Потупив взор, искалеченная судьбой женщина снова пустила слезу, отчего в глазах, нет, уже в глазе, разом помутнело. Когда же мутная пелена спала, кроме дежурной по этажу и еще одного пузатого мужика в штанах на лямках, рядом больше никого не оказалось, что наводило на мысль о некоем оптическом обмане зрения, вызванном частым недосыпанием. Ведь столько народу не могло исчезнуть за секунду.
– Вот, полюбуйся, Петрович, чем у нас офисные работники занимаются, – обратилась дежурная по этажу к пузатому мужику. – Я, конечно, все понимаю, лифт дело серьезное, но зачем возле него мочиться? Неужели нельзя было подождать?
– А дамочка слаба на передок, – усмехнулся пузатый мужик, склонившись над ящичком для инструментов. – И десяти минут не вытерпела. Видать, сильно ее приспичило. Даже колготки снять не удосужилась. Одним словом, бесстыдница.
– Советую поторопиться. Сейчас народ с работы повалит, а она здесь обосанная сидит.
– Как с работы? – удивленно воскликнула Нина Петровна.
– Да так. Пять минут до конца рабочего дня осталось.
– Какие пять минут? Я уже тут часа два сижу, не меньше. И где, кстати, извращенец с длинным носом? Где человек-пропеллер? Где все остальные? Труляля там и Траляля…
– Ты, наверное, милочка, умом тронулась, – покрутила пальцем у виска дежурная по этажу. – Никаких извращенцев, людей-пропеллеров и уж тем более Трулялей в нашем офисе отродясь не водилось. Сказки все это. Или шизофренические выдумки.
– Но я точно их видела. И вас вместе с мужчиной в коричневых роговых очках тоже видела. Вы еще ему честь свою проиграли из-за моей способности растягиваться.
– Полнейшая чушь. С чего бы мне могло прийти на ум разбрасываться честью?
– Мало ли с чего. Люди разные бывают. Кому честь дорога, а кому – нет.
– Хамка! Как у тебя язык поворачивается подобные вещи вслух произносить?
Пока между женщинами шла ожесточенная перепалка, пузатый мужик успел вытащить из ящичка для инструментов отмычку, вставить ее в двери лифта и без особых усилий разжать стопорный механизм.
– Иди-ка ты лучше домой, дуреха, пока твой конфуз никто не заметил, – посоветовал он, смахнув со лба одинокую капельку пота.
– И моли Бога, чтобы мы с Петровичем никому не рассказали о твоей наглой выходке, – добавила дежурная по этажу.
В следующую секунду взгляд Нины Петровны коснулся ведра дегтя, оставленного Братцем Лисом возле лестницы, и являющегося наглядным подтверждением тех событий, которые с ней недавно произошли. Возможно, на нем стоило заострить особое внимание, что безусловно утерло бы нос любому неверующему человеку. Однако пузатый мужик зарезал столь светлую идею на корню.
– Теперь понятно, почему двери лифта заклинило.
– И почему? – поинтересовалась дежурная по этажу.
– Шестеренки высохли.
– Это можно исправить?
– Конечно! Иначе зачем нам понадобилось переть сюда ведро смазки?
– Пожалуй, я и вправду пойду, – произнесла поникшим голосом Нина Петровна, смирившись с мыслью о своем буйном умопомешательстве. – Может, оно и к лучшему, что мне все привиделось.
*****
Как выяснилось чуть позднее, платье с колготками оказались не такими уж и замаранными: пару пятен спереди, пару пятен сзади и одно узкое пятнышко снизу, аккурат между двух умопомрачительных ножек, облаченных в туфли на высоком каблуке. Правда левый каблук слегка надломился в ходе скольжения по полу с последующим впечатыванием в металлическую преграду, но это было совершенно не существенно. Главное, ухо и глаз остались на прежнем месте, оградив хозяйку от обивания порогов всевозможных хирургических клиник. И единственным неразрешенным вопросом остался вопрос с занозой, взявшейся неизвестно откуда на правом верхнем веке. Вот уж действительно, жизнь порой преподносит странные сюрпризы, ставящие человека в тупик.
Что касается Буратино, то он решил серьезно заняться своим внешним видом, поскольку появляться на людях без тела неприлично. То ли дело человек-пропеллер Гастон. Этот славный озорник не то что телом, он еще и моторчиком марки GMM обзавелся, аббревиатура которого расшифровывалась как Жуткая Молотильная Машина, и все по причине страшного грохота, доносимого из ее недр во время полета на максимально допустимых высотах.
4. Новогодние казусы
Маленькая ремарка: Буратино категорически против коммунистов. Он идеолог, и с точки зрения политической нравственности сторонник демократов, хотя последнее совсем не важно. Пусть каждый остается при своем мнении, ведь на то она и политика, чтобы сеять сомнения в сердца трудового народа.
– На вид это было маленькое, задавленное большой (своего рода) плитой жизни, невинное и страшно далекое от насилия существо, – вещал седовласый оратор Онуфрий, стоя на заснеженной площади перед толпой зевак. – Но внутри него, сидел злой и коварный демон, способный просто так убить свою мать. И он ждал своего звездного часа, когда обстоятельства вытолкнут его наружу из глубины души и дадут ему возможность сеять зло направо и налево, направо и налево, направо и налево…
– А причем тут мать? – воскликнул, проходящий мимо старичок.
– Какая мать? – спросили старичка люди.
– Та, которую он собирается убить.
– Так он не собирается, а может убить. Если, конечно, захочет.
– Чего захочет?
– Ну, убить.
– Кого?
Люди переглянулись между собой и, не поняв, куда клонит старичок, переспросили:
– А ты вообще кто такой?
– Я?
– Да-да, ты! – раздался хор голосов.
– Да я, собственно, никто. Так, проходящий мимо старичок. Иду в универмаг за новыми акварельными красками.
– Ты что, художник?
– Нет.
– Тогда, зачем тебе акварельные краски?
– А зачем мать?
– Какая мать?
– Ну, та, которую он собирается убить, если конечно захочет, а если не захочет, то и не убьет, хотя гипотетическая возможность убийства все-таки присутствует. Что же касается меня, то я так, просто проходящий мимо старичок, и мне глубоко наплевать на его мать, потому что я иду в универмаг за акварельными красками. Но не думайте обо мне как о художнике. Это вовсе неправильно.
– Вот это да, – воскликнули люди, и половина из них пошла в метро.
Хочется сказать, что это была добрая половина, которая в принципе в нашем рассказе не нужна. Пусть идет себе на здоровье. Чего в ней толку?
Тем временем из-за ближайшего переулка, откуда не возьмись, появился Санта Клаус в красной шапке и с белой бородой как у Деда Мороза. В общем-то, он и был по сути Дедом Морозом, но только не нашим, а иноземным, потому что нашего так прямо и зовут – Дед Мороз, а этого придурка – Санта Клаус. Однако если кто-то думает, что Клаус – фамилия, то он не иначе как балбес. Клаус – это отчество.
– Где мой папа Клаус Рихтер? – заплакал малыш Санта.