ягод, коровка у меня, куры, консервами на зиму с пенсии запасаюсь, ещё кое-чем, так что, не голодаю, а свет? Да ну его! Что им делать? Телевизор я никогда не смотрела, вместо холодильника, вон, в ведро, что нужно положила, потихоньку в колодец опустила или до погреба снесла. Не привыкать мне старой, доченька, не привыкать.
Алиса слушала бабушкин рассказ и при этом смотрела на неё с сожалением или даже, скорее уважением.
А я же решил узнать своё: чем всё-таки, обеспокоил бабушку наш приезд.
– Я, хоть бабуль тебя и давно не видел, всё же замечаю, что-то тебя сильно тревожит.
Сделав не большую паузу и тяжело вздохнув, бабушка ответила.
– Дед Петя ходить начал, поэтому беспокоюсь я.
Я от услышанного чуть не подавился, а вот Алиса, не совсем поняв сказанное, вставила.
– А, что, он, раньше не ходил что-ли? Чего беспокоиться, раз пошёл человек?
Последовала затяжная пауза в разговоре, с минуту сидели в тишине.
– Ну, почему же, ходил конечно, – ответил я наконец, и бросив чайную ложку в свою уже пустую кружку, добавил, – пока не умер…
После моих слов Алиска поперхнулась.
– То есть, как это, – умер?
– Да вот так! Не знаешь, как люди умирают? – не желая развивать тему, я подмигнул ей правым глазом и скорчил гримасу, мол, потом… всё потом.
Мне удалось сменить эту не приятную тему на другую и мы, ещё немного поговорив о житейских вещах, решили ложиться спать. Времени было тогда уже около двух или даже трёх часов ночи.
Бабушка постелила нам кровать, в той же комнате, в которой я жил в детстве и пожелав спокойной ночи оставила нас с супругой наедине.
Закрыв дверь, я ещё по старой детской привычке накинул на неё крючок и стал осматривать комнатушку при уже привычном моим глазам тусклом свете зажжённых ранее бабушкой свечей.
Собственно, рассматривать было и нечего, тут тоже было всё как и прежде: прямо от входа, в дальнем левом углу стояла сеточная кровать, с периной и подушками, над кроватью было два окна, одно из которых выходило на калитку, другое в огород, справа от дверей громоздкий шкаф, в нём я когда-то хранил свои игрушки, напротив него чёрный комод, служивший так же мне и письменным столом, рядом, справа стоял патефон на табуретке, пол и потолок были такими же как и на кухне (да и во всём доме, в общем, тоже).
Не хватало только другого шкафа, – с книгами, куда-то его «Потеряли», а там, где он стоял раньше на глухой стене, в которой не было окон, осталась висеть лишь одинокая, большая картина «Три охотника». Маленьким, когда я просыпался с утра, всегда любил её подолгу рассматривать.
Эх, одна ностальгия, – да и только!
Алиска уселась на кровать и как ребёнок стала на ней подпрыгивать.
– Слушай, а чего там бабушка про старика, который ходит говорила?
– Не обращай внимания, – ответил я, раздеваясь, – думаю, это уже у неё возрастное. Старушка ведь давно не молодая, брата вон потеряла, столько лет вместе бок о бок жили считай… да и потом, я ж тебе рассказывал, что в наших краях упорно ходили суеверия об оживших мертвецах! Думаю, это и послужило поводу для её старого воображения.
– Мне как-то не по себе от этого, а тебе?
– Да вообще наплевать! В детстве и ни такого наслушался. Давай спать уже! Это ты всю дорогу дрыхла! Я всё-таки целый день и ещё пол ночи почти за рулём был.
Быстро раздевшись и накинув на себя специально привезённый для сна халат, Алиса устроилась возле стенки, я разумеется лёг рядом, с краю. Но, как только я приятно расслабился и уже начал засыпать она стала толкать меня локтем в бок.
– Я вроде не храпел.
– Закрой калитку, – тихо прошептала супруга, – она меня пугает, всё мне кажется там вокруг забора кто-то ходит и сейчас в неё к нам зайдёт.
– Какую ещё калитку? – не понял я.
– Вон, в окне, – указала она рукой прямо на окно, в котором лично я, кроме темноты ничего не увидел.
– Издеваешься? Как ты вообще рассмотрела, что калитка открыта? Луны уже нет, тьма на улице, – хоть глаз коли! Спи давай лучше… калитки ей всякие мерещатся… спать меньше надо, когда муж целый день баранку крутит!
Только я отвернулся от жены в другую сторону, давая этим понять, что разговор окончен, как она громко вскрикнула, испугав меня так, что я даже вскочил с кровати и уставился на Алису ожидая объяснений.
– В окно кто-то смотрел к нам! Страшный очень… старик кажется!
Я посмотрел на окно и по-прежнему кроме темноты ничего там не увидел.
– Успокойся Алис, это всё мои байки в дороге, да плюс бабушкин маразм на твоё воображение влияет.
– Нет! Честно, в окошко смотрел кто-то, пойди глянь.
– Вот ещё, – возмутился я, – мы что в фильм американский попали? Не пойду я никуда, в дом он не войдёт, так что, пусть на здоровье ходит себе там! Может цыгане какие металлолом собирают или перины! Могу тебе шторочки закрыть если хочешь, чтобы зловещее окно больше не пугало маленькую девочку. – После этих слов я мирно залез обратно под тёпленькое одеяло.
– Очумел!? Какие ещё тут цыгане? – Не унималась моя супруга, – сам говорил тут нет никого и ночь уже! Давай иди! – едва не столкнула она меня с кровати, – я не отстану от тебя всё равно!
Что было делать? Пришлось переться на улицу.
Я накинул на себя старую рубаху, взял с кухни топор и отправился во двор.