Выхожу 1 ja на дорогу

Она сообщила ему дату рождения. Немолодая уже.

– Где прописаны?

Она назвала адрес.

– Образование?

– Высшее.

– Вы написали в заявлении, что ваш муж, Гребенюк Андрей Лазаревич, неслучайно упал из окна, а кем-то был вытолкнут с преступным умыслом. С чего вы это взяли?

– Подозрительно это, – сказала Гребенюк. – Он никогда не падал из окна, а в тот день упал и разбился. Я хотела, чтобы вы разобрались…

– Пройдемте на место происшествия.

Она повела его в кухню, указала на подоконник:

– Вот здесь это было.

– В котором часу?

– Вечером.

– Точнее.

– Не могу сказать. Сама я в тот момент была на работе, я в школе работаю.

– Что вы делали в это время? – спросил Михалков и подумал, что сам бы никогда не ответил на подобный вопрос.

– Вела собрание, посвященное распространению облигаций. В прошлом месяце коллектив не выполнил план по подписке на заем.

– Так. Дальше.

– Дома была дочь. Муж забрал ее из детского сада, привел домой и решил помыть окно в кухне. Был выпивши.

– Откуда вы знаете?

– Он каждый вечер был выпивши.

– Зачем он пьяный после работы полез мыть окно в кухне?

– Он давно хотел. Всё говорил: весна, оттепель, а стёкла такие, что ничего не видно.

– Почему его это волновало?

– Не знаю. У пьяных так бывает – чистоты хочется. Скандалил, требовал, чтобы я помыла, а я боюсь высоты.

– Много пил?

– Каждый вечер после работы шел с дружками в пивную. Да вы же знаете, сами видели.

– Я сейчас ничего не знаю, я на службе. Рассказывайте.

– Да что рассказывать! Стыдно. Таскался по пивным и дочь таскал, она ему пену с кружек сдувала. А потом явится домой и кричит: «Оттепель! Окно не мыто!» Я ему говорю, что у меня страх высоты – голова кружится. А он не терпел, чтобы ему возражали. Сразу начинал дрожать и выгибаться дугой. Так страшно было…

Участковый записывал из последних сил, чувствуя, как пальцы его начинает сводить судорога. Обычно спазм наступал к концу первой страницы, поэтому он не составлял длинных протоколов: бросал карандаш и орал на протоколируемых «короче!».

– Короче! – заорал Михалков, бросив карандаш на пол.

Гребенюк испугалась.

– Что?

– Муж, говоришь, выгибался?

Теперь, без протокола, можно было ей не выкать. Не уберегла мужика, училка. А мужик-то хороший. Все мертвые люди, в глазах Михалкова, были хорошими.

– Дугой выгибался? – переспросил он.

– Да.

– Вот так?

И сам выгнулся дугой.

– Именно так, – подтвердила Гребенюк. – Вы тоже после контузии?

– Вопросы здесь задаю я.

– Извините.

– Оттепель, значит?

– Да, оттепель.

– А где ребенок?

– В садике.

– Кто в квартире?

– Никого.

– Свидетелей, значит, нет. И тогда не было?

– Только дочь. Она сказала: когда папа упал, в коридоре хлопнула дверь, как будто бы кто-то поспешно заскочил к себе в комнату.

– Какая дверь?