– Мам, а дядь Андрей спать будет где?
В её голосе чувствовалась детская ревность.
– Это уж не твоя забота, – ответила мама.
– Я буду ночевать в бане, – сказал я Светику, – на свежем воздухе.
Так легко и просто решился мой квартирный вопрос.
В баньке, на полке мне устроили постель.
– Сюда комары не залетают, – сказала Лиза, разглаживая подушку. – Покойной ночи.
И, уже в дверях обернулась и добавила тихо: «Без баловства мне…»
К чему бы это?
Я сидел на крыльце бани. Погасло окно в доме напротив. Село погрузилось в сон и даже собаки перестали лаять. В чуткой тишине звенели комары и слышно было, как растёт трава. В чернильном небе мерцали далёкие звёзды. Млечный путь уходил за горизонт. Ярко вспыхнул и прочертил небо быстрый метеор. Я успел загадать желание и оно сбылось.
В тени веранды возникло розовое пятно и медленно поплыло в мою сторону. Это была Лиза. Женщина была босая и её волосы пахли цветами.
Топольки
Утром меня разбудил шум вертолёта. Тут же появилась запыхавшаяся Света:
– Быстрей, дядь Андрей! Мамка зовёт!
Часы показывали девять. Нищему собраться – подпоясаться. Я наскоро умылся, подхватил свой рюкзак и мы со Светиком поспешили в аэропорт.
Там нас встретила Лиза.
– Иди прямиком на поле, – сказала она, – я уже договорилась с летчиком. Тебя возьмут. Деньги пилоту отдашь.
Лётчика я узнал по голубой фуражке. Пилот вопросов не задавал. Он взял деньги и кивнул на открытый люк.
– Запрыгивай, – сказал он, – не кури там.
Скоро в машину забрались еще три человека. Толстый дядька, весь в камуфляже, милицейский сержант при оружии и корреспондент с кофром аппаратуры. Корреспондент, хлебнул чего-то из походной фляжки, вынул фотоаппарат и принялся всех снимать. Меня в том числе. Позже я увидел свою физиономию в местной газете. К тому же узнал, что я фартовый старатель и капитан дальнего плавания.
Слава ходит за мной по пятам.
Лётчик захлопнул люк и забрался в кабину. Возникло неприятное ощущение замкнутого пространства и тяжести собственного тела. Над головой что-то завизжало и в иллюминаторе медленно поплыли лопасти винта. Потом мотор шумно чихнул, лопасти поднялись и исчезли в быстром вращении. Появилась вибрация, вертолёт подпрыгнул и, наклонившись, устремился в долину, одновременно набирая высоту. Парень в камуфляже смотрел перед собой и нервно стиснул ладони. Милиционер вытянул шею и заглядывал в круглый иллюминатор. Корреспондент вынул фляжку и крикнул мне в ухо:
– Будешь?
– Давай, – говорю.
– Аркадий! – сказал он.
– Андрей! – ору я, сделав несколько глотков. – Арарат?
– Обижаешь, попутчик, самодел!
Из-за шума двигателя разговаривать в вертолете трудно. Тем не менее Аркадий задал несколько профессиональных вопросов:
– Промышляешь там?
– И даже нашёл самородок однажды.
– Большой?
– Сто двадцать пять граммов!
– Везунчик!
– Я по жизни такой… Двадцать лет на флоте и ни разу не утонул!
Мы снова приложились к фляжке. Фотограф поделился шоколадной конфетой «Ласточка».
Скоро машина пошла на снижение. Внизу, среди зелёной тайги, пестрели огороды, крошечные домишки и покосы на склонах гор. Вертолет сделал разворот и приземлился на местный аэродром – большую поляну у речки Чульпы. Поляна была огорожена деревенскими пряслами – жердями, закреплёнными ивовыми прутьями. На высоком шесте, над избушкой, неподвижно висел полосатый конус. По нему определяли направление ветра. Мотор взревел и затих. Лопасти ещё медленно вращались, когда летчик открыл люк.
Встречающих было много. Моя тётя Фрося, Дядя Гриша, мамин брат, двоюродная сестрёнка Надежда и Гошка, её трехлетний сын. Тут же появился плотник, дядя Макар, а за ним прилетела вездесущая тётя Сима. На деревне её звали Симка-суматоха.
– Ой, Андрюшенька, ой, сколько лет не виделись, – причитала тётя Фрося и плакала навзрыд. По её щекам катились обильные слёзы.
Тётя Фрося очень похожа на мою маму и обе они всегда плакали при встрече или расставании. Мы обнялись. Подоспел дядя Макар:
– Тать мои старые кости, кого я вижу! Солдатик! Зови на помочь, Фросинья!
Солдатиком Макар называл меня после моего армейского отпуска. Тогда я заявился в деревню при полном параде – вся грудь в орденах, как новогодняя ёлка в игрушках. А «помочь» – это когда приглашают соседей подсобить в большой работе – поставить сруб, скосить большую поляну или сметать стог. Расплата всегда одна – хорошо накрытый стол. И напиток всегда один – золотистая медовая бражка.
Дядя Макар особенно уважал вторую часть события.
– Тебе бы только нагужеваться! – укорила плотника тётя Сима. – С утра уже без меры!
– Обижаешь, нянька, – возразил ей Макар, – мы меру знаем. Как нету, так и хватит.
– Как поживаешь, дядь Макар? – спросил я.
– Ить, как картошка, солдатик. Если зимой не сожрут, то к лету посодют, – ответил плотник. И без перехода: – Завтра рыбалить пойдём. Надысь в омуте вот такого талменя видел. Сам-один и не вытащу!
Вечером за праздничным столом собралось полдеревни. Во дворе поставили и накрыли стол. Больше всех суетился плотник Макар. Мы сидели рядом. Он спросил:
– Как твой корабль, дюже большой?
– Сто восемьдесят метров, дядя Макар.
– Ух ты! Это, как до той горы!