Плот в порядке, команда сыта и готова, настало время поднимать паруса. Должен сказать, что поднять рею, составленную из четырёх бамбуковых брёвен, на которой закреплён парус, площадью 90 квадратных метров, задача непростая. Несмотря на два блока, которые должны были облегчить нам подъём, парус мы поднимали не меньше чем вчетвером, тратя на это немало сил. Подняв парус, мы пришли к выводу, что нам нужно подтянуть ванты[13 - Элемент стоячего такелажа судна. Ванты – оттяжки мачты, предохраняющие её от падения.], которые сильно разболтались во время буксировки. При поднятом парусе на мелкой волне, мачта, почти никак не зафиксированная у основания, опасно ходила из стороны в сторону. Выглядело это довольно нервно. С вантами всё сложнее, чем на яле, на котором мне довелось ходить до этого. Для того, чтобы подтянуть ванту на плоту требуется три человека. Кроме того, вант не две, а восемь. Пока мы осаживали ванты, я понял, что мне чудовищно не хватает веса. Хоть я и наваливался на верёвку всем телом, результат мог бы быть лучше, а судя по физическим нагрузкам, путешествие обещает быть непростым.
Разобравшись с вантами и парусом, мы приступили к основам управления плотом на практике. До этого Ула и Ойвин примерно объяснили мне теорию, как работают гуары, но из-за языкового барьера всех нюансов я не понял. Общая идея состоит в том, что если поднять все гуары на носу и опустить на корме, то плот уваливается под ветер, а если наоборот – приводится[14 - Увалиться, привестись – Морские термины, обозначающие изменение курса корабля в сторону полного или острого, соответственно. На острых курсах ветер заходит в парус под минимальным углом, на грани заполаскивания, на полных – под большим. Таким образом, корабль идущий полным курсом способен держать более высокую скорость, а корабль идущий острым курсом – направление, приближающееся к направлению «против ветра»]. Но это я познал уже позже, методом проб и ошибок. Ну а пока что вся команда бегала по палубе с носа на корму и с кормы на нос, вставляла и выдёргивала гуары, суетясь и что-то крича, и периодически глядя на парус и компас. С моей стороны это выглядело именно так. Я тоже бегал. Только ничего не понимал. Кричали-то по-норвежски. Здесь я должен сказать, что в первое время мне было довольно тяжело в плане взаимодействия. Дело в том, что пятеро участников из команды Тупака норвежцы, а англичанин Девид, хоть и живёт в Манчестере, по-норвежски говорит очень бегло, потому что уже не один год работает на корабле вместе с Улой. Вот и получалось, что когда нужно было сделать что-то быстро, например манёвр парусом, или манипуляцию гуарами, все диалоги и обсуждения велись по-норвежски. На нём же подавались команды. Поначалу я просил Девида, чтобы он пояснил мне суть команд, но быстро сдался. Понять его манчестерский английский, когда он быстро переводил команды, мне было порой сложнее, чем понять норвежский. Здесь меня очень выручал Хокон, который понятным мне языком рассказывал мне общий план действий. В итоге с гуарами тоже разобрались. Все гуары экспериментальным путём выставляются в определённое положение, чтобы примерно держать направление, и выбирается одна рабочая гуара. Изменяя её положение, курс можно стабилизировать до необходимого. По случаю этой большой победы, мы с капитаном раскурили пополам мою последнюю сигарету.
Как я и ожидал, на второй ночной вахте планктон светился намного ярче, и его было намного больше. Похоже на болотные гнилушки, которые волной заносит на палубу. Какой-то зеленоватый, призрачный, мистический свет, который траверсом тянется за нашим плотом, закручиваясь в водоворотах. Сказочно красиво. По этому свечению мы с Девидом заметили, что кто-то из морских обитателей проявил к нам интерес. Сначала мы увидели два относительно небольших светящихся силуэта, похожих на дельфинов или акул, а потом – расплывчатую область свечения. Может быть, это даже был кит, а может просто завихрения от плота растревожили планктон, и он засветился ярче. Вахта была тихой. Время от времени смотришь на компас и подправляешь курс гуарой, а остальное время пьёшь чай с арахисом и апельсинами, разговариваешь и пишешь дневник.
Утром Ула и Йостейн похвастались, что на рассвете, во время своей вахты видели стаю дельфинов. Похоже, двух из них мы и видели минувшей ночью. Последующее время дела на Тупаке шли своим чередом. В основном днём мы старались улучшить пространство плота: тут разобрать продукты, там – прибрать запасные материалы и верёвки, тут – подвязать, там привесить… Раити шёл параллельно. Обычно, плот шёл в зоне нашей видимости, но иногда мы едва могли различить его очертания на горизонте. Бывало, что и это расстояние возрастало, но мы не сильно тревожились, потому что радиосвязь была всегда. Ойвин, Ула и Девид занимались расчётами пройденного расстояния, курса, а также связывались с Раити, чтобы сравнить результаты. Результаты были вполне неплохими, – плоты держали стабильную скорость порядка трёх узлов[15 - Морская единица измерения скорости. Один узел соответствует 1.852 км/ч.], при ветре в двадцать, однако немного тревожил дрейф. Если в 1947 году Тур Хейердал шёл по течению Гумбольдта на север, вдоль побережья Южной Америки и только немного не дойдя Галапагосских островов смог свернуть на запад, то нашей задачей было пересечь течение Гумбольдта и сразу взять курс на остров. На запад и немного к югу. Но из-за дрейфа, который вызывало течение, нас могло пронести мимо острова. И что бы в этом случае делал Роберто и другие участники, которые должны ожидать нас на острове? И как быть с запасами еды и пресной воды? По расчётам, в наших ящиках лежали припасы и на обратное путешествие, но, в любом случае, пролететь мимо острова нам было никак нельзя. Пока что мы уповали на то, что воздействие течения на дрейф скоро станет меньше, и мы сможем скорректировать курс.
Из заслуживающих внимание моментов, пожалуй, можно выделить вот какой:
Однажды, в одном из ящиков с консервами мы нашли таракана. Он был не такой большой, какие ползают по улицам Ла-Пунты, но сути дела это не меняло. Если бы тараканы расплодились на Тупаке, это грозило бы крахом всей экспедиции. Консервы они, конечно, тронуть не могут, но для круп, муки и ряда других продуктов они представляют существенную опасность. Всё содержимое ящика было вывалено на палубу и тщательно проверено на наличие вредителей, а сам ящик – вымочен в солёной воде. К счастью, это был единственный таракан, которого мы видели на борту. Сам случайный попутчик был немедленно отправлен за борт.
Ветер всё это время был стабильным и достаточно сильным. Мы уверенно держали свои 3 узла. Но не обошлось и без неприятностей – похолодало. Днём на вахте сидеть стало нежарко, что будет ночью – сложно представить. На этот случай у нас припрятан козырь. На каждом плоту для рабочей вахты есть драйсьюты – непромокаемые комбинезоны жёлто-зелёного цвета. На профессиональном сленге они называются «жабы». Работать в таком не так мокро и холодно, но и не так удобно. А помимо этого неудобства, в нём ещё и сильно преешь, так что драйсьюты мы старались использовать только тогда, когда не могли обойтись чем-то ещё.
11 ноября 2015 года.
Неопреновые носки придумали Боги.
На вахте очень холодно и очень сонно. Усилился ветер, мачта опасно накренена на правый борт. Слева ванты как струна, справа – как сопли. Завтра будем перетягивать. Пока главное – не перепривестись. Тогда ветер заходит, и парус начинает полоскать. Рея и мачта начинают ходить ходуном, и остаётся только до предела опустить кормовые гуары. Ну, а дальше – молча замереть, напряжённо стиснув зубы, пока плот не повернёт, и парус снова не заберёт ветер. Пару раз так и было. Мне совсем не понравилось. Главное не идти острее, чем 230 градусов. Сегодня самые большие волны с начала нашего плавания. Не знаю, насколько они большие для Тихого океана, но нам с Девидом пока хватает. Девид пошёл проверить как дела на носу и нерабочем борту. До конца вахты полтора часа. Жутко хочется спать. Не знаешь, куда воткнуть взгляд, чтобы не уснуть.
Тут стоит отметить, что если остановить взгляд на волнах дольше, чем на 30 секунд – сознание начинает выключаться. На компасе – тоже. На Раити, который одиноким огнём мелькает на горизонте – тоже. Чего уж говорить про светящийся планктон за кормой. Выдержал. Слишком не хотелось потерять курс, а потом воевать с парусом. В 4 утра, сдали пост Уле и Йостейну. Как упал спать – не помню.
Утром выяснилось, что у плота сломалась одна гуара. Доску из твёрдого дерева (мы называли его guara-wood, и только почти год спустя, я узнал, что оно называется татакуба) толщиной в 4 сантиметра напором воды переломило как щепку и унесло в океан. Океан-1; гуары-0. Хорошо, что пока у нас есть запасные. Сломанную гуару заменили. Затем спускали парус, чтобы снова подтянуть ванты и выставить мачту с заведомым креном налево. Судя по картам ветров, до острова Пасхи ветер преимущественно будет дуть в левый борт. Спускать парус при сильном ветре и волне довольно сложно. Он норовит вырваться из рук и может пропороться об острые углы ящиков, носовых гуар и леерного ограждения. Гасить его приходится как парашют, наваливаясь всем телом и подминая под себя. Напоминает борьбу в партере. В это время Девид сидит на пляшущей рее на уровне крыши хижины и отвязывает петлю, пристёгивающую рей к мачте. А вот это со стороны похоже на родео. Чтобы не терять хороший ветер, наскоро перетянули ванты и снова подняли парус. Теперь ветер компенсирует наклон мачты, и некоторое время о том, что мачта может упасть, можно не волноваться. Потом мы решили немного выровнять дифферент и поднять корму. Мы подумали, что этого можно добиться, если перенести бутылки с водой из-под палубы на корме, в нос. Заметного результата это не принесло, зато у меня снова открылась рана на ноге.
Пока я тащил бутыль, пришла неожиданная волна, и залила палубу, да ещё и хорошенько качнула плот. Я был босиком, поскользнулся и угодил ногой в щель между палубой и хижиной. В целом ничего серьёзного, но рана опять начала кровоточить, а это уже порядком надоело. Перевязался и решил отдохнуть после вахты, а на улице в это время произошёл уникальный случай.
Дело в том, что нашей задачей было держаться к ветру как можно острее, почти на том пределе, когда парус начинает полоскать. Только в этом случае мы держали курс более-менее на остров Пасхи. За счёт нашей кормы, которая глубоко сидела в воде, мы проигрывали Раити в скорости, но могли лучше держать острый курс. В один момент так получилось, что Раити оказался довольно далеко от нас, и было принято решение сойтись поближе. Поскольку у команды Раити не было возможности идти острее, Тупаку пришлось увалиться. И он увалился до того, что… Два. Плота. В океане. Чуть не столкнулись. Занавес. Чтобы избежать столкновения, нам пришлось увалиться ещё сильнее, и вышло так, что мы стали бортом к волне. В это время я лежал на койке, как вдруг из щели между моей койкой и местом Хокона взметнулся фонтан солёной воды и окатил меня с ног до головы. Хорошо, что я спал под одеялом – высушить его куда проще, чем спальник. Но, вообще говоря, эту дыру в полу было бы неплохо заткнуть.
Ночью сломалась ещё одна гуара. Океан-2; гуары-0. А утром мы нашли на палубе кальмара. Чуть меньше ладони в длину, он валялся на тростниковой циновке в маленькой лужице чернил. Как писал Тур Хейердал, эти кальмары могут выпрыгивать из воды, как летучие рыбы, если за ними кто-то гонится. Этому не повезло, он выпрыгнул не на тот плот. Торгейр насадил его на крючок и отправил за борт. Будем надеяться, что на ужин будет рыба.
На этот день у нас была запланирована пробная стыковка. У Раити были какие-то проблемы с электроникой, а Борис, пользуясь случаем, решил осмотреть мою рану. Перемещения между экипажами мы осуществляли следующим образом: между плотами бросили веревку, по которой, как паром, на карабине курсировал резиновый тузик, – надувная лодочка на двух-трёх человек. Пока Хокон разбирался с электроникой, а Ула и Девид вместе с Сигне и Гунвор придумывали, как заставить Раити идти острее, под шумок, к нам вплавь добрался Пол. Торгейр угостил его пивом со словами: «Извини, сегодня мы не зарядили холодильник, поэтому не холодное». Пол ответил, что даже с нерабочим холодильником он готов жить у нас, потому что на Раити довольно строгий порядок, и ни о каком пиве речи вообще не идёт. Максимум – немного красного чилийского вина Армадор по субботам. Мы дружно посочувствовали Полу, послушали его рассказы о жизни на соседнем плоту, а потом он также своим ходом уплыл обратно. Борис обработал мне ногу, но запретил её мочить и приговорил меня к щадящему режиму. Он объявил Ойвину, что если я опять открою рану, то меня следует привязать к мачте. Чувствовать себя «инвалидом» в команде довольно неприятно, но лучше уж долечить ногу и больше к этому вопросу не возвращаться.
ГЛАВА VII
Первая рыба – инструктаж – последнее судно – пари – кит – о капитане – о еде
13 ноября 2015 года.
Утром Ула и Йостейн поймали здоровенную рыбину. Похоже, всё самое интересное происходит на утренней вахте с 04.00 до 08.00.
Мы уже нацелились отпраздновать первую добычу, но тут уместно вставить комментарий, что на самом деле рыбу им сбросили проходившие мимо рыбаки, которые забрались довольно далеко от дома. К нашим наживкам рыба пока была равнодушна. Несмотря на сей факт, мы не сильно расстроились, а вот рыбе обрадовались искренне. Для справедливости должен сказать, что первая по-настоящему пойманная рыба тоже принадлежала Уле и Йостейну.
На счёт времени вахт – с 4 до 8 можно посмотреть дельфинов, рассвет, и половить рыбу, но пока мне нравится моё время. В самую тёмную ночь иногда приходят интересные мысли. Как-то Девид задержался на камбузе, потому что варил себе кофе, а я поймал себя вот на чём:
Когда сидишь на ночной вахте один, возникает чувство одиночества. Но оно не угнетающее. Скорее это чувство обособленности и ответственности: кроме тебя некому следить за курсом, и если ты его упустишь, то подведёшь команду. Но ты не упускаешь, и всё идёт хорошо, и от этого возникает даже некоторая гордость. А ещё вот что странно: абсолютно нет ощущения того, что заветный остров Пасхи становится ближе. Возможно, потому, что мы прошли едва ли десятую часть пути, а возможно, он и не становится ближе. И дело не в морских милях и днях пути, а скорее в осознании чего-то значительного. Стихии, себя или окружающего мира, а может чего-то, что звало самих древних инков, а потом и нас в такое путешествие… И пока это осознание не состоится, остров так и останется за горизонтом, а вокруг будет всё тот же бескрайний Океан.
На обед Торгейр приготовил суперблюдо из рыбы, доставшейся нам в подарок. Вышло очень вкусно. Подали с белым вином. Чудесная трапеза получилась. А после обеда мы всё-таки решили провести инструктаж по технике безопасности (на шестой день путешествия). Инструктаж звучал примерно так:
Надевать спасжилет или нет, пристёгиваться к леерам на вахте или нет – дело твоё. Главное – не падай за борт. Плот развернуть невозможно, даже на лодке выпавшего подобрать не получится. Унесёт в океан. Вместе с лодкой. Если упал – плохо, но ещё не конец. Важнее всего добраться до спасательной верёвки, которая тащится за плотом метров на сто. Нужно ухватиться за неё и орать, что есть мочи. Тогда тебя услышат и вытянут. Если и этого не удалось, – очень жаль. Нас с самого начала было шестеро.
Не уверен в точности, но кажется Девиду принадлежала шуточка:
«В целом, всё неплохо. Есть шанс спастись. А вот если случайно выпасть из такси в Кальяо – пиши пропало».
Ночью шестого дня мы наткнулись на рыбацкое судно. Больше до острова Пасхи судов мы не видели, но с этим получилось довольно забавно. Это самое рыболовное судно мы, как бы смешно это не звучало, обогнали. Рыбаки шли очень медленно, и когда мы почти сравнялись, они принялись светить в нас прожектором. Интересно было бы увидеть их реакцию, когда ночью, в океане, в нескольких сотнях морских миль от берега, их обгоняет бальсовый плот. С ними мы, кстати, тоже еле разошлись. Когда любопытные рыбаки сбавили ход, чтобы получше нас разглядеть, нам пришлось экстренно поворачивать, чтобы не застрять гуарами в их сетях. Пришлось серьёзно попотеть, а когда опасность миновала, Ойвин провожал бедных рыбаков отборной норвежской бранью.
14 ноября 2015 года.
Прошла первая неделя путешествия. До острова Пасхи осталось ещё пять. Утром решили сделать ставки. Кто ближе всех угадает день прибытия, получает от остальных по пиву. Даты выстроились следующим образом: Торгейр – 16 декабря, Девид – 19, Ойвин – 20, Я – 21, Йостейн – 22, Ула – 23, Хокон – в июле. Сегодня мы обнаружили первый признак того, что мы успешно пересекли холодное течение Гумбольдта. На палубе лежала летучая рыба. Она уже на крючке за кормой. Накормить одной рыбёшкой, как и кальмаром, семерых взрослых мужиков никак не получится, зато есть вероятность, что наживка привлечёт кого-то побольше.
Вахты стали проходить веселее. Днём мы с Девидом организовали музыкальный дуэт Los Dorados. Я играл на банджо, а он – на губной гармошке. Не знаю, как всем остальным, а нам было очень весело. Правда, один раз мы настолько увлеклись импровизацией, что упустили курс градусов на тридцать. А ночью Девид пришёл на вахту с большой тетрадкой, на которой от руки было написано: Книга русских шуток. И всю вахту мы рассказывали друг другу анекдоты. Юмор у русских и англичан действительно очень разный, но над некоторыми свежими шутками мы оба от души посмеялись. А под конец вахты, Девид запустил мне за ухо руку и протянул маленькую шоколадную конфету.
– Надо почаще мыть уши, Андрей! – тоном наставника сказал он, пытаясь спрятать широченную улыбку.
Надо сказать, с самого начала путешествия я нечасто ел сладкое, и по шоколаду довольно заскучал, так что жить сразу стало как-то повеселее.
Утром мы увидели кита. Небольшой (примерно в наш плот длиной), он вынырнул недалеко от нас, показал свою гладкую тёмную спину, фыркнул и ушел на глубину. Он появился так бесшумно и неожиданно, что, мы даже не успели достать камеру. Пожалуй, описать мои чувства в тот момент будет довольно сложно: только что я увидел самое большое существо на планете. Неважно, что это был не синий кит, это всё равно был кит! Значит, написанное в книге Хейердала – не сказки! Не то, чтобы я сомневался в достоверности, просто по-настоящему поверить в то, что можно увидеть такое собственными глазами, очень непросто. И неважно, что кит появился всего на секунду, так, что мы даже не особо успели его рассмотреть, – событие всё равно знаковое! Мы надеялись, что он еще навестит нас.
А несколькими часами позже Девид выловил свою первую рыбину. Не кита, конечно, но размер нас полностью устраивал. Как раз на днях мы обсуждали, что нам нужно срочно начать ловить рыбу, иначе мы будем голодать. Клюнула большая жёлто-синяя дорада[16 - Примечание: настоящее название «большая корифена» или «золотая макрель»]. Наверное, подействовали волшебные призывные мотивы нашего дуэта. Когда рыба только попалась на крючок, она взметнулась над волнами, похожая на эмблему какого-нибудь рыболовного клуба. Девид водил её минут пятнадцать, подтягивая к корме, а она билась в волнах, играя чешуёй в лучах солнца. Рыба резко меняла направление, уходила на глубину, давала подтянуть себя поближе, а потом собирала все силы и рвалась назад в океан так, что катушка прокручивалась, несмотря на стопор. Но Девид оказался упорнее, и когда он подтянул её достаточно близко, Торгейр ловко подцепил её крюком и вытащил на палубу. В тот день нас ждал царский ужин. Рыба выглядела очень ярко: тропическая, ярко-жёлтая окраска с длинным синим спинным плавником и самой спиной. Странная, как будто квадратная форма головы, острые и тонкие грудные плавники и раздвоенный синий хвост. Невероятно, но когда эта рыба умирает, она теряет свой чудесный окрас и прямо на глазах становится какой-то бесцветной. Рыбину, конечно, было жалко, зато у нас появилась возможность нормально поесть.
Примерно в это же время, Ула выловил змеевидную макрель. Точно такую же Эрик Хессельберг обнаружил у себя в спальнике в экспедиции Тура Хейердала. Рыба и правда была страшенная. Хищная морда, большие глаза и много острых зубов, а тело длинное и узкое, хотя и не так похожее на змею, как, например, мурена. Похоже это ночной хищник. Только её мы есть не стали. Мяса там всё равно почти не было, зато было много костей, да и выглядела она не особо аппетитно. Кстати, макрель клюнула на удочку, закреплённую на корме, блесна которой постоянно волочилась за нами. До самого острова на эту блесну мы не поймали ни одной стоящей рыбы, зато неоднократно ловили свою собственную спасательную верёвку и тузик. Каждый раз после такой рыбалки мы долго распутывали леску, кляня её, на чём свет стоит. Видимо, нормальную рыбу такая наживка не устраивает, но мы продолжали надеяться, и удочки с кормы так и не убрали.
Поменялся распорядок вахт. Теперь я стоял с Ойвином с 8 до 12. Вечером, пока ещё не стемнело, я начал суетиться: «Кэп, надо привестись! Мы можем идти острее градусов на 10!»
А Ойвин мне в ответ: «Ты напрягаться собираешься? Я – нет. Кцсссть…» – и протягивает мне банку пива.
С первого взгляда капитан часто выглядит чем-то недовольным и время от времени ворчит о корме, сырости в хижине и рационе питания. На самом деле это только первое впечатление. Возможно, он и ворчлив, но уж точно не зануден.
Вот какой момент как-то раз у меня с ним произошёл:
Как я уже говорил, на дневной вахте мы на Тупаке работали в расслабленном режиме. Время от времени посмотришь на компас – вроде нормально – и дальше занимаешься своими делами. Ула в основном вырезает что-то из дерева, Девид – вяжет всякие хитрые узлы из книги, Йостейн поигрывает на гитаре. А тут я смотрю, никто ничем не занят, а Ойвин стоит на корме и ерзает гуарой.
Я: Неверный курс?
Ойвин: Нет. Просто я хочу уделать Раити. (Они как раз шли недалеко от нас, и их было хорошо видно)
Я: Звучит весело. Давай мне команды, а я буду рулить.
Ойвин: Вставай.
Я: Вот курс 230. Нормально?
Ойвин: Компас – ерунда. Смотри на парус.
Я: А как смотреть? Я вижу ветер, а как к нему парус ставить?
Ойвин: А тут чувствовать надо. И опыт нужен. – И, насвистывая, уходит читать книгу.
А я как дурак стою на корме, пытаясь уделать Раити. Уделать не получилось, но хотя бы не отстал. Поначалу добиться от него каких-то советов было сложно, но потом перенять немного опыта всё-таки получилось.