– Давайте отпилим ей ногу.
– Какую ногу? – недовольным тоном воскликнула дежурная по этажу. – Лучше отпили ей руку, чтобы не мучилась.
– Руку неинтересно, она тогда освободится и нельзя будет пошалить.
Услышав последнее заявление, относящееся к разряду издевательств, Нина Петровна начала истошно вопить. Причем так членораздельно, словно у нее прорезались новые зубы.
– Вы что, сдурели? Меня нельзя пилить! Я же живая!
В ту же секунду из-за спины дежурной по этажу вышли похожие друг на друга как две капли воды Труляля и Траляля.
– Мы тоже живые, – брякнули они в один голос. – А кто думает, что мы из воска, пускай гонит денежки. Ведь за просмотр деньги платят. Вот!
Скорее всего, минутная стрелка, о которой шла речь в начале нашего рассказа, наконец, достигла отметки "двенадцать". По крайней мере, только так объяснялся тот факт, что в течение следующих пяти минут вокруг Нины Петровны собралась целая толпа разношерстного народа, поднявшего в одночасье несмолкаемый гомон вселенского масштаба. Тут были все: и ее сослуживцы, и подруги, и не сослуживцы, и не подруги, и молчуны, и словоблуды, а также непосредственный начальник – низкий лысоватый мужчина в черном костюме с аномально выпученными глазами. Еще, в толпе можно было заметить негров, китайцев, монголов и чукчей. Даже Буратино появился из ниоткуда, как по мановению волшебной палочки. Правда, после недавнего взрыва от него остался лишь нос, однако нос тоже имел право голоса. Особенно такой длинный.
Что самое интересное, при виде позы Нины Петровны (именно позы, а не положения в пространстве) у каждого разом отпала охота идти домой. Каждый жаждал продолжения зрелища, в корне отличающего от тех зрелищ, которыми пестрили цирковые арены или какие-либо другие схожие по тематике заведения.
– Может, нам попробовать вытянуть ее, как репку? – предложил мужчина в коричневых роговых очках, ловко ухватившись за голову Нины Петровны своими сильными и пронырливыми руками.
– Точно! – раздались одобрительные возгласы вперемешку с редкими аплодисментами. – Надо тянуть, не то мы будем стоять здесь до скончания века.
Заручившись поддержкой, мужчина в коричневых роговых очках стал тащить перепуганную сотрудницу наружу, и по мере отдаления от дверей лифта к нему стали пристраиваться остальные члены консилиума, а именно так следовало называть это сборище людей, решающих сложную задачу по спасению человека.
Естественно, первой начала вытягиваться шея, являющаяся слабым звеном в мудреной цепочке органов, что обычно составляют единую автономную систему, способную самостоятельно производить те или иные действия. Однако в данном конкретном случае у бедной девушки, оказавшейся в чрезвычайно пикантной ситуации, подобная роскошь носила весьма сомнительные характер, тем самым накладывая на элементарные телодвижения ряд существенных ограничений.
– Отпустите меня немедленно! – завопила Нина Петровна, когда длинна ее шеи достигла трех с лишним метров, и большинству пришлось протиснуться на узкую лестницу. – Я же не резиновая! А-а-а! Больно!
От столь мощного крика, сравнимого по звучанию с воем автомобильной сирены, все, кто участвовал в процессе вызволения глупой сотрудницы из тесных дверных оков, как бы невзначай разжали пальцы рук, после чего, прикрыв ладонями глаза, стали ехидно улыбаться. Дескать, мы сделали это не нарочно. Просто у нас сработал коллективный рефлекс, поэтому просьба особо не обижаться.
В то же самое время натянутая, словно пружина древнегреческого баллистического оружия под названием катапульта, голова Нины Петровны молниеносно полетела назад, ударившись через секунду о двери лифта с таким омерзительным по звучанию шлепком, что многие были вынуждены метнуть обеденный харч в сторону соседа. В свою очередь, Нина Петровна даже бровью не повела и лишь часто заморгала ресницами томных глаз, выражающими на текущий момент глубокое коматозное недоумение. В связи с чем возникал вполне резонный вопрос: не постигла ли дуреху контузия, лишив последних остатков мозгов, которых ей и без того катастрофически не хватало?
– Я же говорил, что не надо тянуть, – подытожил мужчина в коричневых роговых очках, прикинувшись шлангом.
– Да-да, точно! – вторили ему остальные. – Это только в сказках репка выдергивается из земли с поразительной легкостью, а в реальной жизни все обстоит куда сложнее.
Тут волосы на головах людей начали таинственным образом колыхаться, и совсем скоро рядом с ними приземлился человек-пропеллер Гастон, успевший загодя избавиться от кожаного комбинезона, чтобы предстать перед публикой нагишом.
– Друзья, прошу минутку внимания! – восторженно произнес он, явно замыслив какую-то пакость. – Коль дело у нас зашло в тупик, считаю необходимым подвергнуть Нину Петровну групповому надругательству. По крайней мере, так мы сможем компенсировать потраченное на нее время.
– Здорово! – послышалось отовсюду, и все как один принялись расстегивать ширинки брюк, одновременно выстраиваясь в длинную-предлинную очередь.
– Постойте! – внезапно опомнилась дежурная по этажу, начав было задирать свой серенький неказистый халатик, но тут же остановившись по причини принадлежности к другому полу. – Вы кое-что упустили из виду, ведь у меня нет того, чем можно совершить надругательство.
– Вот черт! Она права! Женщина априори не способна надругаться над женщиной, – влезли в разговор Труляля и Траляля, хотя их никто об этом не просил. Все и так поняли, о чем идет речь.
Состроив серьезный вид, Гастон ударился в долгие размышления, и вдруг его осенила замечательная идея, убивающая одним выстрелом сразу двух зайцев.
– Слушайте, а пойдемте качаться со спущенными штанами на люстрах. Кто первый упадет, на того мы все дружным скопом и набросимся.
– Да-да! Давайте и вправду пойдем! – оживилась толпа.
– Идем! Идем! Ура! – поддержал коллектив мужчина в коричневых роговых очках.
И начальник Нины Петровны, позабыв о дежурной по этажу, которая не сможет надругаться над его подчиненной, тоже внес свою лепту в общую какофонию звуков:
– Ага! Совершенно с вами согласен. Исключительно на люстрах и обязательно со спущенными штанами. Иначе никак нельзя. Иначе нам будет скучно.
– Извините, но как же я? – жалобно заскулила Нина Петровна, выйдя из ступора в самый неподходящий момент
– А что ты? – спросил Гастон.
– Как что? Представляете, в какую ярость придет моя мама, когда не застанет меня дома?
– Мама?
– Да, мама!
– В ярость?
– Да, в ярость! Потому что у нее сегодня день рождения.
Злорадно ухмыльнувшись, Нина Петровна сжала свободную ладонь в кулак и погрозила ей перед носом человека-пропеллера, что безусловно должно было вселить в его сердце тревогу.
– О-о-о! – начал Гастон, испугавшись перспективы попасть под горячую руку разъяренного родителя. – Кажется, мне пора улетать. С мамой шутки плохи. За маму можно запросто схлопотать по щам.
Подняв из лужи мочи комбинезон, очутившейся там в силу непредвиденных обстоятельств, вызванных чрезмерной спешкой, он с трудом его на себя натянул и, зажужжав моторчиком, скрылся в неизвестном направлении.
– Что же теперь делать? – спросил Буратино, решив сменить трусливого негодника на нелегком поприще управления разрозненной толпой зевак. – Вдруг лифт подумает, что он закрыт и поедет вниз?
– Тогда ее разорвет пополам, – без запинки ответила дежурная по этажу, проведя ребром ладони вдоль шеи.
– Не обязательно, – высказал предположение мужчина в коричневых роговых очках. – Быть может, она просто растянется до невероятных размеров, как это произошло совсем недавно с ее шеей.
– Вряд ли такое возможно. Мы же находимся на пятнадцатом этаже.
– А я вот сейчас спущусь, нажму на кнопку вызова и проверю, разорвет ее или нет, – произнес Буратино, сделав шаг в направлении лестницы.
– Не надо спускаться! Не хочу пополам! Не хочу растягиваться! Я хочу домой к маме! – запричитала Нина Петровна, пуская из носа пузыри размером с арбуз.
Однако кроме Буратино, ее никто не пожелал слушать, потому что все бросились наперегонки вниз, включая дежурную по этажу и мужчину в коричневых роговых очках, заключивших между собой пари. Разумеется, женщина поставила на кон свою честь, а соперник, наотрез отказавшийся лишать невинности собственный зад путем введения в него швабры, поставил на кон очки. Уж лучше плохо видеть, чем ловить на себе косые взгляды сослуживцев.
Дождавшись, когда пространство вокруг лифта полностью опустеет, Буратино приблизился вплотную к Нине Петровне и стал тыкать носом в пузыри, отчего те забавно лопались, разбрызгивая во все стороны частички желтых соплей.
Загипнотизированная деревянным отростком, маячившим перед самым лицом, наша героиня начала думать тяжкую думу. Что ждет ее в недалеком будущем? И закончится ли вообще вся эта жуткая катавасия со злосчастными дверьми, превратившая трудолюбивую девушку, добивающуюся всеми правдами и неправдами карьерного роста, в настоящее посмешище? Ведь вполне могло статься, что ей так и придется торчать здесь вечно. Сначала она посинеет, потом позеленеет, а потом похудеет. Хотя, нет, с похудением еще можно как-то справиться, если кто-нибудь соизволит регулярно носить еду. Но кто именно? Уж не этот ли невидимый шутник, пытавшийся пару минут назад привести в действие подъемный механизм лифта? Или ему хотелось избавиться от свидетелей, чтобы остаться наедине с приглянувшейся зазнобой?
Словно прочитав мысли Нины Петровны, Буратино счел нужным сменить бессмысленное страдание ерундой на нечто более результативное, состоящее из назойливых ухаживаний с последующим склонением несчастной узницы к непотребным действиям ярко выраженного сексуального характера. Не сложно догадаться, что далее от нее должен был быть получен категоричный отказ, подкрепленный колкими ругательствами или даже рукоприкладством. Только в том и состоял коварный замысел демона – вынудить жертву пойти на крайности, тем самым притупив ее бдительность.
– Не отчаивайся, милая, – раздался вкрадчивый голосок, отдающий чем-то дьявольски деревянным. – Хочешь, я пощекочу тебе носом за ушком?