Становление Третьего Мира. Мировой бестселлер

– Думаю, что такая излишняя забота о себе служит препятствием для приобретения любых знаний, для размышлений и внутренней работы над собой, – поддерживал рассуждения землянки Бамо, – обычно глупые и невежественные люди предполагают, что интеллектуальное развитие вызывает чрезмерное напряжение ума и головокружение. Они винят во всех бедах философию, будто именно она заставляет человека считать себя вечно больным и непрестанно мучиться состоянием своего здоровья. Хотя мы с Вами прекрасно знаем, что именно с помощью философии развивают и проверяют истинную добродетель личности. Мы знаем, что настоящий врач лечит, не телом тело и не за деньги. Истинный врач лечит пациента своей душой, причём абсолютно бесплатно. А ею невозможно хорошо лечить, если она у врача плохая или стала такой. Разве я не прав?

– Это ты верно подметил, Бамо, – подтвердила девушка.

– А настоящий судья, друзья мои, душой правит над душами, – продолжал развивать свою мысль фаталианец, – нельзя, чтобы она у него с юных лет воспитывалась среди порочных душ, общалась с ними, прошла бы через всяческие несправедливости и сама поступала так. Именно поэтому мы воспитываем наших детей исключительно в гармонии, любви, справедливости, красоте и доброте. И всё это мы делаем только для того, чтобы душа смолоду была невинной и не причастной к дурным нравам и мыслям, если ей предстоит безупречно и здраво вершить правосудие. Потому-то порядочные молодые люди и кажутся немного простоватыми и легко поддаются обману со стороны людей несправедливых. Поэтому хорошим судьёй или стражем будет не юноша, а опытный человек, который лишь в зрелые годы ознакомился с тем, что такое несправедливость. Причём будет лучше, если её наличие он подметил не у себя в душе и не как собственное свойство, а, напротив, в душах других людей как нечто ему чуждое. Стражу необходимо много времени, чтобы научится разбираться в том, каково это зло, ведь для него оно является предметом знания, а не собственного опыта. Только в этом случае это будет отличный неподкупный судья или страж.

– Да, Бамо, ты как всегда прав, – согласился в очередной раз с собеседником Ирман Фантози, – ведь хорош только тот человек, у которого хорошая душа. А ловкий изворотливый человек, во всём подозревающий лишь дурное, сам совершивший немало несправедливостей и считающий себя мастером на все руки и мудрецом, правда, общаясь с себе подобными, выглядит знатоком своего дела, потому что он всего остерегается, наблюдая на самом себе дурные примеры. Но, когда он встречается с хорошими людьми, то он выглядит достаточно глупо, так как бывает некстати недоверчив из-за своего неведения здоровых нравов. Ведь эти примеры ему чужды. Так как с людьми порочными он сталкивается чаще, чем с хорошими, то и самому себе и другим он кажется скорее мудрым, чем невеждой. Должен констатировать, к моему большому сожалению, что таких людей ещё не мало у нас на Земле.

– Совершенно верно, дорогой землянин, – соглашался фаталианец с рассуждениями Фантози, – и именно таких людей мы избегаем, воспитывая своё подрастающее поколение на принципах духовности и нравственности. Нам не нужен страж или судья такой, как Вы описали. Наоборот, стражи должны быть мудрыми и справедливыми и должны стоять на защите справедливых устоев нашего гармоничного общества. Порочность никогда не может познать ни добродетель, ни саму себя, тогда как добродетель человеческой природы, своевременно получившей воспитание, приобретёт знание и о самой себе, и о порочности. Именно такой человек и становится мудрым, а вовсе не тот, кто негоден и порочен.

И самое главное, лучшим стражем будет являться именно любящий человек. А любит человек больше всего именно тогда, когда считает, что общая польза дела это и есть его личная выгода. Таким образом, успех и прогресс гарантирован только тому обществу, где совместные альтруистические идеи всего государства преобладают над частнособственническими, эгоистическими, личными интересами каждого индивида.

– Уверен, господин Бамо, что Ваша логика, не поддаётся никакой критике, – соглашался с доводами фаталианского старейшины капитан звездолёта, – и, следуя ей, получается, что коммунистические идеи земных классиков и философов остаются до сих пор актуальными и действенными, а лжеидея современного демократического капиталистического государства неизбежно терпит фиаско и поражение.

– Думаю, что Вы абсолютно правы, уважаемый землянин, в своих рассуждениях, – улыбнулся Бамо, привставая с каменной скамьи, – именно поэтому для наших стражей мы выбираем таких людей, которые, целью всей своей жизни поставили самое ревностное служение государственной пользе и ни в коем случае не согласились бы действовать вопреки ей. Наши стражи придерживаются таких воззрений, что ни обольщения, ни насилие не заставят их забыть или отбросить мнение, что надлежит делать наилучшее для государства и общества.

– И, всё-таки, как же Вы отбираете в стражи самых достойнейших из достойных? – интересовалась Колли Блу тонкостями фаталианского воспитания.

– Именно так, как я Вам только что и говорил, – любезно отвечал старейшина на слова девушки, – мы воспитываем людей, которые доблестнее всех стоят на страже своих взглядов и считают, что для государства следует делать всё самое наилучшее. Даже в их детские годы, предлагая им умственные занятия и спортивные тренировки, наши учителя внимательно наблюдают, кто в чём из них бывает особенно предприимчив или забывчив, успешен или поддаётся обману. Лучшие отбираются, слабые отвергаются. То же самое проделывается со стражами и в других сферах деятельности. На них возлагаются повышенные труды и заботы, тяготы и состязания, испытания и лишения, обольщения и соблазны. При этом учитель выясняет, поддаётся ли человек обольщению, во всём ли он благопристоен, хороший ли он страж как самого себя, так и искусства, которому он обучается, покажет ли он себя при всех обстоятельствах умеренным и гармоничным, способным принести как можно больше пользы и себе, и обществу. Кто прошёл это суровое испытание в детском, юношеском и зрелом возрасте и проявил себя человеком цельным и уравновешенным, того фаталианцы и назначают правителем или стражем государства.

– По-моему, Бамо, таких людей поистине можно назвать совершенными стражами и настоящими гражданами своего государства? – восторженно произнесла Колли.

– Конечно, дорогая Урусвати, – шуточно проговорил старейшина, широко улыбаясь землянке, – но для воспитания столь достойных личностей наши учителя и стражи должны усиленно наблюдать, за тем, чтобы идея частной собственности не проникла в мозги и сознание юных дарований. Только так могли бы стражи остаться невредимыми и сохранить наше государство. А чуть только заведётся у них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами. А содружество друзей и единомышленников из союзников сделаются враждебными гражданами и владыками, богачами и бедняками, ненавидя сами и вызывая ненависть к себе. Жадность и алчность начнёт питать их злые умыслы и формировать опасения и страхи за потерю своего имущества. Они всё время будут жить в большом страхе перед внутренними и внешними врагами, а в таком случае и сами они, и всё государство неизбежно устремится к своей скорейшей гибели. Богатство и бедность плохие союзники. Одно ведёт к роскоши и лени, другое к низостям, злодеяниям и преступлениям.

Преступления же приводят к нарушению действующих в государстве законов, а нарушение законов причиняет именно тот вред, что, мало-помалу внедряясь, потихоньку проникает в нравы и навыки людей, а оттуда, уже в более крупных размерах, распространяется на деловые взаимоотношения граждан и посягает даже на сами законы и государственное устройство. Притом, в конце концов, переворачивается всё вверх дном, как в частной, так и в общественной жизни. Именно из-за этого погибали мощные империи и величественные цивилизации.

Следовательно, как я и говорил, даже игры наших детей должны, как можно больше, соответствовать законам, потому что, если они становятся беспорядочными и дети не соблюдают правил, невозможно вырастить из них серьёзных законопослушных граждан, а тем более преданных стражей нашего общества. Если же дети с самого начала будут играть, как следует, то благодаря творчеству и искусству они привыкнут к законности, и эти навыки будут, постоянно возрастая, сказываться во всём, даже в исправлении государственного строя. И тогда нам не стоит опасаться тех, кто получил безупречное воспитание и образование в наших школах и гимназиях. В большинстве случаев они сами без труда поймут, какие требуются законы и что необходимо предпринимать для блага всего общества, а что отвергнуть.

– Да, господин Бамо, Вашей системе образования и государственного управления можно только позавидовать, – искренне признался Фантози собеседнику, – к сожалению, большинство наших уважаемых депутатов проводят жизнь в том, что вечно устанавливают множество разных законов и вносят в них поправки в расчёте, что таким образом достигнут совершенства. Однако, всё получается у них в корне наоборот.

– По твоим словам, Ирман, жизнь Ваших депутатов протекает, как у больных, которые из-за распущенности не желают бросить свой дурной образ жизни, – улыбаясь, провёл чёткую аналогию фаталианец.

– Да, Бамо, ты абсолютно прав, – соглашался Фантози, – лечась, они добиваются только того, что делают свои недуги разнообразнее и сильнее, но всё время надеются выздороветь, если кто-либо посоветует им новое лекарство. И каким же, всё-таки, по Вашему мнению должно быть идеальное государство?

– Идеальное государство? – несколько удивлённо повторил старейшина, и немного подумав, продолжил, – Уверен, что оно должно быть ясным, мудрым, мужественным, рассудительным, справедливым и гармоничным. И только в таком государстве смогут родиться и быть воспитанными истинные стражи, коим и является Ваш покорный слуга.

С этими словами Бамо встал с каменной скамьи и поднял свой взор и руки к небу, а затем учтиво поклонился, давая понять гостям, что аудиенция закончена, и первое успешное знакомство фаталианцев и землян подошло к концу.

– Любви и единства Вам, земляне, – проговорил вслед удаляющейся делегации старейшина, – ибо только в этом наше спасение, как говорила великая Урусвати нашим предкам.

– Благодарим Вас, мудрый Бамо, за тёплый приём и дружеские симпатии, которые возникли между нами. Надеюсь эти отношения передадутся и всем нашим гражданам для развития длительного и взаимовыгодного сотрудничества между нашими расами, – Любви, мира и процветания сильному и единому народу планеты Фата, – вежливо пожелал старейшине Ирман Фантози, покидая с друзьями большой каменный церемониальный зал, где проходила встреча делегаций.

Диверсия против ксилита

«Любовью и единением спасены будем» – вспомнил Андерс Ганлоу священные слова Сергия Радонежского, которые он прочитал на стенах православного храма во время торжественной росписи с любимой и неотразимой Натали Сьюме. Они поразили его глубиной, простотой и мудростью, и надолго заставили задуматься над тайным вложенным эзотерическим смыслом. Неожиданно размышления Ганлоу были прерваны тревожным заявлением секретаря.

– Мистер Ганлоу, на станцию по производству энергии из ксилита совершено несанкционированное проникновение неизвестных лиц, – раздались взволнованные слова Саманты.

– Как же такое возможно? – искренне удивился Андерс, – ведь станция оснащена самой современной системой безопасности со множеством паролей и кодов доступа. Насколько я знаю, Джордж Агапотти никогда не экономил на безопасности своего детища. Филипп Грейс мне лично хвастался, что никто не сможет взломать нашу систему безопасности, если только президент сам этого не захочет сделать.

Андерс осёкся от внезапной чудовищной догадки, озарившей его разум и сжавшей трепетное сердце. «Значит, всё-таки, война с Агапотти неизбежна» – пронзила холодная ужасающая мысль сознание Ганлоу. Не исключено, что именно президент «Мантек Инкорпорейтед» снабдил преступников информацией о беспрепятственном доступе на станцию по производству ксилита. Но зачем? Хотя, что за глупый вопрос. Андерс давно уже внутренне был готов к такому развитию событий. Естественно, жадность Джорджа Агапотти никогда не простит альтруизм и щедрость Андерса Ганлоу по бесплатной раздаче энергии ксилита всему Человечеству. Очевидно, что Агапотти хочет поквитаться и дискредитировать Андерса и его программу бесплатной энергии ксилита. Он хочет взорвать трилонские генераторы и вернуть себе безграничную монополию транснационального энергетического консорциума. Такого развития событий Ганлоу допустить не мог.

– Саманта, немедленно вызывайте на объект полицию и нацгвардию, – распорядился Ганолу, – срочно подготовьте для меня кибермобиль, я выезжаю немедленно.

– Будет сделано, мистер Ганлоу, – взволнованно щебетала секретарша и немного погодя добавила, – шеф, может быть, Вам лучше взять с собой кого-нибудь из нашей службы безопасности?

– Ты видимо забыла, девочка, что я и есть сейчас наша служба безопасности вместо Филиппа Грейса, – с глубоким сожалением проговорил Андерс, вспоминая нелёгкую долю, на которую обрёк себя полковник своим глупым и безумным покушением на Сергеенко во время экспедиции на Трило.

Андерс по достоинству оценил коварный замысел Агапотти, организовавшего диверсию ровно в 18.00. Конец рабочего дня. Миллионы фларов и кибермобилей на земных и воздушных трасах должны были серьёзно замедлить продвижение спасателей и полиции к станции, генерирующей бесплатную энергию, что автоматически повышало шансы террористов на осуществление их коварного замысла. Андерс летел, выжимая из кибермобиля всю возможную скорость и, похоже, провидение благоприятствовало ему. Был ли это Ангел Хранитель или очередная помощь от Даоли, Ганлоу сейчас это интересовало меньше всего. Спасти генераторы ксилита и спасти Человечество – вот основная мысль, бешено колотившаяся в его голове. Через двадцать минут стремительной гонки Андерс был на уже месте.

Двери автоматически распахнулись перед Ганлоу, не запросив даже кодов доступа на станцию. Это ещё раз подтверждало правильность предположения о курировании диверсантов Джорджем Агапотти, который их снабдил действующими паролями для беспрепятственного проникновения к генераторам ксилита. Андерс превратился в зрение и слух, ожидая возможного нападения террористов в любой момент. Охрана и персонал на станции были усыплены «спящим газом». Их тела беспорядочно лежали на полу в самых причудливых позах. Вдруг одно из тел медленно шелохнулось, очевидно, приходя в сознание. Андерс немедленно поспешил к пострадавшему, чтобы оказать первую медицинскую помощь. Как же он был неприятно удивлён, когда вместо раненого беспомощного человека на него уставилось серебристое холодное смертоносное дуло бластера. «И надо же было попасться на такую простую приманку»: думал Ганлоу, беспомощно поднимая руки вверх перед оружием и обдумывая возможные пути победы над опасностью. Через пару секунд Андерса окружили уже четыре террориста в чёрных масках с направленными на него бластерами. Ганлоу внимательно следил за действиями неприятеля. Если бы они его хотели убить, то уже давно бы убили. Очевидно, они преследовали совершенно иную цель. Но, какую? Ужасная догадка холодными мурашками пробежала по спине Андерса, заставив мускулы напрячься, чтобы прийти в полную боевую готовность. Ганлоу разгадал хитрый замысел Агапотти, который хотел пленить Андерса и выставить всё так, будто бы это Ганлоу сам проник на станцию и взорвал энергетические установки по переработке ксилита. Оригинальная задумка босса, одним выстрелом убить двух зайцев. Очень на него похоже.

По требованию нападавших Андерс медленно заводил руки за голову и неожиданно выпрямил их в резком двойном ударе, выбив бластеры у двух бандитов, а мгновенная нижняя подсечка обрушила двух оставшихся неприятелей. Парализующие удары полностью обездвижили четвёрку террористов, позволив Андерсу связать им руки и ноги. Активировав бластеромёт, Андерс осторожно прокрадывался по коридорам станции, теперь внимательно вглядываясь не только в окружающий интерьер, но и в обездвиженные тела персонала, выискивая любую возможную опасность. Добравшись до центра управления генераторами, Андерс, к счастью, не встретил больше ни одного вооружённого террориста. Однако он идентифицировал около двадцати зарядов взрывчатки с дистанционным управлением, расставленных по пути его следования. Сколько ещё активированных бомб располагалось в здании, было не известно. Ганлоу быстро вернулся к четвёрке обезвреженных диверсантов, чтобы найти пульт дистанционного управления зарядами, но, к сожалению, ничего не обнаружил. У кого же был пульт управления, если не у Джорджа Агапотти? А если так, то он ожидал сигнал от группы террористов о выполнении задуманного им плана, чтобы окончательно взорвать станцию и переложить всю полноту ответственности за это на Ганлоу.

Андерс тревожно размышлял над тем, как блокировать внешний сигнал запуска бомб, чтобы не допустить взрыва станции. Подсказка сама собой пришла в голову Андерса, синтезированная генераторами ксилита, с которыми Ганлоу общался телепатически. Обдумав предложение трилонских энергетических установок, Андерс ментально одобрил защитный план действий. Генераторы ксилита тут же сформировали мощный энергетический экран, который невидимым куполом накрыл площадь станции, отражая все возможные цифровые и волновые импульсы и сигналы, которые могли бы активировать взрывчатку. Первая часть плана была выполнена успешно. Теперь осталось дождаться только полицию, чтобы обезвредить сами заряды.

Полицейский наряд и команда нацгвардии прибыла минут через десять. Военные врачи принялись срочно оказывать медицинскую помощь отравленному газом персоналу станции. Сапёры занялись обезвреживанием дистанционных зарядов, а следователь начал расспрашивать Андерса Ганлоу о случившемся.

– Так говорите мистер Ганлоу, что Вам в одиночку удалось обезвредить четырёх отъявленных террористов, находящихся в федеральном розыске более пяти лет? – с иронией и скептицизмом заявлял молодой лейтенант полиции с недоверием разглядывая Андерса с ног до головы.

– Лейтенант Старк, если Вы не верите моим словам, то можете спокойно проверить запись интеркома, которая круглосуточно осуществляется системой безопасности станции.

– Сержант Митрофанов, проверьте срочно данные внутреннего интеркома и показания подозреваемого, – небрежно махнул головой лейтенант подчинённому.

– В чём же это Вы меня подозреваете? – изумился Ганлоу словам полицейского, – И почему не доверяете моим показаниям?

– Да просто очень сильно я сомневаюсь, чтобы какой-то там офисный планктон так легко мог справиться с бандой головорезов, за которыми охотятся лучшие спецслужбы из разных стран, – издевательски усмехался следователь.

– Так, может быть, лейтенант Старк, дело не в каком-то офисном планктоне, как Вы позволили меня назвать, а в качестве работы спецслужб разных стран, которые на протяжении нескольких лет не смогли объединиться и организовать свою работу таким образом, чтобы не дать преступникам свободно разгуливать по нашей планете и взрывать охраняемые энергетические объекты, – спокойно осадил Андерс Ганлоу амбициозного и вспыльчивого лейтенанта полиции.

– Что ты хочешь мне сказать? – начинал сердиться молодой лейтенант, – Что я своею жизнью напрасно рискую, каждый день убирая с улиц тонны грязи и мрази, которые точно так, как ты мне сейчас поют, что ни в чём они не виновны, а сами, может быть, раздают коды доступа преступникам, а затем их раскрывают.

– Зачем бы это мне всё было нужно, лейтенант Старк? – изумился Ганлоу странной логике офицера полиции.

– Да кто же Вас знает господа политики и директора? Одному для успешной предвыборной кампании, другому для выслуживания перед хозяином, чтобы выклянчить очередную прибавку к жалованию? – злорадно усмехался молодой лейтенант, довольный собственной проницательностью.

– Что же это Вы так людей не любите, господин Старк? И кто Вам дал право мерить всех людей под одну гребёнку? – искренне удивлялся Ганлоу такому бессовестному проявлению злости, невежества и недопонимания со стороны правоохранительных органов Стонфилда, – разве Вас не учили в школе, что главное дело человеческой жизни это любовь. Если любишь, то, сойдясь с человеком, ты будешь думать не о том, чем может быть полезен тебе этот человек, а о том, как и чем ты можешь быть полезен ему. Если каждый из людей будет действовать таким образом, то он во всём будет преуспевать гораздо больше, чем если бы заботился только о самом себе.

– Ты ещё учить жизни меня здесь собираешься? – заводился лейтенант полиции, раздражённый рассудительностью оппонента.

– Век живи, век учись, – спокойно и уверенно говорил Андерс, – разве Вы не согласны с народной мудростью, лейтенант?

– Да, ну Вас, мистер Ганлоу, с Вашей мудростью – беспомощно отмахнулся лейтенант от слов Андерса, как от назойливой мухи.

Неожиданно или к счастью, но странная заходящая в тупик дискуссия двух противоположностей была прервана появлением сержанта Митрофанова с докладом.

– Лейтенант Старк, показания господина Ганлоу полностью совпадают с записями камер внутреннего интеркома и подтверждают его блестящую и весьма техничную победу над преступниками, – коротко и ясно сформулировал сержант, восторженно глядя на Ганлоу, – он, действительно, настолько профессионально и виртуозно обезвредил диверсантов, что этой боевой технике могли бы позавидовать даже наши лучшие спецназовцы.

– Так Вы, в дополнение ко всем своим недостаткам, ещё и единоборствами занимаетесь, мистер Ганлоу? – саркастически высказался молодой лейтенант, с ухмылкой разглядывая Андерса.