От прокурора до «контрреволюционера»

Постановление о высылке каждого отдельного лица должно было сопровождаться мотивированным указанием причины высылки, района и срока, причем предусматривалось предварительное выяснение поводов к высылке с личным вызовом и допросом высылаемого лица. К представлениям о высылке, исходившим от местных отделов ОГПУ, прилагались заключения местной прокуратуры.

С тех пор миллионы высланных и переселенных в пределах страны лиц, называемых «спецпереселенцами», находились под надзором органов ОГПУ, а затем НКВД и МВД.

Данные лица лишались активного и пассивного избирательного права, права членства в общественных организациях и права свободного передвижения в районе высылки. Неприбытие или несвоевременная явка к месту высылки, отлучка с места высылки более трех суток, самовольное возвращение в воспрещенные для проживания пункты или возвращение в РСФСР высланного за границу карались уголовным наказанием.

Приказом ОГПУ от 11 января 1930 г. № 19/10 объявлена Инструкция по применению положения о ссылке и высылке, применяемых постановлением Особого совещания при ОГПУ[53 - Там же. С. 339–343.].

Инструкцией регламентировался порядок применения указанных мер на срок до трех лет, причем данным документом предусматривалась не только процедура выезда с территории места жительства, но также права, запреты и ограничения для подвергнутых данным мерам лиц.

За соблюдением положений Инструкции устанавливался прокурорский надзор. На прокуратуру возлагалась обязанность по приему жалоб высланных и сосланных на невыплату им пособия, не предоставления лечения, нарушения настоящей инструкции, а также прием ходатайств о перемене места ссылки в пределах области. Вместе с тем все указанные вопросы разрешались прокурором по согласованию с ПП ОГПУ.

С ликвидацией ОГПУ и образованием НКВД СССР в июле 1934 г. Особое совещание стало действовать при Наркоме внутренних дел.

Согласно Постановлению ЦИК СССР, СНК СССР от 5 ноября 1934 г. № 22 «Об Особом Совещании при НКВД СССР»[54 - СЗ СССР. 1935. № 11. Ст. 84.] Особому совещанию предоставлялось право применять к лицам, признаваемым общественно опасными, на срок до пяти лет:

а) ссылку под гласный надзор в местности, список которых устанавливался НКВД СССР;

б) высылку под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах СССР;

в) заключение в исправительно-трудовые лагеря.

Кроме того, иностранные подданные могли подвергаться высылке за пределы СССР.

В заседаниях Особого совещания предусматривалось обязательное участие Прокурора СССР или его заместителя, который в случае несогласия, как с самим решением Особого совещания, так и с направлением дела на его рассмотрение, имел право протеста в Президиум ЦИК СССР, при этом исполнение решения Особого совещания приостанавливалось.

После Великой Отечественной войны в ссылку стали отправлять лиц, уже отбывших длительные сроки лишения свободы.

Так, 21 февраля 1948 г. изданы Указ Президиума Верховного совета СССР «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР»[55 - Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 46.] и совершенно секретное Постановление Совета министров СССР № 416-159сс «Об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания на поселение в отдаленные местности СССР»[56 - История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов: В 7 т. Т. 2: Карательная система: структура и кадры. М., 2004. С. 326–327.].

Указанными документами предусматривалось направление всех шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов, участников других антисоветских организаций (групп) и лиц, представлявших опасность по своим антисоветским связям и враждебной деятельности, по истечении срока отбывания наказания в лагерях и тюрьмах (со времени окончания Великой Отечественной войны) по решению Особого совещания при МГБ СССР в ссылку на поселение под надзор органов МГБ (в районы Колымы, Красноярского края и Новосибирской области, а также в Казахскую ССР).

В связи с этим Министром государственной безопасности СССР и Генеральным прокурором СССР издано совместное совершенно секретное письмо от 26 октября 1948 г. № 66/241сс «О направлении в ссылку на поселение всех освобожденных по отбытии наказания из лагерей и тюрем после окончания Великой Отечественной войны»[57 - Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. Ч. I. Курск, 1999. С. 393–395.].

В соответствии с данным письмом начальникам органов МГБ предлагалось по мере выявления относившимся к обозначенным категориям лиц, освобожденных по отбытии наказания из лагерей и тюрем после окончания Великой Отечественной войны, в том числе и тех, сроки наказания которым истекли во время войны, но они были задержаны в лагерях и тюрьмах до окончания войны, арестовывать и предъявлять обвинение в соответствии с составом преступления, за которое они отбывали наказание.

Следствие по таким делам следовало вести в направлении выявления антисоветских связей и вражеской деятельности после освобождения преступников из тюрем и лагерей, направляя дела по окончании следствия по подсудности. Если же в процессе следствия таких данных получить было невозможно, дела подлежали направлению в Особое совещание при МГБ СССР для применения к арестованным ссылки на поселение.

Прокуроры, как и начальники органов МГБ, несли личную ответственность за направление в ссылку на поселение. Им предписывалось перед арестом «тщательно изучать архивные следственные дела, по которым эти лица были осуждены, не допуская необоснованных арестов». В отношении лиц, осужденных бывшими тройками НКВД – УНКВД, вопрос об аресте и ссылке на поселение должен был решаться только при отсутствии сомнения в правильности их осуждения тройками. Стариков, беспомощных инвалидов и тяжелобольных при отсутствии материалов об их вражеской деятельности после освобождения из лагерей и тюрем арестовывать не следовало.

В силу секретности предписаний вновь арестованные люди считали происходившее ошибкой и недоумевали, почему от них опять пытались добиться сведения об «антисоветских связях и вражеской деятельности». Тем не менее по получении решений Особого совещания при МГБ СССР они направлялись в ссылку этапом.

При упразднении в 1953 г. Особого совещания в Указе Президиума Верховного совета СССР от 1 сентября 1953 г. обговаривалось, что жалобы и заявления осужденных Коллегией ОГПУ, тройками НКВД – УНКВД и Особым совещанием об отмене решений, сокращении срока наказания, досрочном освобождении и снятии судимости подлежали рассмотрению в Прокуратуре СССР с предварительным заключением по этим делам МВД СССР. Верховному суду СССР предоставлялось право рассматривать по протесту Генерального прокурора СССР решения бывших внесудебных органов.

Чуть позже, 10 марта 1956 г., Указом Президиума Верховного совета СССР[58 - Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 47.] установлено, что впредь направление в ссылку могло иметь место только по приговорам судов.

* * *

Работникам прокуратуры, как и любого другого ведомства, не удалось избежать репрессирования. Более тысячи из них были арестованы и обвинены в контрреволюционных преступлениях. Подсчитать точное количество затруднительно, поскольку в регистрационных документах органов государственной безопасности не всегда отмечались должности обвиняемых. Кроме того, зачастую людей заблаговременно увольняли из прокуратуры, и они даже устраивались на новую работу, но потом им вменялась в вину контрреволюционная деятельность в бытность прокурорской службы.

Многих ожидал расстрел либо длительные сроки лишения свободы, но также были факты (как и по лицам, не работавшим в прокуратуре) прекращения уголовных дел в ходе предварительного следствия и оправдания судом.

Репрессиям подверглись лица, занимавшие разные должности в органах прокуратуры: от секретарей и конюхов районных прокуратур до прокуроров РСФСР и СССР.

В 1937–1938 гг. по обвинению в совершении контрреволюционных преступлений арестованы, приговорены к высшей мере наказания и расстреляны: Николай Михайлович Янсон (прокурор республики с 1928 по 1929 г.), Николай Васильевич Крыленко (прокурор республики с 1929 по 1931 г.), Владимир Александрович Антонов-Овсеенко (прокурор республики с 1934 по 1936 г.), Фаина Ефимовна Нюрина (прокурор республики с 1936 по 1937 г.), Иван Алексеевич Акулов (прокурор СССР с 1933 по 1935 г.). В 1954–1955 гг. Военной коллегией Верховного суда СССР они полностью реабилитированы.

Инициаторами привлечения работников прокуратуры к уголовной ответственности, как правило, выступали сотрудники органов государственной безопасности и комитеты партии, однако в ряде случаев уголовные дела в отношении работников прокуратуры возбуждались судами или по непосредственным указаниям вышестоящих прокуроров.

В настоящей монографии рассказывается о нелегких судьбах некоторых работников советской прокуратуры, трудившихся в разных регионах страны и ставших в одночасье врагами народа. Подробно приводятся данные о ходе расследования в отношении них уголовных дел о контрреволюционных преступлениях. Для ощущения духа тех лет рассказы (очерки) сопровождаются работами советских художников.

При подготовке настоящей монографии использованы материалы из Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива экономики, Российского государственного военно-исторического архива, Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации, архива государственного музея истории ГУЛАГа, а также центральных региональных архивов, архивов органов федеральной службы безопасности и прокуратуры Архангельской, Костромской, Липецкой, Магаданской, Мурманской, Нижегородской, Новгородской, Пензенской, Рязанской, Саратовской, Ульяновской областей, Республик Алтай, Коми, Саха (Якутия) и Северная Осетия – Алания. Сведения о многих документах приводятся впервые.

Представляется, что проблема массовых репрессий в силу своей масштабности еще нескоро будет раскрыта в полной мере. К тому же до сих пор немало уголовных дел о контрреволюционных преступлениях и иных материалов по данному поводу остаются засекреченными.

1. Классовое расслоение

В декабре 1927 г. на XV съезде ВКП(б) принята резолюция «О работе в деревне»[59 - Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК (1898–1986). Т. 4: 1926–1929. 9-е изд. М., 1984. С. 293–311.], в которой классовое расслоение на бедняков и середняков, с одной стороны, и зажиточных крестьян (кулаков), с другой стороны, представлялось процессом, необходимым для развития социалистического сельского хозяйства. Основными задачами партии в деревне ставились объединение и преобразование мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы, ограничение эксплуататорских стремлений сельскохозяйственной буржуазии, распространение планового начала на сельское хозяйство, развитие успехов по заготовке сельскохозяйственных продуктов для города.

Вступление в колхозы должно было происходить на добровольной основе. В стране развернулась широкая пропаганда необходимости и выгодности общественного сельского хозяйства. Политика объединения единоличных крестьянских хозяйств в коллективные получила название «коллективизация», а с 1929 г. – «сплошная коллективизация».

В постановлении ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству»[60 - Там же. Т. 5: 1929–1932. 9-е изд. М., 1984. С. 72–75.] уже говорилось о превзойденных плановых темпах развития коллективного движения и переходе «от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса».

Спустя полмесяца И. В. Сталин написал: «Чтобы вытеснить кулачество, как класс, надо сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производственных источников его существования и развития (свободное пользование землей, орудия производства, аренда, право найма труда и т. д.)»[61 - Сталин И. В. К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса // Красная Звезда. 1930. № 18. 21 янв.].

Следом, 30 января 1930 г., Политбюро ЦК ВКП(б) для организованного проведения начавшегося процесса ликвидации кулацких хозяйств и решительного подавления попыток контрреволюционного противодействия кулачества колхозному движению крестьянских масс приняло совершенно секретное постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации»[62 - Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2000. С. 126–130.].

Согласно этому документу в районах сплошной коллективизации в отношении индивидуальных крестьянских хозяйств отменялось действие законов об аренде земли и применении наемного труда в сельском хозяйстве[63 - Исключения из этого правила в отношении середняцких хозяйств могли регулироваться райисполкомами.], а у кулаков конфисковались средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы.

Кулаки разделялись на три категории:

– первая категория – контрреволюционный актив, который требовалось ликвидировать «путем заключения в концлагеря, не останавливаясь в отношении организаторов террористических актов, контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрессии»;

– вторая категория – остальные элементы контрреволюционного актива из наиболее богатых кулаков и полупомещиков, подлежавшие высылке в отдаленные местности СССР и в пределах данного края в отдаленные районы;

– третья категория – кулаки, расселявшиеся в пределах района, на новых отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках в порядке, установленном окружными исполкомами.

Репрессивные меры в отношении первой и второй категорий предлагалось провести ОГПУ из приблизительного расчета – направить в концлагеря 60 тыс. и выселить в отдаленные районы 150 тыс. кулаков. Однако далее в том же постановлении ЦК ВКП(б) при перечислении регионов для высылки цифра получилось больше: Северный край – 70 тыс. семейств, Сибирь – 50 тыс. семейств, Урал и Казахстан – по 20–25 тыс. семейств.

У высылаемых и расселяемых лиц следовало конфисковать имущество, оставив лишь самые необходимые предметы домашнего обихода, некоторые элементы средств производства в соответствии с характером будущей работы и на первое время минимум продовольственных запасов. Разрешалось также оставить денежные средства в размере до 500 рублей на семью для проезда и устройства на новом месте.

На время такой кампании полномочия ОГПУ по внесудебному рассмотрению дел передоверялись Полномочным представительствам (ПП) ОГПУ в краях и областях. В этих случаях рассмотрение дел производилось совместно с представителями комитетов ВКП(б) и прокуратуры.

В приказе ОГПУ СССР от 2 февраля 1930 г. № 44/21 «О мероприятиях по ликвидации кулачества как класса»[64 - Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2000. С. 163–167.] говорилось, что «в целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства – в первую очередь, в районах сплошной коллективизации – в самое ближайшее время кулаку, особенно его богатой и активной контрреволюционной части, должен быть нанесен сокрушительный удар».

Основной удар следовало нанести по активно действующей первой категории кулаков, к которым отнесены:

– наиболее махровые и активные, противодействовавшие и срывавшие мероприятия партии и власти по социалистической реконструкции хозяйства;

– убегавшие из районов постоянного жительства и уходившие в подполье, особенно блокировавшиеся с активными белогвардейцами и бандитами;