Галя

– Зачем мне дома мой портрет?!

– Ну родителям отправите!

Но тебя было уже не унять:

– Зачем родителям мой портрет?!

– Ну я себе его оставлю.

– Ни в коем случае!

– Оставлю у художника…

Я перечислил, казалось, все возможные варианты. Ничто тебя не устраивало. Но самое глупое для меня было то, что ты была права. Я чувствовал себя идиотом.

– Чтобы он его выставлял? Это ещё хуже. Этого портрета не должно быть в природе. Немедленно звоните вашему знакомому, чтобы он ничего не рисовал.

– Но он уже начал. Знаете «девушку с жемчужной серёжкой» Вермеера? Вот в таком же стиле, только ваш поворот головы зеркальный, правый…

– Немедленно остановите его.

– Хорошо, из дома позвоню…

Ты стала успокаиваться, я предложил не ждать автобуса, а идти пешком. Ты согласилась. Твоё негодование стало выливаться в уже спокойные заключения:

– Вы не умеете дружить.

– Умею, Галя, я очень хочу дружить с тобой.

– Но это уже больше, чем дружба: портреты, фотографии. Вы в два раза старше меня.

– Ну и что? Я же ни на что не рассчитываю – только на дружбу.

Тут ты меня огорошила своим по-детски сказанным предупреждением:

– Если я замечу, что это больше чем дружба, я оборву с вами всякое общение. Поверьте, когда я замечаю, что за мной ухаживают, я разрываю все контакты, все связи. У меня уже были подобные случаи. И эти люди, между прочим, потом даже становились счастливы и благодарны за то, что я их вовремя от себя отдалила.

Мне стало ревностно интересно, кто раньше за тобой ухаживал. Кто ещё до меня разглядел тебя, Галя? И кто, отказавшись от тебя, стал счастлив?

Ещё я почувствовал, что разрыв с твоей стороны непременно произойдёт – ты его уже анонсировала.

Через полчаса мы дошли до развилки, где пути наши расходились. Ты сказала, что сможешь теперь сама добраться до дома, но, плохо ориентируясь в этом районе, замешкалась и спросила, как тебе дальше. Я объяснил, что идти нужно всё время прямо, никуда не сворачивать, и, попрощавшись, перешёл дорогу. Вместо того чтобы идти самой, ты почему-то тоже перешла дорогу. В тебе проглядывала неуверенность. Я предложил ещё чуть-чуть проводить тебя. Ты стала отнекиваться, но потом уступила. Эта странность всегда присутствует в тебе: самоуверенность и растерянность одновременно. Из-за наличия сразу обоих этих качеств часто приходится ошибаться и нарушать проведённые тобой границы. Ты будто зовёшь меня на помощь и одновременно гонишь прочь.

Но я был рад дополнительным пяти минутам пути с тобой.

Не прошло и получаса после нашего расставания, как мы снова общались, но уже в «дневниках».

* * *

– «Галя, у Марэн из кафе “Моно” премьера её фильма 29 марта в кинотеатре “Абатон”».

– «Но у меня язык не супер, чтобы все понять».

– «Она играет главную роль. Язык не проблема – думаю, они там молчат больше и говорят простейшие вещи».

– «Ну да, все же не Тарковский и Брессон».

– «У вашего Бергмана тоже, кстати, немногословие. И вообще любить Тарковского в 23 – то же, что любить “Преступление и наказание” в 7 лет».

– «Если бы сейчас был такой смысл фильмов и игра актёров, то тоже было бы достаточно несколько фраз, над которыми можно думать очень долго. У Вас все по плану. Во сколько человек должен что-то любить, или когда должно появиться чувство веры. Ведь мы же не машины. Все меняется».

– «Ну сами подумайте, Галя: если в 23 понятен “Сталкер”, то ни в 30, ни в 40, ни в 50 вы в нём ничего нового уже не откроете. Жизнь в 23 доходит до пика своего развития. Нет того, что понимается только в 70!»

– «Ладно, ерунда. Желаю Вам хорошо провести время».

– «Тебе тоже счастливых дня и выходных, и следующей недели, и всех остальных дней».

– «Думаю, что потом можно все понять и воспринять по-другому, либо получить подтверждение тому, что понял изначально. Ведь опыт приходит с годами. Никогда не знаешь, как все сложится. Спасибо. Особенно за “всех остальных дней”».

– «Интересно, со временем пересматривает человек свои взгляды или только получает подтверждение тому, что понял изначально, как ты пишешь. Откуда появилось слово “закостенелость”? Разве не опыт делает людей закостенелыми, когда они “всё наперёд знают” и от других ожидают лишь то, что им знакомо из прошлой жизни? Тогда не остаётся места для чуда, для счастья – ведь опыт обычно у всех “нерадостный”. Ну всё, теперь счастливо тебе!»

* * *

Разница в возрасте беспокоила меня. Неужели это непреодолимый барьер даже для дружбы и отношений? Ведь есть же девчонки твоего возраста, легко общающиеся со мной. И при очередном разговоре со священником я задал ему мучивший меня вопрос:

– Ничего, что я дружу с девушкой, которая на двадцать два года младше меня?

У о. Иоанна, видимо, было приподнятое настроение, и я получил ошарашивающий ответ:

– А ты женись на ней.

Больше мне ничего и не нужно было – с благодарностью я поторопился получить благословение и на этом закончить беседу.

Как хромой начинает замечать вокруг множество хромых людей, так и я вскоре после этого стал часто слышать или узнавать исключительно положительные примеры отношений разновозрастных пар. А эталоном таких отношений для меня стал эпизод, рассказанный одним моим старым приятелем, «раскольником», как я его нарекал за его вечные поиски истиной церкви и за обвинения в отсутствии благодати всех церквей, в которых он уже побывал. Он подрабатывал порой уходом за престарелыми, и одной из тех, за кем он когда-то ухаживал, была баронесса мадам Круглевская. Так вот она всегда с восхищением рассказывала о своём покойном муже, моложе которого была на двадцать лет. Но больше всего мне нравилась в этом эпизоде такая деталь: однажды она долго не могла подобрать главную обобщающую черту того, каким был мужчина её жизни.

– Ну каким? Каким он был? В чём его особенность? – выпытывал у неё как тайну мой приятель.

И мадам Круглевская, гладя ему в глаза тихо сказала:

– Он был русским!

Мой знакомый растерялся и громко возразил:

– Так и я русский!

Мадам покачала головой и улыбнулась:

– Нет, Павел, вы не русский. Вы советский!