В дверь их жаждущей «живого общения» дамы техник Ходжес стучал (Вернее – старался!) уверенно, но не слишком громко. Он отлично понимал, что женщина не может не сердиться на него за весьма бесцеремонное обращение, и некую даже дерзость! Если все остальные мужчины их экипажа общались со спасённой, словно с хрустальной вазой, то он вовсе не видел в этом смысла. Да и зачем?!
Женщина всегда останется женщиной – хоть спаси ты её из забытья восьмидесятилетнего сна, хоть угости ты её джином с тоником в баре!..
Ничего она не даст!
То есть – останется непредсказуемой, вредной, и чертовски много о себе воображающей, и конкретной стервой! Которую он, учитывая угрозу капитана и пристальное внимание к их будущему «общению», осуществляемому через камеры и микрофоны, сейчас даже не может послать куда подальше! Не говоря уж о – уйти, хлопнув дверью!..
О, техник не сомневался, что все, кто сейчас там, в рубке, на вахте, внимательнейшим образом вслушиваются, и, если есть возможность, всматриваются в экраны, предвкушая, и только что не потирая руки!
Ну как же! Сейчас две кометы столкнутся, да так, что только искры посыплются!..
– Да, кто там, войдите!
Ходжес вошёл, вежливо – по-крайней мере он старался! – поклонился:
– Добрый день, миссис МакГоннегал.
– Фи, техник! Никогда не поверю, что вам эта «миссис», и сложная фамилия не навязли в зубах! Давайте уж проще: сразу по именам. Ну, попробуем? Привет, Иезекия!
Ходжес, которого всегда коробило от собственного, библейского происхождения, имени, (Спасибо папочке – пастору методистской церкви!) которое к тому же было предметом вечных насмешек над ним со стороны одноклассников и сокурсников, подумал, что вредная коза умна: сразу поняла, как и чем его можно пронять! Но ответил вежливо:
– Привет, Наиля! – и добавил, понимая, что уж эту-то проницательную паршивку вряд ли обманет, – Вот уж спасибо, что сняли меня с чистки картошки на камбузе!
– А не за что. Поскольку картошка, тяжёлые кастрюли, и текущий ремонт разного сложного оборудования от вас никуда не убегут. Капитан просто решил, что если вы два часа из времени своих нарядов посвятите мне, от вас не убудет!
– Ну… надеюсь, что так.
– А напрасно. Я девушка, как вы, наверное, догадались, вредная. И злопамятная. – это было сказано со значением, и Ходжес возвёл очи к подволку: уж кто бы сомневался! – И просто так прохлаждаться, или скучать в моём обществе не дам. Табуретку вы, конечно, захватить не удосужились. Ничего, захватите в следующий раз. А пока садитесь-ка вы вон там, прямо на пол, у чёртова телевизора, и внимательно слушайте. А спрошу – так и отвечайте!
Предчувствуя, что неспроста его сажают так, чтоб беседовать с ним сверху – вниз, то есть из позиции сильнейшего, Ходжес кинул страдальческий взгляд в камеру, как бы говоря: «Вот! Видите, на какие жертвы вы меня толкаете!», и сел.
– Значит так. Я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Это ясно?
– Конечно. Чего ж тут неясного! А когда я буду задавать вопросы – вам?
– Когда я разрешу. А пока начнём. Как вы вообще оказались на этой посудине?
– В-смысле – на «Пронзающем Бесконечность»?
– Нет, в автобусе Нью-Йорк – Кливленд! Ясное дело, что – на «Пронзающем»!
– Ну, как… Образование позволило. И проблемы с трудоустройством. И разборки с ближайшими родственничками. Папа мой хотел из меня сделать священника, как и он сам! А я не хотел. Вот поэтому, сразу после школы, уехал я к прабабушке, в Массачусетс.
А там деваться некуда – только один приличный Универ. А за него надо платить! Вот в технический колледж при нём я и поступил. Чтоб быть хотя бы дипломированным лаборантом. Окончил, кстати, с лучшими отметками. И с престижнейшей профессией.
Только вот ни в одну научную лабораторию меня не приняли – статусом да связями не вышел! Вот и пришлось два года проработать банально в ремонтной мастерской ретро-автомобилей, где я крутил хвосты автомобилям, ещё год – в мастерской музея истории, где я крутил хвосты всяким чучелам антилоп, да восстанавливал макеты шахт, реакторов, да приборов Никола Теслы… А затем и сюда завербоваться! С моими-то руками, и «природной» смекалкой, – Ходжес храбро показал обе широких мозолистых ладони женщине, – я мог бы работать где угодно и кем угодно! Ну, по версии моего куратора в музее…
– Вот как. Хм. Интересно. И – коротко и ясно. Вы так уверены в своих способностях и возможностях, Иезекия! Приятно, конечно, когда специалист осознаёт себе цену. И ощущает свою значимость. И руки у вас явно мускулистые и большие.
Но сейчас мы кое-что проверим. Насчёт «универсальности» ваших способностей.
Массаж делать умеете?
Ходжесу кровь бросилась в лицо. Он заподозрил, что сейчас…
– Ну… Умею. Этот курс входит в предстартовую подготовку. Вам ли не знать!
– Вот именно! И – вы правильно подумали, милый Иезекия! (Недаром же покраснели, как помидор!) Ну-ка! Идёмте в спальню, и я предоставлю свою истерзанную восьмьюдесятью годами лежания на ней, и часом тренажёрного зала, спину, в ваше полное распоряжение. Масло для её растирания – вон там. На тумбочке.
Ходжес не сомневался, что те, кто остались в рубке, с огромным разочарованием выслушали последнюю часть этого диалога, и сейчас только что локти себе не кусают, сожалея об отсутствии возможности пронаблюдать процесс «массажирования». Ну а так им пришлось довольствоваться только аудио-вариантом:
– Не стесняйтесь, Иезекия. Ничего, что я сниму майку стоя к вам спиной? Ведь массажировать надо только спину! А, впрочем, нет. Вы уж промассажируйте меня всю! В-смысле – сзади! Вот! Я и шорты, и трусики тоже сниму… Есть. Ну, как вам моя спина?
– Отличная спина, Наиля. – то, как он сглотнул слюну, тоже, наверняка, было слышно. Как и участившееся дыхание. Женщина не упустила случая подлить яду:
– Ну, не преувеличивайте! Не отличная, а – просто: спина. Вот. Теперь она полностью в вашем распоряжении. Или мне передвинуться ближе к краю кровати?
– Да хорошо бы. А то – тянуться приходится.
– Так нормально?
– Нормально.
– Берите масла больше – не стесняйтесь. Да, да, налейте его прямо туда – в ложбинку позвоночника… И растирайте по всей длине – до самых икр. Их мне особенно надо промассажировать. А то болят с непривычки к ноль четыре «же». У нас-то… на Станции… Их было… Ноль два…
Очень скоро комментарии и возгласы Наили сменились вздохами и междометиями, вроде «Да, да!», «Ещё разок – там же!», «О-о!», «Ах, не так рьяно!», «М-м-м!..».
Ходжес сопел, словно загнанный носорог. Но свою работу делал добросовестно. Вскоре вся «спина» и ножки Наили оказались на совесть обработаны. Ходжес буркнул:
– Спереди будем массажировать?
Томным и как бы обессиленным голоском женщина проворковала:
– Нет! Ну спасибо, Иезекия! Теперь подайте мне вон то полотенце, и выйдите в зал.
Выйдя в зал, всклокоченный Ходжес невольно кинул ненавидящий взгляд на камеру в углу. Вот уж кто сейчас потешается на его счёт – так это все, кто хоть разок попадал на его острый язычок! (А таких на «Пронзающем» – практически весь личный состав!)
И сейчас они торжествуют, зная, что он наверняка возбудился – дальше некуда, а вот сбросить «нервное напряжение» – не получится: он провёл у Наили всего сорок минут, и теперь должен «доотрабатывать» остальное!.. А что может быть для мужчины унизительней, и вредней, чем – возбудившись – не «разрядить» накопившиеся заряды!..
Он сел туда же, где и располагался, постаравшись пристроить своего воспрявшего друга так, чтоб тот не мешал ему, но и не слишком выдавал его возбуждение.
Наиля появилась через пять минут. Завёрнутая в широкое полотенце. Картинной походкой жеманной манекенщицы подплыла к своему стулу. Села, сделав разножку. Техник невольно сглотнул: никаких таких трусиков на ней не было!
Женщина сказала:
– Что ж. Вы не соврали, Иезекия. Руки у вас… выдающиеся. И сильные, и нежные! Кстати: если б вы не сваляли дурака, и не отчалили в космос, могли бы иметь неплохие деньги! Открыв свой, или устроившись в чужой спа-салон!
– Вот уж спасибо! Чего мне не хватало в жизни – так это массажировать избалованных целлюлитных старух и прибамбахнутых толстозадых клерков!