Сила в содействии

Наконец пустотников получается оторвать, вызволить из уз магии, Нодир же спустя мгновение падает сам (вернее сказать, лишь его тело – выжженная ментальной вспышкой оболочка).

– Б-больно… – Витрувия трясёт, – б-больно…

Из энергосферы пульта тем временем окровавленная рука, затем голова – это Гурт, и впечатление, будто бы выбирается из материнской утробы.

– Мой, он мой!..

Первой у пульта оказывается Паолина, бьёт чем-то астральным, рожки при этом вспыхивают ярко-жёлтым. Гурт рычит, лицо его изменяется: вот плоское, вот смуглое, вот с типичными северными чертами… Как будто и правда гурт – гурт мальчиков, объединённых одним физическим телом.

– Держу его, – кричит Паолина, – держу!..

Гурт, однако же, встряхивает головой и от головы его отделяется ещё одна, призрачная, врезается в грудь волшебницы. Паолина вскрикивает, отступает на шаг, рожки-симбионты, налитые красным, подобны рубинам, затем выцветают до карбункулов. Фафф видит, с какой лёгкостью Гурт сломал её ментальный знак, выбил защиту – видит и ужасается. «Надо уходить, – думает он, – уходить телепортом, иное решение было б ошибочным». Заглядывает в себя, проверяет, хватит ли на телепорт силы – нет, недостаточно, слишком велика степень искажений, в которые погрузились. Тогда протягивает руку, извлекает при помощи телекинеза кристалл э-нейронита из гнезда на спине Мартына. Тот оборачивается, но в мгновение всё понимает, и кивок его иначе как одобрительным не назвать.

– Бери, – звучит тихое слово.

А Гурт уже выбрался полностью – спрыгивает на пол каюты, пригибается, замирает. Паолина, потерявшая контроль над симбионтами, обратилась кристаллом, пустотники, охваченные слепым ужасом, лишь пятятся, но Вавил наносит удар – с рук его срываются два ослепительно-белых луча.

– Н-на!

Гурт оплетён, охвачен лучами, и этот момент Фафф использует для ментального перехода. Перейти, однако, не получается – сначала его выбрасывает в серый туман Эфира, затем туман становится голубым, затем синим. Фафф словно бы упал в океан, захлёбывается там, тонет; перехваченный Гуртом, он погиб, и в то же время живой: спасли волны искажений, удержали. Он теперь парадокс – эфирный двойник его не разрушился, но сплавился с телом ментальным, образуют вместе систему новую, непостижимую…

– Сейчас я тебя успокою, стервец…

Камень в обруче Вавила тоже вспыхнул, полил белый свет, а сам он подступал к Гурту всё ближе и ближе. Крикнув истошно, мальчик содрогнулся всем телом, завертелся в сотканном светом коконе с такой быстротой, что очертания стали размытыми. Изменённый, Фафф мог теперь лишь наблюдать, зато видел гораздо дальше, гораздо глубже. Так узрел, как от корабля с вращением Гурта отделяются призрачные копии, как их становится всё больше и больше. И чем больше копий, тем быстрее оригинал, тем ближе он к объекту, охваченному вспышками синих молний.

– Пора умирать, малыш, – Вавил подступил к Гурту вплотную, – пора умирать…

Так бы и было, но корабль портировал и через мгновение был у Великого Рифа, распростёртого вверх и в стороны неприступной прозрачной стеной. Нос корабля с надстройкой, похожей на рог, выгнулся и сломался; сила удара смяла затем судно, как если бы то сжали в большом кулаке, расщепила до середины. Вавил, брошенный в белое пламя своих же чар, погиб первым, затем близнецы Велизар и Витрувий, а последним, благодаря лётному блоку, Мартын. Гурт же, замедлив ментальным заклинанием время, успел вернуться в сферу контроля, где и надеялся переждать катастрофу. И сфера бы выдержала, сберегла, но когда корабль разломило на части, какое-то хитросплетение чар буквально выстрелило ей в стену Великого Рифа. «Всё же придётся тебе, урод, умереть, – подумал Фафф не без тени злорадства, – рухнуть в ту пропасть, которую сам же и создал». Однако сфера контроля не взорвалась, не разлетелась на части, а прошла сквозь барьер, доселе считавшийся неприступным, прошла сквозь Великий Риф…

[2]

2421 год от Разделения, осеннее равноденствие

Нижних городов у сильфид много, верхний один – лучезарная Скиния. Соткано её кружево над остатками утёсов Грома, былой цитадели цвергов, а венчает горный массив вулкан, названный сильфидами Пророком. Извержения его регулярны, пепел и лава – магические, зачастую из них образуются стихийные существа. Когда же погибают, остывшие их тела забирают моря, несут в воды Замкнутого океана, а порой и дальше, за черту, проведенную Разделением.

Альфалон – такое сильфиды дали своему материку имя; горный массив занимает его середину. От массива в четыре стороны отходит твердь, отходит одинаково – сужающимися к концу областями, образуя почти идеальную четырёхлучевую звезду. Участки суши, соответственно, лучами и названы, с прибавлением имени той или иной богини пантеона Ветра. Луч Ваффы направлен строго на юг, луч Свавы – на север, луч Сатиссы – на восток, луч Шивы – на запад. Северный, восточный и западный лучи заселены теми сильфидами, что с Разделением переродились – пегасиями, корпускулами и андрогиниями. Когда-то вселялись они – в драконов, в саламандр, в людей – теперь же вселяются в них. Что до луча южного, то занимают его существа с крыльями, но без души, без высшего тела – крылатые кадавры, или громлины, как нарекли их сильфиды. Число громлинов постоянно: стоит какому-нибудь из них разрушиться, как формы, скрытые в недрах утёсов Грома, отливают заново. Истинным сильфидам, живущим не на земле, а на небе, громлины подчиняются беспрекословно – идеальные слуги, идеальные стражи.

Физическое тело Ярмиды из энергии, а значит она чиста. Тех же, кто был нечист, кто хоть раз вселился, осквернил себя плотью, Разделение плотью же и облекло, обрекло на жизнь внизу, на лучах Альфалона. Скиния – город чистой энергии, переплетение излучений и аур, и нужно быть такой же чистой энергией (чистой во всех отношениях), чтобы жить здесь. Впрочем, не так Ярмида уже и безупречна, отягощена искушением – искушением попробовать наконец, что же такое плоть. Ибо теперь есть возможность, есть человек, пришедший из-за черты…

Он пришёл, преодолел барьер Разделения в тот самый день, какой прорицательные ауры и предсказывали. Потому его ждали, отправили громлинов, перебросили групповым телепортом. Из-за Пророка, что бушевал и ярился, до точки выхода добрались далеко не все, но и их было достаточно. Через них сильфиды Нижнего и Верхнего ареопагов смотрели, через них готовились принять того, кто был одновременно и великим сокровищем, и великой опасностью.

Громлины спускаются на распростёртых крыльях, крылья их – молнии, выстроенные одна к другой в ряд, и рядов два – по двум сторонам спины. Форма тела у громлинов человеческая, подобны скульптурам, вырезанным из лазурита, и вот подлетают к двум прозрачным скорлупкам, одну из которых и занимает перешедший. Охваченный синей аурой, он постоянно морфирует – то красный комок зародыша, то дитя, то взрослая особь. Наконец останавливается – фиксирует форму, фиксирует возраст.

– Мальчик, шесть лет, раса северная, – сообщают информационные ауры, информация переходит от членов Верхнего ареопага к членам Нижнего.

Человек тем временем поднимается, накреняя скорлупку, задирает голову и голова его разделяется, разлетается множеством призрачных копий. Полыхая синим, призраки врезаются в каменные тела громлинов, овладевают, и вскоре камень уже сражается с камнем. Сильфиды следят, обдумывают, обсуждают – мнения, мнения, мнения. Разделились они в тот же день, когда пророчество о переходе было услышано: одни дали тому, кто придёт, имя Освободителя, другие же нарекли Разрушителем. Первые полагали, что человек придёт исключительно для того, чтобы освободить Альфалон, соединить с остальным миром; вторые считали, что он не столько освободит, сколько разрушит. И правы, похоже, оказались последние…

Будучи главой Верхнего ареопага, или Спектра, как чаще его называли, день свой Ярмида начинала с визита к прорицательным аурам. Отправилась и сейчас, следуя от одной энергоячейки к другой. Ауры представляли собой различной сложности энергопульты, располагались не только в Скинии, но и по всему Альфалону. Прорицательные были при этом одними из самых важных – нависая сетью над жерлом вулкана, собирали идущую от него информацию, перерабатывали, являли в доступном виде. От сегодняшней проверки Ярмида ничего особенного не ждала, ибо день равноденствия, а в такие дни Пророк, как правило, дремлет. Так оно и оказалось – дремал, а значит и прорицания об одних лишь пустяках. Но Ярмида и пустяки тщательно проверила, лишь после этого в ареопаги отправились отчёты.

Лучше всего Верхний ареопаг, или Спектр, виден с луча Ваффы, откуда и правда предстаёт большим радужным пятном. Наблюдай за ним кто сейчас, да ещё с фильтром, предназначенным уловить одну, и только одну сильфиду, увидел бы череду росчерков, собравшихся затем сплошной молнией – то и была Ярмида. Как только закончила с отчётами и вернулась на линию, почувствовала, что истощилась, потому проследовала на обратном пути через ячейку усиления, и ячейка отдала заряд, наполнила искрами силы. Куда же теперь? Может, в Стигму, главный город западного луча, где содержится человек с двумя именами, Освободитель-Разрушитель? А почему бы и нет, почему бы не испытать в очередной раз волю свою искушением? И от Скинии к Стигме протянулась молния перехода.

Схватка продолжается, длится: к месту появления Освободителя-Разрушителя отправлена уже третья группа громлинов, но не справляются. Значит, пора вмешаться самим сильфидам, время пришло. Отряды, рассчитанные на подобный случай, были подготовлены сразу, лишь ждали приказа, и вот приказ отдан. Расположение у отрядов опасное, почти у самого массива, но здесь же и наиболее удобное место для передачи, укреплённое со всех сторон громлинами. Способные манипулировать гравитацией, пегасии принимаются за создание коридора, защищённого от ментальных искажений; тела их при этом меняются – то вырастают до невероятно огромных размеров, то сжимаются в точку. Вулкан же Пророк отзывается ещё большим количеством лавы и пепла, ещё большим числом молний, особенно опасны из которых шаровые, долетающие и до лучей Альфалона. Вот одна из таких молний как раз коснулась пегасии, лизнула кожистое крыло и покрытое чешуёй тело, и пегасия исчезает. Те же, что были с ней в связке, успевшие сократиться до точки, схлопываются в ничто, в пустоту, как будто и не было. На самом деле каждая такая точка – своего рода прокол, червоточина, готовая в любой момент распахнуться пастью, жадно сосущей материю. Потому на помощь приходят корпускулы, для которых подобные «истончения» хорошо различимы. Постоянной формы у этих переродившихся сильфид нет: то рой частиц плазмы, то световой силуэт, то растянутое, подобно змее, силовое поле. Как только все «истончения» запечатаны, готов, наконец, и коридор, и готовы, конечно же, те, кто им проследует – андрогинии. Этих сильфид Разделение изменило, наверное, больше всего: тело у них человеческое, но в одном совмещено два, мужское и женское. Соединены они, как если бы сплавили спинами: мужчина с одной стороны, с другой – женщина; голова при этом одна, но с двумя лицами, руки и ноги без труда оборачиваются как в одну сторону, так и в другую.

Телепортация проходит удачно, но к месту сражения так просто не пробиться: наложившиеся одно на другое ментальные искажения оплели его, отгородили. Левитируя, андрогинии кружат над этим своеобразным клубком, ищут ниточку, за которую можно было бы потянуть, и вскоре такая находится. Оказавшись внутри, они разделяются – одни начинают устранять искажения, как бы бьют по вмятинам изнутри, другие усмиряют громлинов, третьи, и самые из них сильные, направляются к человеку. Перемещаясь телепортами, тот хохочет, посылает с рук молнии, замедляет и ускоряет время, растягивает и сжимает пространство. Андрогинии продолжают движение, не обращают внимания, и человек останавливается, а в глазах его, быть может впервые в жизни, появляется страх. Выкрикнув что-то злобно, человек раскручивается, от головы отделяются призрачные копии, но та из андрогиний, что возглавляет отряд, вскидывает руку, и все до одного призраки входят в неё. Тело сильфиды изламывается, появляется ещё две руки и ещё две ноги, трепещут, но вот контроль возвращён, возвращена прежняя форма. Человек прекращает вращение, человек хочет портировать, вот только ничего не выходит, андрогиния же стремительно оборачивается и выплёвывает призрачную голову прямо ему в лицо. Теперь уже человека ломает и корчит, и андрогинии подхватывают его, заключают в кокон белого света, несут прочь из клубка искажений. Позднее его доставят в Стигму, где уже подготовлена специальная камера, где будут изучать посредством аур, что и продолжается по сей день.

Перед камерой, этим великолепием, созданным совместными усилиями громлинов и сильфид, Ярмида почувствовала, как загорается, трепещет от предвкушения – не выдать, только себя не выдать! Ещё до появления человека знала, что придёт Разрушитель, никак не Освободитель, но знала также, что Альфалон с ним совладает, обуздает стихию. Оказалась ли права? Да, во многом, однако же не во всём. Но ведь и противоборство ещё не закончено! По аналогии с Первым Противостоянием, этой войной всех войн, Ярмида называла его вторым, или своим личным противостоянием.

Ауры соединяются, ауры влекут за собой, ауры переносят непосредственно в камеру. Пусть в виде проекции, но Ярмида проникает в каждое из тел человека, кроме высшего, словно снимает с него слой за слоем. Он чувствует, но не беснуется, как делал когда-то, не тянется к магии, от которой надёжно, очень надёжно отрезан, а уходит весь в высшее тело и неким непостижимым образом закрывается в нём. Есть ли решение? Да, есть, но кардинальное, оно же и искушение, которым Ярмида почти весь последний год отягощена – вселиться.

[3]

2423 год от Разделения, за декаду до летнего пика

Как и прочие их поселения, Стожар, главный город пегасий, большей частью составляли колонны – исполинские, под самое небо. Конструировали и возводили их громлины, но в систему соединили уже сами пегасии. Основной элемент этой системы – гравитационные кольца, обращённые вокруг колонн, закреплённые на том или ином их уровне. Кольца пересекаются, по кольцам взбегают спирали и прямые пути, на кольца опираются линии ускорения и замедления; на них же нанизаны почти все здешние здания, подобные в медленном своём вращении астероидам, притянутым большой планетой. В одном из таких «небесных тел», в виде растянутого в ширину цилиндра, и встретились три переродившихся сильфиды и одна истинная, или Спектр четырёх, как они сами себя называли. То была власть, истинная власть Альфалона.

Как хозяйка сегодняшней встречи, Янгна волнуется – всё ли продумала, всё ли учла? Волнение выдают вырывающиеся из ноздрей струйки дыма, выдаёт лёгкая дрожь кожистых крыльев, что так и норовят распахнуться. Сама она на платформе, так называемом силовом стойле, для Ярмиды и Яссы были сооружены два энергетических ложа, для андрогинии Ятры в пол врезали подвижный диск, снабдили гибкими опорами-подлокотниками. Для возможности разговора без применения магии между сильфидами подвешена аура, переливается голубой лентой, она же служит дополнительной защитой от перехвата.

– А ложе превосходное, – начинает с похвалы Ярмида, – как будто и не покидала Скинии. Но, право же, Янгна, не стоило таких хлопот.

Польщённая, та склоняет голову, аура преобразует ржание в слова и световые импульсы:

– Позаботиться о вас было для меня удовольствием.

Завязывается разговор, и первыми, по обыкновению, следуют темы незначительные, второстепенные, но сегодня долго на них не задерживаются, почти сразу переходят к главному.

– Итак, прорицательные ауры не ошиблись: механизм перерождения громлинов остановился, – говорит Ярмида. – Мы, истинные, организовали в недра утёсов Грома экспедицию, и мы убедились: матрицы, их отливавшие, саморазрушились и восстановлению не подлежат.

– Значит, всё верно, – вспыхивает Ясса, пересыпает искры, – некий глобальный процесс с переходом человека на нашу сторону, в наше полушарие, запущен.

– И вряд ли обратим, – кивает Ятра.

– Ничего не остаётся, как действовать по разработанному плану, – говорит Ярмида, – и действовать нам нужно быстро. Пусть Пророк о том молчит, что-то мне подсказывает: счёт пошёл на годы, если не на месяцы.

– То есть отправляем человека обратно? – уточняет Янгна.

– Да, отправляем, – ответ следует от Яссы, преобразившейся в бурлящий рой, – но только после того, как убедимся, что правильно его настроили.

– А с этим, как помнишь, у нас проблемы, – добавляет Ятра язвительно, – человек как прятался, так и продолжает прятаться в высшем своём теле, и уже понятно, что аурам не справиться. Необходимо вселение истинной сильфиды, но какая на подобное согласится, какая пожертвует своей чистотой?

– Я пожертвую, – говорит Ярмида, но понимают её не сразу, затем не верят, затем, поражённые, принимаются отговаривать.

– Нет, – отрезает она, – я решила. Встречу назначаю через три дня, которые займёт у меня подготовка, и встретимся уже в Стигме…

Высшим заклинанием сильфид был Фантом, благодаря ему смогли увидеть не только крах и завершение эры старой, но и первые такты эры новой. Узрели Пустоту, узрели Свет, и как Свет Пустоту заполнил. Увидели и Трещину, как нарекли сильфиды место, где Фантом пробил не только Клетку, но и непреложные стены Элементала. Отражённая сначала в Сущем, а уже потом в других мирах, Трещина стала центром, вокруг которого и сформировалась новая система.

Вот облако газа и пыли, плазмы и пламени – отражение четырёх Стихий в Сущем. В самой же середине его ещё одно отражение – отражение Трещины. Облако вращается вокруг этой точки, как вращается вокруг оси колесо, по мере сжатия скорость вращения увеличивается, и облако принимает форму диска. Средняя его часть даёт начало светилу, а внешние области – планетам. Каждая планета – отражение бога, и выстраиваются они строго по пантеонам.

Итак, центральное место в системе занимает светило – отражение главного из богов пантеона Пламени, Игнифера. Ближе всего к Игниферу Акахад, поверхность которого, раскалённая и расплавленная, перетекает, будто ртуть, меняется; за ним следует Хакраш, вращающийся наоборот; за ним Страфедон, во многом подобный Унике, первой планете пантеона Плазмы. Уника воистину уникальна, ибо только она в новом мироздании и обитаема; уникален и её спутник – Салма, единственный из спутников системы, отразивший бога. Орбиту за Уникой занимает ржаво-красная Григла, за Григлой – льдисто-голубая Кахира. Далее следуют планеты пантеона Ветра – газовые гиганты. Первой идёт Ваффа, крупнейшая из планет системы, затем Свава, охваченная кольцами, будто бы украшениями, затем Сатисса, подобная жемчужине, а замыкает пламенная Шива. И, наконец, самые далёкие от Игнифера, самые холодные – планеты пантеона Тверди. Первая из них, Эдр, подобна грубо огранённому алмазу, за Эдром следует непроницаемо-чёрный Шерл, за Шерлом – Яри, усыпанный большими, однако уснувшими вулканами. Последняя же из планет пантеона Тверди – Гро – взорвалась, разрушилась, охватывает теперь систему кольцом разновеликих астероидов.