Томография пророчества Иоанна Богослова

Пункт второй. Слово «внешнее». Оно встречается в священных текстах дважды и оба раза несет одну и ту же смысловую нагрузку, неразличимую с точки зрения ортодоксальной мысли. Рассмотрим первый случай – Евангелие от Луки. В этом послании, цитируя предыдущих евангелистов, Лука описывает, как Христос, обличая фарисеев в излишне щепетильном выполнении внешних обрядов и пренебрежением к внутреннему очищению, восклицает:

Неразумные! Не Тот же ли, Кто сотворил внешнее, сотворил и внутреннее? (Лк. 11:40)

Смысл сказанного просматривается совершенно отчетливо. Эмоционально укоряя фарисеев в невежестве, Христос напоминает им, что Творец, создав тело («внешнее») и душу («внутреннее»), требует внимания не столько к физической оболочке души, сколько к чистоте внутренней природы личности. В этом случае толкование слова «внешнее» вопросов не вызывает. Второй случай употребления этого слова был также без труда интерпретирован богословами, но на сей раз неверно. Поясним сказанное. Встречается это слово в притче «О Царстве Небесном» (Мф. 22:13). Метафорически уподобляя Царство Божие «брачному пиру», Иисус предупреждает, что все «не явившееся на пир» будут брошены «во тьму внешнюю», где их ждет «плач и скрежет зубов». Понятно, что в данном случае отождествить слово «внешнее» с физическим телом экзегетам не удалось, поэтому они единодушно решили, что «тьма внешняя» – это адские миры, где после Страшного Суда грешникам предстоит терпеть мучения «во веки веков». Выглядит такое решение достаточно логично, тем более что упоминаемые Иисусом «плач и скрежет зубов», как символ бесконечных страданий, удачно ассоциируются с низшим миром тьмы и бесконечной муки. Кстати сказать, другого варианта интерпретации у богословов и быть не могло, поскольку толкование слова «внешнее» в значении физической оболочкой души вне теории перевоплощений выглядит нереальным.

Давайте вернем все на свои места.

Итак, мы имеем два слова – «внешнее» и «тьма». Учение Веданты, да и логика не оставляют выбора, кроме как признать, что и в данной притче слово «внешнее» использовано Иисусом в том же значении, именуя физическую оболочку души. Вместе с тем это слово может интерпретироваться и в более широком смысле, означая материальный план бытия, куда душа вынуждена возвращаться для обретения земного опыта, каждый раз погружаясь в Неведение, авидья. Что такое Авидья? Давайте здесь ненадолго задержимся, поскольку понятие Неведения нам еще пригодится. Общеизвестно, и личный опыт это подтверждает, что сознание, начиная свой земной путь, опирается только на ментальную сферу и не в состоянии уловить единства, сути, внутреннего закона вещей как на уровне их единого источника, так и на уровне универсальности. Это и есть Авидья. Иными словами, Неведение – это отсутствие божественного ока различения, позволяющего увидеть единство всего сущего, внутренний закон существования, воспринимать проявленное множество и взаимодействовать с ним. И если Знание, видья, видит во Множестве неразрывное единство, что несет истину, гармонию и порядок, то Неведение неизменно порождает иллюзорные фантазии, дисгармонию и беспорядок с их крайними проявлениями – ложью, заблуждением и страданием, лежащими в основе космического существования. Этот сковывающий сумрак земного бытия, куда отправляются души, Иисус с полным на то основанием мог назвать и Неведением, но он предпочел другой санскритский термин – тамас, в переводе на европейские языки близкий к значению слова «тьма». Так его перевели и на греческий.

Следует заметить, что кроме метафорического значения, указывающего на отсутствие Знания, слово «тамас» несет еще одну смысловую нагрузку, означающую одну из фундаментальных форм Природы. Эти элементы проявления энергий называются качествами, или гунами, и носят следующие имена: благость, саттва, страсть, раджас, и невежество, тамас. К рассмотрению природы каждой из Гун мы подойдем в свое время, а сейчас ограничимся только краткой характеристикой Тамаса, действующего на уровне сознания. Невежество, Тамас – это низшая из Гун, сила несознания и инерции, выраженная в любых проявлениях обскурантизма, несостоятельности и бездействия. Там, где преобладает Тамас, наблюдаются застой, бездействие или механическая активность, которая контролируется темными силами. Сознание на уровне Тамаса, тяготея к инерционно-механической активности, проявляет себя как Неведение или завеса, отделяющая сознание от порождающего его Источника. Иными словами, это отсутствие божественного видения и восприятия, неспособность индивидуального «я», воплощенного в физическую оболочку, к сознательному восприятию, видению и познанию Истины. Но в переносном смысле слово «Тамас» используется еще и для обозначения мира грубой материи, где потоки Света, испускаемые Солнцем Знания и заливающие своим лучезарным сиянием супрафизические миры, не в состоянии пробиться через тяжелую вязкую оболочку мрака Неведения, окутывающую земной план. Как пример использования слова «Тамас» в значении проявленного мира можно привести санскритский термин «тамасах парастат». Это словосочетание означает одно из имен Всевышнего (имена Божествам на Востоке традиционно даются по атрибутам и качествам, присущим тому или ионному Божеству) и дословно переводится как «за пределами Тьмы», то есть вне физического мира, вне Пространства и Времени, вне всяческого Неведения. В этом же значении использует слово «тьма» св. Иоанн, когда, говоря о нисхождении Иисуса на землю, восклицает: «И Свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1:5).

Таким образом, слово «тьма» можно интерпретировать и как физическую оболочку души, не дающую проникнуть к ней Свету Знания, и как материальный мир, где властвует самая низшая из гун – Тамас. Казалось бы, Иисус мог ограничиться только этим термином, но он добавил еще слово «внешняя», что ранее было интерпретировано нами как материальная часть земной личности – ее тело. Получается тавтология! Да, почти тавтология, но не совсем. Дело в том, что в Веданте существует еще один санскритский термин, означающий проявленный мир. Это бахиранга шакти – «внешняя энергия Всевышнего». Добавим, что в противовес этой области Бытия, где представления о себе и мире омрачены Неведением, высший мир, Мир Духа называется «внутренней энергией Господа», антаранга шакти; и в эту же классификацию включена еще «пограничная энергия», таташтха шакти, или все эволюционирующие живые существа земного плана. Таким образом, словом «внешняя», бахиранга, Иисус указывает на мир проявленных форм, куда отправляется душа, не достигшая духовной зрелости, и где ждут ее «плачь [горе] и скрежет зубов [злоба]», а добавив к нему слово «тьма», Христос показывает эту сферу бытия как мрачную область господства Гуны Тьмы.

Пункт третий. Все, кто внимательно и с интересом изучил Евангелия, а в последствии ознакомился еще и с Бхагавад Гитой, не мог не заметить, что зачастую Благая весть говорит языком древнего писания Индии. Если же совместному изучению обоих священных писаний посвятить больше сил и времени, то тождественность учений, заложенных в них авторами, предстанет со всей очевидностью. Особенно ярко проявляется единство глубинного смысла и речевых оборотов в Евангелии от Иоанна. Приведем примеры. В первую очередь, как и автор Гиты, Спаситель призывает богоискателей погрузиться вглубь себя, чтобы там отыскать восхитительный восторг знания и единения с Божественным («Царство божие внутрь вас есть»), и поэтому для тех, кто прочел древнее писание Востока, слова Христа «пребудьте во Мне, а Я в вас» не воспринимаются откровением, а звучат как нечто знакомое и понятное. При этом трудно не заметить, как Иисус, напоминая иудеям необходимость осознания единства с Богом и показывая им методы достижения такого состояния, старается максимально адаптировать древнее учение Востока к понятиям о религиозности, господствовавшим в то время в обществе. И тем не менее учение Веданты отчетливо проступает сквозь максимально доступные, сказанные простым языком формулировки Иисуса. Так, Учитель не устает повторять необходимость отречения «от себя и всего, что имеешь», вайрагья, призывает достичь высшего «совершенства», сиддха дэва, сообщает ученикам, что, познав Истину, искатель Бога получит «освобождение» от несовершенств и страданий, мукти, и будет пребывать в состоянии «совершенной радости», то есть блаженства, ананда. Список подобных примеров можно продолжить, но мы в качестве иллюстрации к сказанному подробно рассмотрим один только пример:

Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными.

Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же ты говоришь: сделаетесь свободными?

Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий делающий грех, есть раб греха. Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит Вас, то истинно свободны будете. (Ин. 8:31-36)

Обратим внимание на следующую деталь: призывая следовать Его учению, Иисус обещает всем, кто «пребудет в слове», полную «свободу». На этом жизнеутверждающим заявлении, судя по всему, Спаситель планировал свою речь завершить, не видя необходимости разъяснять иудеям, от чьей зависимости они освободятся и какую свободу обретут. Однако слова Христа вызывают у слушающих общее недоумение и возмущение, так как собравшимся непонятно, в каком рабстве они до сих пор пребывали. Увидев неподготовленность аудитории, Иисус, спохватившись, начинает пояснять, что Он имел в виду. Со слов Христа становится ясно, что всякий «пребывающий в Его слове» освободится от рабства греха, под которым следует понимать не отдельный аморальный поступок, а общее помраченное состояние души. Православной аскетике такое понимание греха близко, ибо путь к непосредственному богообщению лежит через очищение сердца и освобождение души от власти страстей: гордыни, гнева, прелюбодеяния, чревоугодия и т. п. Когда подвижнику удается сначала утихомирить, а потом и вовсе освободить сердце от осаждающих эгоистических устремлений, а ум – от плотских желаний, то такое состояние в православии зовется бесстрастием. В индуизме эта высочайшая ступень духовного восхождения классифицируется как отсутствие зависимости от тела, мукти, которое несет освобождение от круговорота рождений и смертей, от всех страданий и ограничений материального существования. Иисус, много лет изучавший священные тексты индуизма, легко и привычно оперировал ведантическими понятиями и санскритской терминологией, поэтому, заканчивая свое обращение к иудеям, по привычке ограничился лишь словом «освобождение», подразумевая под ним Мукти, почему и не был понят слушающими его соплеменниками.

В этой же беседе совместно с «освобождением» Иисус вводит еще одно ведантическое понятие – «истина», которая, по Его заверениям, и должна открыть путь к свободе. Примечательно, что понятие истины было не знакомо иудейской религии, что видно по книгам Ветхого Завета, авторы которых этим словом не воспользовались ни разу. Может быть, по этой же причине, кроме ближайшего ученика Иисуса, св. Иоанна, ни один евангелист, копировавший Евангелие от Иисуса, слово «истина» не вспомнил, хотя в проповедях Христа оно наверняка звучало неоднократно. Так, например, в «Нагорной проповеди», переданной Матфеем, говорится о «изгнанных за правду», в то время как контекст требует замены этого слова на «истину». Почему? Дело в том, что во всех религиях от верующего в Бога требуется только смирение и покорность судьбе, а восстановление справедливости – дело Творца. Христианство не является исключением. Иисус также требует от своих последователей во всем положиться на волю Божию: не роптать, не отвечать злом на зло, не пытаться вернуть отобранное, никого не осуждать и не пытаться оценивать поступки других, а, наоборот, тщательно всматриваться вглубь себя в поисках личных несовершенств. Более того, Христос запрещает мстить за зло, требуя возлюбить врагов и смиренно молиться за них, из чего следует, что поиски правды и восстановление справедливости христианскими добродетелями не являются, а следовательно, и бунтарская деятельность «гонимых за правду» Всевышним не поощряется. Таким образом, подмена понятий очевидна.

Но тогда какое значение вкладывал в это слово Учитель?

По мнению апологетов христианства, Истина есть Сам Иисус Христос и одновременно Слово Божие. Такая интерпретация Истины, согласно сложившейся традиции, требовала писать это слово в Евангелиях с заглавной буквы, но редакторы почему-то решили иначе. Однако не в этом суть. По большому счету, старцы правы и с ними следует согласиться: да, Истина есть Иисус Христос. Но мы понятие Истины как понятие фундаментальное постараемся сформулировать более точно. Обычно под понятием истины мы имеем в виду знание или интеллектуальное понимание витальных, метальных и физических явлений, а также законов, которые управляют ими. Но Истина с большой буквы разительно отличается от знания академического. Истина – это замена иллюзорного представления о мироздании знанием, основанным на трансцендентном переживании Реальности. Иными словами, Истина не является результатом ни научных исследований, ни ограниченных логических рассуждений, а представляет собой плод внутреннего опыта души или непосредственное внутреннее переживание неразрывного единства своего индивидуализированного «я» с Творцом, его созданиями и Вселенной. В отличие от поверхностного ментального познания себя, внешнего мира и его объектов, основанного на опосредованном контакте, познание Истины осуществляется через непосредственный контакт, в основе своей связанный с тайным познанием через отождествление или отталкивающийся от него. Антипод Истины – Неведение; и оно представляет собой неспособность нашего ограниченного сознания, обособленного от реального источника знания – Абсолюта, к сознательному восприятию, видению и познанию реального положения вещей – Истины.

За примером обратимся к повседневной жизни.

Мы видим камень, отмечая такие его свойства, как прочность и неподвижность, и никакими силами нас нельзя заставить вообразить его иначе как прочным и неподвижным. Здесь мы правы, ибо оба этих качества ему присущи. Тем не менее, мы знаем, что его твердость и неподвижность нереальны, что он представляет собой мир мириад атомов, весьма активно движущихся на расстоянии друг от друга. И таким бы он представился зрению, способному к восприятию бесконечно малого. В данном случае познание на атомно-молекулярном уровне даст иную картину объекта, нежели внешнее знакомство с его физическими свойствами. Это одна модель Истины.

Еще один пример. Никто из жителей планеты не сомневается, что как бы себя ни ощущали жители противоположного полушария, сам он занимает вертикальное положение и движется по поверхности земли строго горизонтально. Но, увы! В действительности тело индивидуума часто располагается не вертикально, а скорее, горизонтально и движется по поверхности планеты вертикально вверх и вниз, напоминая муху на стене.

Или солнце поднимается утром, восходит к вершинам голубых небес, а вечером заходит, сопровождаемое по исчезновении сияющими его великолепием облаками. Кто поставит под сомнение этот бесспорный, созерцаемый массой людей факт? Каждый день на протяжении великого множества лет глаза миллионов людей во всем мире неизменно и одновременно являются свидетелями истинности этих странствий. Какое доказательство может быть убедительней, чем подобное, данное очевидцами во всем мире свидетельство? Тем не менее оказывается, что это лишь образ, создаваемый в сфере зрения Неведением. Является наука и, не устрашившись ни тюрьмы, ни эшафота, говорит нам, что солнце вовсе не странствует по нашим небесам, что в действительности оно находится за многие миллионы километров он наших небес, что это мы движемся вокруг солнца, а не солнце вокруг нас. Так выглядит истина в сфере восприятия ее интеллектом, благодаря которому рассеивается неверное представление об окружающей действительности, и точно также трансцендентное знание позволяет путем достижения прямого контакта с первоисточником увидеть фундаментальную истину всех вещей. Следовательно, как Истина, так и ее постижение неразрывно связаны с трансцендентным знанием.

Давайте коснемся и этого вопроса.

Веданта различает три разновидности знания: пратьякша – эмпирическое, или прямое знание, постигаемое посредством органов чувств; парокша – интеллектуальное знание, дающее представление об объекте посредством размышления; и апарокша – непосредственное внутреннее видение того, что скрыто от нашего зрения и недоступно ему, то есть трансцендентное знание. Конкретно о последнем. Обретение знаний посредством логики физических опытов и чувств резко отличается от видения внутреннего. В обычной жизни, когда мы не можем увидеть объект, мы вынуждены составлять о нем представление, прибегая к рассуждению, воображению, аналогии, слушая рассказы тех, кто его видел или изучая его фотографические или иные изображения, если таковые имеются. Собрав и обобщив все эти данные, мы действительно можем составить более или менее ясное представление об искомом предмете или понять, как он выглядит, но мы не узнаем, что он в действительности из себя представляет. Он для нас пока еще не является осязаемой реальностью, а лишь неким умозрительным образом этой реальности. Но как только мы увидим его собственными глазами, прибегнув к помощи наиболее достоверного органа восприятия, мы реально узнаем, мы «реализуем», что он такое; увиденное станет элементом нашего знания, все сомнения исчезнут, и мы почувствуем удовлетворение. То же самое правило применимо и к трансцендентному знанию, к постижению высшего «Я», Бога, или Реальности. Философы и наставники могут очень подробно и вдохновенно рассказывать нам об этом «Я», или же мы можем узнать о нем из древних писаний. Путем обдумывания, размышления, воображения, проведения аналогий или используя другие доступные средства, мы можем попытаться создать его ментальный образ или концепцию; мы можем с помощью всепоглощающего и целенаправленного сосредоточения удерживать эту концепцию в уме; но мы все еще реально не познали это «Я», не узрели Бога, не соприкоснулись с Истиной. И только когда после долгой и упорной концентрации или применения других методов покров ума разрывается, только когда потоки света заливают пробужденное ментальное сознание и интеллектуальная концепция уступает место непосредственному знанию-видению, позволяющему воспринять «Я» столь же реально, ясно и конкретно, как мы воспринимаем обычный физический предмет, мы становимся обладателями знания, ибо мы увидели. Это и есть познание Истины, и оно может расширяться и углубляться по мере того, как все наше существо, а не только наше светлое око знания, узреет и почувствует Бога. Но в итоге мы можем не только увидеть Бога и заключить Его в свои объятия, но также и стать этой Реальностью. Мы можем стать единым с этим «Я» на его трансцендентном, превосходящем все формы и проявления уровне, растворив и сублимировав свое эго и все его формации и вырвавшись в То, что является их источником. Мы можем стать этим «Я» во всех его проявленных формах существования и становления – иными словами, объединиться с ним на уровне бесконечного существования, сознания покоя и блаженства, через которые оно проявляется в нас, а также на уровне его деятельности, его творчества и всей этой игры представления себя в разных формах и масках, с помощью которой оно скрывает себя в мире. Таково трансцендентное знание, так рассеивается Неведение, и постигается Истина.

Пункт четвертый. Слово «миротворцы» из «Нагорной проповеди». «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9). И здесь мы также встречаем неверное понимание сказанного Христом. По мнению богословов, под миротворцами Иисус имеет в виду людей, не любящих ссор и избегающих их; считается, что это те, кто, подобно Христу, не только имеют доброе сердце, чтят Бога, стремятся помочь ближнему, но и поступками своими пытаются создать мир между людьми, прекращают спор и вражду, приносят радость и спокойствие окружающим. Однако не следует забывать, что Христос принес человечеству духовное учение, а не свод нравственных законов, регулирующих взаимоотношения в обществе. Да и «заповеди блаженства», которыми начинается «Нагорная проповедь», – отнюдь не перечень правил и установок христианской жизни, обязательных для исполнения. Напротив, сказанное Христом следует понимать как конечный результат следования определенным духовным принципам; и это не заповеди, ведущие к счастью, это уже созревшие плоды духовной практики, реализованной до предела потенциальных возможностей богоискателя. Одной из таких духовных реализаций является глубокий непоколебимый покой, шанти, сопровождаемый безмятежностью души, пребывающей высоко над контактами с миром, и позволяющий ей в спокойном и невозмутимом состоянии духа встречать любые воздействия и потрясения. В такой стадии высокой трансцендентности душа свыше взирает на все происходящее, все, с чем встречается, оставаясь незатронутой и не обеспокоенной ничем; ее не могут поколебать ни приятные приливы, ни бурные волны и шквалы мирового движения. Синонимом этого высокого состояния сознания Иисус избрал слово «мир»; соответственно, тех, кто путем продолжительных испытаний и терпеливой самодисциплины сумел его реализовать, Христос назвал миротворцами. Заменив этим словом санскритский термин «дхира», что означает «непоколебимый», Иисус постарался максимально доходчиво донести до простых крестьян и рыбаков суть одного из высоких уровней одухотворения сознания, достигаемого терпением и выдержкой, однако, несмотря на то что и в дальнейшем Христос употреблял слово «мир» в значении «глубокое умиротворение», вряд ли слушающие поняли Наставника. Да и богословы интерпретировать слово, состоящее из двух корней в столь непривычном значении, не решились. Так все те, кому удалось обрести всеобъемлющую и абсолютную уравновешенность ума и души, превратились в обычных посредников между враждующими сторонами.

Не менее сложным для толкования оказалось и выражение «нищие духом». Такое словосочетание режет слух, ибо слово «дух» неизменно связано с одной из ипостасей Святой Троицы, – Духом Святым, не имея которого нищие Духом наследовать Царство Божие не могут, ибо цель христианской жизни – стяжать благодать – не достигнута. Оказавшись в затруднительном положении, экзегеты решили в слова Христа вложить другой смысл. Заменив слово «нищие» на родственное ему прилагательное «обнищавшие», богословы интерпретировали «духовную нищету» как неистребимое желание лишенного благодати богоискателя достичь ее полноты. Получилось не очень убедительно, но приемлемо, если принять, что «обнищавшие» духом – это те, кто по греховности своей растеряли дарованную им благодать. Все остальные, никогда не знавшие сладости общения с Духом Святым, под эту категорию не подходят. Но почему Иисус все так усложнил? Ведь эту же мысль можно сформулировать четко и ясно: «Блаженны вновь обретшие Дух, ибо их есть Царство Небесное». Но сказанное Иисусом, как ни крути, подводит к парадоксальной мысли, что утрата Духа Святого ищущим Бога должна автоматически возвести его в ранг сына Божьего. Таким образом, попытка совместить два несовместимых понятия: нищету Духа Святого и небесную награду за его отсутствие – нам видится изначально обреченной на провал, в то время как есть толкование более простое и логичное. И подсказывает его само Священное Писание.

Цитируем:

«Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю» (Эк. 3:21).

Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божиего. Но мы приняли не духа мира сего, а духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога (1Кор. 2:11-12).

Оказывается, что, кроме Духа Святого (он же Дух Божий), Библия оперирует такими понятиями, как дух, одинаково пребывающий как в человеке, так и в животном, а также «дух мира сего» и «дух от Бога». Давайте разбираться, кто есть кто. Если придерживаться христианской метафизики, то человек состоит из тела, души и духа, и все вышеперечисленное многообразие «духов» есть либо душа, либо дух, либо нечто третье, так или иначе связанное с первыми двумя. Вряд ли кто-то решится оспаривать, что в данном случае понятие духа тождественно Духу Святому, а духовная субстанция, единая для человека и животного, классифицируемая как душа, – это тот дух, который Ветхий Завет определяет как «дыхание жизни» (И создал Господь Бог человека из праха земного, «вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою земною». Быт. 2:7). Таким образом, витальная и ментальная части внутреннего мира живого существа в Священном Писании именуются либо душой, либо духом, одинаково пребывающем как в человеке, так и в животном. И хотя христианство отвергает существование души у представителей животного мира, но если Священное Писание наделяет «дыханием жизни» все более-менее разумные живые существа, то придется признать, что и в братьях наших меньших душа, пусть в зачаточном состоянии, все же имеется.

Идем дальше.

Понятно, что «дух мира сего», так же, «как дух от Бога», есть две сферы человеческой деятельности – материальная и духовная, в которых каждый индивидуум в той или иной степени вращается и к достижению вершин которых он стремиться. Не требует пояснений, что к «душе» и «духу» эти области имеют отношение опосредованное, но если «дух от Бога» в смысле субстанционального единства можно связать с Духом Святым, пронизывающим и поддерживающим все проявленные формы, то «дух от мира», по словам апостола, есть «…похоть плоти, похоть очей, да гордость житейская» (1Ин. 2:16).

Точное и емкое определение «духа мира», данное св. Иоанном, есть не что иное, как проявление во внешней деятельности человека его внутреннего мира в различной силы эмоциях, желаниях и страстях. Сильные страсти захватывают человека полностью, проявляясь как любовь, радость, горе, ненависть, гордость, амбиции, страх, тщеславие, привязанности и неприязни. Совместно с сильными страстями уживаются и мелкие, бытовые, занимая большую часть повседневной жизни человека, например, голод, сексуальное желание, маленькие удовольствия, антипатии, суетность, сварливость, любовь к похвале и ненависть к порицанию, мелкие разнообразные желания и множество прочих вещей. Вся эта амальгама страстей есть внешнее сознание, средство выражения индивидуального «я». К истинной душе они отношения не имеют, поэтому любая религия ставила одной из главных своих целей путем стоического самоотречения избавиться от грубых влечений инстинктов плоти, одновременно добиваясь устранения из внутреннего мира невежественного витального «я» с его низшими эмоциями и желаниями. Таким образом, «нищета духа» есть не что иное, как освобождение богоискателем внутреннего пространства души от «духа человеческого» или достижение подвижником состояния полного бесстрастия, что награждается стяжанием Духа Святого.

Точно в таком же ключе следует интерпретировать и другие «Заповеди блаженства». Следуя тому же принципу, нетрудно увидеть и в оставшихся примерах, приведенных Христом, ищущих Бога, чьи труды будут вознаграждены соответственно достигнутому ими духовному уровню. Становится очевидным, что только те, кому удалось «очистить свое сердце» от греховных помыслов, будут награждены неизъяснимым духовным блаженством Царства Божьего, что те, кому удастся продвинуться в своих духовных усилиях лишь незначительно, освободятся от всех страхов и горестей земного бытия («плачущие утешатся»), что даже те, кому удастся волевыми усилиями только покориться воле Божьей, удостоятся в следующих воплощениях жить в эпоху торжества Духа («наследуют землю»), и даже те, кто, простив все нанесенные обиды, будет источать доброту и милосердие, получат награду – им простятся их прегрешения. Но большей чести, говорит Иисус, удостоятся гонимые за Истину, те, кто примет терновый венец мученика, – им предстоит вечно пребывать с Богом Отцом в Царстве Небесном.

Пункт пятый. Еще одним аргументом в пользу нашей гипотезы может служить евангельская история о встрече Иисуса с фарисейским старейшиной Никодимом (Ин. 3:1-21). В этом эпизоде из жизни Иисуса св. Иоанн описывает, как на протяжении достаточно продолжительной беседы Спаситель пытается объяснить старому священнику, что означает понятие «рождение свыше». (В греческом оригинале допускается перевод «рождение снова»). Но очевидная необходимость зарождения духовной жизни иудейским учителем никак не воспринимается: старый фарисей не может понять сути доносимой до него идеи, понимая «рождение снова» как вторичное рождение во плоти. Изумляясь сказанному, он дважды переспрашивает Наставника: «Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?» (Ин. 3:4). Но для Иисуса в доктрине второго рождения нет ничего необычного – Христос легко оперирует давно знакомым для Него понятием, поскольку в Индии слово «дваждырожденный», двиджа, укоренилось много веков назад, став основой разделения общества на касты, варны. Всего насчитывалось четыре: класс работников, шудры, класс предпринимателей, вайшьи, класс управленцев и воинов, кшатрии, и класс духовных наставников, брахманы. В касту дваждырожденных посвящались представители только первых трех высших сословий – брахманы, кшатрии и вайшьи. Класс работников такой возможности не имел, поскольку древним мудрецам было известно, что неравномерность эволюционного процесса становления души обусловливает наличие в человеческом обществе прослойки, не способной к восприятию духовных истин. Об этом неоднократно говорил Христос и своим ученикам, предупреждая о бесплодности проповеди шудрам: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф. 7:6). Не стеснялся Иисус донести эту истину и до тех, кто толпами ходил за ним в ожидании чудес, повторяя, что «никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (Ин. 6:65). И многие уходили. Так говорит Евангелие. Но в данном случае под «рождением свыше» Иисус имеет в виду не столько наработанную в ходе эволюции способность личности к самосознанию, а сколько внезапную вспышку Света, когда в течение очередного воплощения душа внезапно получает первый опыт контакта с Божественным – рождается к духовной жизни.

Пункт шестой. Еще один пример использования Иисусом ведантических понятий.

Огонь пришел я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся. (Лк. 12:49)

В толковании этих слов Иисуса точка зрения Святых Отцов неоднозначна. По мнению одних, «огонь», который Иисус мечтал увидеть полыхающим на земле, это мистическое пламя, неоднократно упоминаемое в Священном Писании, а именно: небесный огонь, который действовал в апостолах; который просветил ум Павла и омрачил его зрение; огонь, который видел Моисей в купине и который восхитил пророка Илию с земли. Иными словами, речь идет об огне не земном, а духовном – некоем овеществленном символе высшего мира. В интерпретации других богословов «огонь», принесенный Христом, – это «духовная сила, которая разрушает настоящий строй мира сего, и преображает его в новый». Есть версия и совсем экзотичная. Опираясь на слова Христа, что «не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10:34), некоторым богословам в «огне» виделись раздоры и разногласия, которых никак не избежать при Втором пришествии Христа. По мнению других старцев, слова Христа следует понимать фигурально, имея в виду огнем «огонь в сердце, воспламеняемый Духом Святым», или «огонь Божией благодати». На наш взгляд, последнее толкование наиболее приемлемо, поскольку максимально соответствует контексту учения Христа.

Но почему Иисус выбрал именно это слово, а не какое другое?

Обратимся к санскриту. На этом древнейшем языке слово «жар», родственное слову «огонь», звучит как тапас. В незапамятные времена это слово перекочевало в терминологию Веданты и стало означать мощнейшую концентрацию всех внутренних сил, направленную на реализацию одного из духовных состояний или на достижение других высших целей. В дальнейшем появилось понятие, производное от слова «тапас», – тапасья. Тапасья – понятие, почти тождественное Тапасу, и означает концентрацию воли с целью обретения контроля над низшей природой, ее обуздание и привнесение на ее уровень высшего сознания. В настоящее время слово «тапас» по большей части воспринимается как аскетическая практика, воздержание или самоотречение. Несомненно, что Иисус использовал слово «огонь» в его первоначальном смысле, имея в виду Тапас как горячую устремленность к обретению высших духовных состояний путем концентрации всех внутренних сил.

Итак, вывод очевиден. Новизна учения и укоренившаяся привычка Иисуса думать и излагать свои мысли на языке Веданты, обретенная за много лет, проведенных на Востоке, заставляет Его время от времени использовать некоторые термины, принятые в индуизме. Однако терминологические аналоги иврита, которые Учитель использует, для того чтобы заменить санскрит, не всегда удачно передают смысл или идею, которые вкладывает в них Христос, что рождает недопонимание между Ним и слушателями. Точно такую же ошибку совершают Святые отцы Церкви и современные богословы, пытаясь придерживаться буквального понимания слова, без учета лингвистической трансформации его с санскрита на понятия, доступные иудеям, воспитанным на древней религии своих отцов.

Еще одним примером, иллюстрирующим проповедь идей индуизма в сжатой и максимально доступной форме, является следующее речение Христа:

Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. (Мф. 8:7-8)

На первый взгляд, создается впечатление, что Спаситель практически дублирует тему необходимости проявлять упорство в поисках Царства Небесного, ранее раскрытую Им в поучительной истории «О человеке, просящем хлеба в полночь у своего друга» (Лк. 11:5-8). Но если та притча посвящена только необходимости глубокой сосредоточенности и усердия в молитве, то в данном случае охват рассматриваемой проблемы намного шире – имеется в виду не отдельная духовная дисциплина, а вся практика целиком: то есть целенаправленные действия на уровне сознания, предпринимаемые с целью его духовного возвышения. При этом яркое по своей силе речение Христа усилено еще и анафорой – литературным приемом, в котором повторение определенных словосочетаний не привносит ничего нового, но придает бо