Труба

– Здравствуйте, Виталий Витальевич. Извините. Это мы… Вот это Огород, – Лёха вытащил из-за своей спины с огромным синяком приятеля, тот буркнул: «Здрасте…», и продолжил. – Мы не к вам пришли. Извините, Корнет чего-то вперед полез… Савельев ведь у вас живет? Он дома?

Два Винта, не торопясь, жевал бутерброд.

– Савельев? Дома он. Только что его видел: из магазина в подъезд вошел. Зачем он вам?

– Да побазарить с ним хотели! Есть о чем! – опять попер Корнет.

– Только я не пойму: чего вы ко мне пришли? – не слушая реплики, продолжил Два Винта, обращаясь к Лёхе. – Он в соседнем подъезде, ты же знаешь.

– Не… Это мы… это я знаю… Но мы не к Алексею Петровичу. Сашка Савельев у вас ведь живет? – ответил Беззубый.

– Ну, что, Лёха, дадим теперь слово твоему другу? О чем ты, «парень с Базы», хотел побазарить, скажи?

Корнет клацнул зубами от злости. Глаза его налились.

– Да вы гляньте на эту морду! – Корнет подтолкнул Огорода еще ближе к ВДВ. – Он чо про себя думает? Это чо за ерунда? Так с друзьями не поступают…

– С друзьями, говоришь? – спокойно перебил Два Винта. – Может, было за что?

– Не, Виталий Витальевич, – вступился Беззубый, – правда беспредел…

Тут открылась дверь в квартиру. Два Винта, не оборачиваясь, отступил немного в сторону и все увидели на пороге Мойшу. К ужасу «друзей» он был в одних штанах и тапках. В руке держал такой же, как был на ВДВ, тельник. Все тело Савельева украшали тюремные наколки, от которых становилось жутко.

– Знакомый базар слышу, – показав фиксу процедил Саша и стал одевать тельняшку. – А базар в натуре птичий. Бакланы клювами защелкали.

Мойша так посмотрел на пришедших, что те попятились. Огород снова спрятался за широкую спину Беззубого, морда которого покраснела, словно зажглась, и на ней проступили капельки пота. Корнет раскрыл рот и часто-часто заморгал.

– Я, Виталий Витальевич, отойду на коллектор.

Два Винта положил в рот остатки бутерброда.

– Давай, Саш, только недолго. Мы же чай пить собирались. Я сейчас заварю.

– Мне там, Виталий Витальевич, в банку мою с кипятильником, как я показывал, заварите, пожалуйста. Я порожняка толкать не стану, быстро вернусь.

– Давай, – дожевывая, ответил ВДВ. – Папиросы иди возьми. На подоконнике лежат рядом с банкой.

– Теперь, Лёха, – сказал Два Винта, когда Саша скрылся за дверью, – самый подходящий момент вам «слиться» и больше никогда не попадать ему на глаза. Если ты и твой «парень с Базы» думаете, что он сейчас на коллекторе будет вам объяснять почему так произошло, а потом еще прощение попросит, то вы конченные идиоты! Это рецидивист Мойша и вы даже представления не имеете, по каким понятиям он живет. Вот этот, обоссанный, – Два Винта вытащил из-за Лёхиной спины до смерти напуганного Огорода и повернул его лицом к Беззубому, – уже понял, что сейчас кто-то из вас, самый такой смелый, останется лежащим с кишками наружу на пустыре. Понял и очень хочет уйти, а лучше убежать отсюда. И это, чтобы остаться живым, не очень даже стыдно. Мойша скоро уедет, и я сделаю так, чтобы он вас в эти дни не искал.

– Да чо за бредни! – снова выпендрился Корнет.

– Да заткнись ты! – зашипел на него Беззубый. Иногда на Лёху находило затмение, и он становился нормальным, здравомыслящим парнем. – Виталий Витальевич, я понял. Мы уходим. Только, пожалуйста, не говорите никому, что так вышло. И ему тоже ничего не говорите.

– Разумно рассуждаешь, – с улыбкой одобрительно покачал головой и хлопнул Лёху по плечу Два Винта.

Огород, споткнувшись о ногу Беззубого, и схватившись за перила, чтобы удержаться на ногах, не дожидаясь команды, рванул вниз. Лёха, видя, что Корнет «лезет в бутылку», взял его за локоть, но тот выдернул руку и остался стоять, сверля взглядом ВДВ. Беззубый махнул рукой и потопал вниз.

Два Винта, не спуская улыбку, проводил взглядом Лёху один марш и, вопросительно подняв брови, посмотрел на Корнета, словно только его увидел. Добродушное лицо ВДВ просто-таки светилось вопросом: «А-а-а, так это ты тот смельчак?».

Огород пробежал уже два этажа. Беззубый одолевал второй пролет, когда за дверью послышался шорох. До Корнета в этот миг дошло, что еще несколько секунд промедления и в его короткой безоблачной жизни произойдут серьезные и непоправимые перемены. Он повернулся и быстро зашагал по ступенькам.

На площадку вышел Мойша. В куртке, в ботинках, с папиросами в руке. Встал у перила, рядом с ВДВ, закурил беломорину, стал слушать шаги. С площадки последнего, пятого этажа, на котором жил Два Винта, хорошо видна вся лестница.

– Виталий Витальевич, почему подорвали? – медленно, тихо, в своей манере спросил Мойша.

– Ты чего вышел-то? Я думал ты чай завариваешь.

– Чай заварим. Чай нужно не спеша пить. Бакланы где?

– Улетели. Это перелетные. Сказали, что квартирой ошиблись.

– Бывает… – оскалился Мойша и густо плюнул в мелькнувшую несколькими пролетами ниже спину Корнета, и, увидев, что попал, сказал громко, на весь подъезд. – Там, Ермолай, один, я расслышал, на Базе потеет! Вам ничего с Базы не подогнать, Виталий Витальевич?

Услышав это, Корнет уже совсем не гордо, выскочил из подъезда быстрее Лёхи, столкнувшись с ним в дверях. На улице, у дальнего подъезда, стоял бледный и встревоженный Огород, готовый побыстрее уйти. Дождавшись друзей, он спросил:

– Ну, чо, куда? По домам?

– Вот сука, а! – начал мерить шагами расстояние от подъезда до клумбы и обратно Корнет. Он был в ярости. – Лёха, ты чо ушел-то?! Чо вы забздели-то?! А?!

Беззубый закурил. Вторую сигарету протянул Огороду. Тот тоже закурил.

– Вы чо молчите-то, а?!

Корнет плюнул и снова зашагал взад-вперед.

– Пошли, чего стоять-то? – сказал Огород.

– Тебя вообще никто не спрашивает! – выпалил Корнет. – Мы за тебя «вписались», а ты первый забздел!

Лёха Беззубый и Огород молча курили. Корнет подошел вплотную к Огороду и сказал:

– Молчите? Ладно. Раз так, то больше от меня помощи не жди. Даже не обращайся. А общий «косяк» на тебя повешу. Больше отец тебя отмазывать не станет.

– Ты чо, охренел что ли?! – чуть не поперхнулся сигаретным дымом Лёха.

Огород побледнел еще больше и дрожащим голосом сказал:

– Это такой ты друг оказывается?

– Да ссыкло ты, а не друг! Насмотрелся ящика и косил всю жизнь под блатягу, а на самом деле всегда был ссыкло. Чувствовал себя уверенно только рядом со мной, потому что знал, что отец отмажет, «если чо». А теперь пора ответить за аванс!

– Зря скалишься, Корнет, – ответил, бросая окурок ему под ноги, Огород. – Ты меня не подставишь, – я тебя больше не знаю. А вот Савельева пока он в городе ты будешь бояться. Это ты меня вынудил к нему идти, Лёха свидетель, я не хотел. Ты сам ввязался не в свое дело, тебя никто не просил. Ну, ничего, я завтра пойду и извинюсь за этот визит. Не все ж мне только перед тобой извиняться. А теперь, дай пройти! – и, оттолкнув не ожидавшего такой наглости Корнета, пошел по улице.

– Козел, – процедил, смотря вслед уходящему Огороду, сквозь зубы, чтобы он не услышал, Корнет.

– Ну и чего теперь делать? – выбрасывая окурок, спросил Лёха.

– Ничего. Сигарету дай. Ты про него что ли? – закуривая, ответил Корнет. – Да завтра сам придет.