Готамерон. Том III. Вестники бури

Анабель скупо улыбнулась. На фермах ей приходилось стоять задом кверху полдня и больше. Старый козел Гельдрейх часто отправлял ее на огороды, поближе к хозяйскому дому, откуда труднее было сбежать.

– А тебе, кажется, все равно?

– Бывало и хуже.

– Ох. Дядя Вудберт очень любит укроп. Каждый день просит добавлять его в похлебку, в кашу и даже в медовые лепешки. И все почему? Какой-то шарлатан наплел ему, будто эта трава продлевает жизнь.

Укропа на огороде и впрямь хватало, но не больше, чем на любом фермерском хозяйстве.

– С тем же успехом мог бы трескать настурцию или кервель. Все одно будет здрав столько, сколько захочет Нисмасс.

– Твой дядя собирается жить вечно?

Астрид выронила пучок сорняков. Анабель прикусила язык, отругав себя за грубость. Прозвучало не слишком вежливо.

– Он боится оставить нас одних, детка, – как всегда, беззлобно объяснила горожанка. – У него постоянно болит спина. Мы с Эдвином хотим его вылечить, да только вырастить целебные травы не можем. Одно время я пыталась разводить тимьян и лайдор, но ростки не прижились.

– Отчего ж не посадили лайдор у стены? – Она посмотрела вглубь сада, туда, где высилась старая крепостная стена. – Там есть тень даже в полдень. Нужно только поставить корыто с трубками, а на грядки набросать водорослей. Потом укрыть их сосновой корой и подливать в корыто воду. Через неделю все сгниет и саженцы прорастут.

– Ты так много знаешь об этом?

– Пустяки. На ферме любой ребенок умеет удобрять почву.

Горожанка засмеялась, прикрыв рот рукой, и тотчас отдернула грязную ладонь.

– Мы могли бы попробовать, вот только у стены растет огнелист. Его выращивает алхимик Клеймур. Он платит дяде за грядки два золотых в неделю.

Анабель отрешенно кивнула, но мысль о саженцах ее не покидала. Она вспомнила, как работала на огородах Годвина, и сколько успела узнать за те шесть лет, пока ее пользовал злобный старик. Может, в срединной долине ее и считали худшей работницей, но в городе все эти навыки чего-то да стоили.

– Вудберт хотел выращивать здесь хлебный куст или земляной орех, но, как по мне, мы живем не так уж бедно, чтобы корни лопать, – добавила Астрид, и брезгливо высунула язычок. – Дядя во всем видит последний свет. Говорит, что нам скоро есть будет нечего. Хоть бы раз чему-то порадовался.

– Ты могла бы ему помочь. Попробуй хотя бы заняться садом. Неужели тебя никто не учил выращивать целебные травы?

– У нас в Клане Ветра выращивали только сосульки, – рассмеялась Астрид, уже по обыкновению незаметно сменив тему. – Когда мы с Роландом пересекали Дунлаг, я за три месяца увидела больше растений, чем видели все члены моей семьи за жизнь.

– Ты так часто вспоминаешь о нем.

– Я его очень любила, солныш… – Женщина осеклась, вспомнив данное вчера обещание. – Северянки влюбляются один раз и на всю жизнь. Мы дольше других ищем мужчину, но когда находим, то уже не отпускаем.

– Чего это так?

– В горах ценится человек, который сможет защитить тебя от зверей и добыть мясо на охоте. За такого нужно держаться, если хочешь выжить.

Анабель кивнула. В глуши на Миркхолде было примерно так же. Хоть крестьянки и не славились разборчивостью, но всегда искали крепких мужиков. Когда-то и она была такой, мечтая о наемнике или странствующем рыцаре.

– Я слышала, что форды очень упрямы, – добавила Анабель, вспоминая себя на месте горожанки. – В любви и в битвах идут до конца.

– Да. Этого у нас не отнять. За тысячи лет даже никтам не удалось захватить Форстмард целиком. Когда приходит враг, вожди собирают не только вихтфордов и ополчение, но и воительниц.

Она с гордостью выпрямилась, держа в руках корзину. Анабель не удержалась и рассмеялась.

– А ты считаешь себя воительницей?

– Ох, нет, детка. Я сражалась пару раз, но те времена прошли. В детстве я хотела стать такой же, как Хельма. Слышала о ней?

– Та, в честь которой назвали одну из наших гор?

– Да. Мать Ремана Бессмертного. Хотя, мало кто из магорцев верит в это. В год, когда на горе Клонтарф нашли золотую пещеру, пролилось много крови. Алмеры из Дильмуна пытались захватить рудники. Форды из Клана Весенней росы каждый год отбивались от них. Хельма тогда перебралась на запад и хорошенько поработала там секирой. Правда, это было задолго до того, как она вышла замуж за Рогнира. Семейная жизнь сделала ее мягкой.

– Думаешь, у короля могла быть родня из низов?

– Разумеется! Принято считать, что Реман был королевских кровей. Только форды знают, что он родился на севере в семье охотника.

Анабель стала сбрасывать сорняки в корзину, попутно слушая подругу. Про великого короля сложили множество легенд. Эту она слышала мельком. Как сказал бы старик Гельдрейх: «Если о легенде не знают, то и верить в нее не станут». Здесь она не могла с ним не согласиться. Сын охотника, пусть даже помазанный самим Нисмассом, не мог занять королевский трон.

– После того как Реман обезглавил Феокоратона и стал королем, Хельма пропала… или это я все забыла, – между тем продолжала горожанка. – Не помню, что сказывали родные. Я давно их не видела. Не видела настоящего снега. Наверное, меня и северянкой-то теперь назвать нельзя.

Они отнесли сорняки к стене и свалили их в компостную кучу. Анабель в смятении поглядела на пустую корзину. Работа была окончена. По сравнению с уборкой огородных хозяйств это было просто забавой. Пока они шли к дому, Анабель думала о саде и новых посевах, но когда услышала имя жены Вудберта, вспомнила слова Грэмита. Вчера в саду, во время их беседы, отшельник обмолвился, что плотник почему-то винит его в смерти жены.

– А как умерла Адельгейда?

Астрид запнулась и, как ей показалось, слегка помрачнела.

– От мора, детка. Эта мерзкая болезнь приходит на Миркхолд каждую осень. У вас в глуши с ней не так худо, но в городе гибнет очень много народу.

– Я однажды заболела, когда была маленькой, – вспомнила Анабель. – Родители тогда собирались рыть могилу, но я как-то выздоровела и потом вообще не хворала.

– Тебе повезло. В тот год болезнь особенно сильно лютовала. Мы с Роландом переждали за стенами верхнего предела, а вот остальным горожанам сильно досталось. Нисманты говорили, что в одном только порту полегло полторы тысячи нищих, а к зиме со всего города схоронили почти три тысячи человек.

Анабель присвистнула. Она плохо помнила тот год, и даже не знала, каким он был по счету. Ей было лет шесть, когда на Миркхолд обрушилась «Крылатая смерть». Так крестьяне называли давнее моровое поветрие. В тот год с материка дул очень сильный ветер. Считали, что именно он помогает разносить заразу. В долинах слухи о бедствии преувеличивали. Говорили, что город вымер полностью, а крестьяне в шутку планировали организовать мародерскую вылазку на склады с товарами.

– Значит, от мора умерла? – переспросила она, внимательно наблюдая за собеседницей.

– Можно и так сказать.

Голос прозвучал уверенно, но настороженный взгляд горожанки говорил об обратном. Анабель открыла калитку и вышла на улицу. Сегодня за завтраком Астрид уговорила ее сходить на рынок, купить тыквенных лепешек. Теперь, когда работа была окончена, они могли свободно пройтись по городу.

В эту минуту к ним подбежал растрёпа Эдвин. В кожаном жилете поверх серой рубахи, парень, как всегда, выглядел неряшливо. Смахнув со лба прядь золотистых волос, племянник Вудберта смерил их ошарашенным взглядом, словно не ожидал тут увидеть.

– Эй! Вы почему все еще здесь?! – воскликнул он. – Не слыхали, что на улице суконщиков творится?

Анабель и Астрид одновременно замотали головами.

– В городе бунт! Да не стойте без дела! Пошли, глянем! Может, нам чего перепадет.

Парень сорвался с места и помчался вправо, туда, где вглубь холма уводил арочный тоннель. Он бежал так быстро, что едва не сшиб пожилую горожанку, поднимавшуюся навстречу с вязанкой дров. Они бросились следом, впопыхах даже забыв отнести корзины в дом. Цепь узких улочек привела их в самое сердце средней четверти. Обогнув холмы с деревянными мостиками, они спустились в неглубокую лощину, на дне которой плотно рядились десятки фахверковых домиков. Аккуратные двухэтажные строения с деревянными крышами служили местным суконщикам одновременно и цехами, и складами. Там же работали портные. Все это Анабель успела узнать за те дни, что провела с Астрид. Взбалмошная горожанка постоянно трещала о платьях, вышивке, нитках и тканях, а когда у нее водились деньги, ходила сюда чаще, чем за водой.

– Не торопись, родная. Мы уже рядом, – задыхаясь, прошептала Астрид.