– активные белогвардейцы, повстанцы, бывшие бандиты, бывшие белые офицеры, репатрианты, бывшие активные каратели и другие, проявлявшие контрреволюционную активность, особенно организованного порядка;
– активные члены церковных советов, всякого рода религиозных, сектантских общин и групп, активно проявлявшие себя;
– наиболее богатые, ростовщики, спекулянты, разрушавшие свои хозяйства, бывшие помещики и крупные земельные собственники.
Семьи арестованных, заключенных в концлагеря или приговоренных к высшей мере наказания, подлежали высылке в северные районы СССР «с учетом наличия в семье трудоспособных и степени социальной опасности этих семейств».
Кроме того, в соответствии с обозначенным приказом требовалось массовое выселение в отдаленные северные районы Советского Союза (в первую очередь, из районов сплошной коллективизации и пограничной полосы) второй категории кулаков с семейством. Это касалось «наиболее богатых кулаков (бывших помещиков, полупомещиков, местных кулацких авторитетов и всего кулацкого кадра, из которого формируется контрреволюционный актив, кулацкого антисоветского актива церковников и сектантов)».
Дела по кулакам должны были «в срочном порядке» заканчиваться следствием и рассматриваться созданными при ПП ОГПУ тройками, состав которых (с представителями региональных комитетов ВКП(б) и прокуратуры) утверждался Коллегией ОГПУ.
Политика раскулачивания не имела всеобщей поддержки и вызывала сопротивление крестьянского населения. Для власти крепкий хозяин был потенциально опасным «контрреволюционным антисоветским элементом», а для трудового крестьянства – чаще всего уважаемым односельчанином. Однако ликвидация кулацких хозяйств позволяла советскому государству осуществлять социалистическую реконструкцию сельского хозяйства в том числе сплошную коллективизацию и решать различные хозяйственно-политические задачи (проведение сева и уборки, взыскание налоговых платежей и т. д.)[65 - См.: Захаровский Л. В. Политика «ликвидация кулачества как класса» и ее проведение в Уральской области. 1929–1933 гг.: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000. С. 26–30; Рыбаков П. А. Процесс коллективизации крестьянства в Центральной России в 1929–1932 гг. (на материалах Московской области): Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 2009. С. 24–26; Тимошечкина Е. М. Раскулачивание крестьянства в Борисоглебском округе Центрально-Черноземной области (первая половина 1930 г.): Дисс. … канд. ист. наук. Воронеж, 2014. С. 24, 256.].
Практическая реализация кампании по ликвидации кулачества, добиваясь основной цели, сопровождалась произволом и отступлением от правовых предписаний. При этом арестам, высылкам и конфискациям имущества нередко подвергались неугодные середняки и даже малоимущие крестьяне.
Фраза «у нас здесь нет кулаков» была слышна по всей деревне, поскольку каждый крестьянин знал: необязательно быть зажиточным хозяином, чтобы попасть в число неблагонадежных граждан[66 - См.: Котельников В. А. Повседневная жизнь сельского населения Саратовского Поволжья в годы первых советских пятилеток (1928–1941): Дисс. … канд. ист. наук. Саратов, 2021. С. 79.].
Неизвестный художник «Кулак наш злейший враг – нет места ему в совете». 1930
Так говорили и в родной для Ивана Дмитриевича Старшининова д. Желватовка Михайловского района Московской области (до 1924 г. деревня относилась к Михайловскому уезду Рязанской губернии; ныне деревни не существует, а Михайловский район входит в состав Рязанской области).
Родился в 1879 г. в крестьянской семье Тимошиных. Грамоте учился самостоятельно. Занимался сельским хозяйством и по найму плотницким делом.
Его дед был волостным старшиной, поэтому Ивана Дмитриевича называли «старшинин». В революцию из-за того, что большинство жителей деревни носили фамилию Тимошины, решил сменить ее на свое старое прозвище. Таким образом, стал именоваться Старшинин или Старшининов.
В царской России совместно с братом они осваивали шесть десятин своей земли и еще столько же арендованной. В их хозяйстве имелись деревянная и каменная избы, амбар, рига[67 - Рига – это хозяйственная постройка с печью для сушки и обмолота снопов зерновых культур.], плуг, борона, по две лошади и коровы, шесть овец и поросенок. В 1917 г. оба воевали на фронте, а по возвращении домой разделили между собой нажитое и купили в общее пользование косилку.
К концу 1920-х годов Иван Дмитриевич владел деревянным домом с сенями и двором, амбаром, ригой, конюшней, двумя лошадьми, коровой с теленком, пятью овцами, а также девятью десятинами надельной и полутора десятинами арендованной земли, которую обрабатывал плугом, бороной, веялкой и косилкой.
За 19 лет, с 1902 по 1921 г., у него с женой родилось шестеро детей. К началу 1930-х годов старший сын обзавелся своим хозяйством, другой сын поступил на службу в Красную армию, а старшая дочь отправилась работать на завод в столицу.
Сам Старшининов сельским хозяйством стал заниматься меньше. Этому способствовало принуждение сдать орудия производства в сельсовет. Однако неиссякаемая энергия, активная жизненная позиция, сносное владение письмом и огромный авторитет среди односельчан не оставили Ивана Дмитриевича без трудовой деятельности.
В 1931 г. Старшининов избран председателем группы содействия прокуратуре[68 - Он не являлся работником прокуратуры, но по роду своей общественной деятельности был тесно с ней связан. В связи с этим после долгих раздумий нами решено включить в настоящую монографию очерк о нем.]. Его величали не иначе как «сельский прокурор» и приглашали участвовать в обсуждениях текущих проблем деревни не только на общем собрании жителей, но и на пленуме сельсовета, членом которого он не являлся.
Группы содействия прокуратуре, функционировавшие как общественные органы с 1931 г., занимали особое место в работе местных Советов по обеспечению революционной (социалистической) законности. Позднее, в сентябре 1932 г., Коллегией Наркомата юстиции РСФСР принято Положение о группах содействия прокуратуре[69 - Положение о группах содействия прокуратуре. М., 1932.], в соответствии с которым от таких групп (ГСП) требовалось своевременно сигнализировать прокуратуре о всех вылазках классового врага, случаях искажения директив партии и правительства.
Члены ГСП избиралась на общих собраниях рабочих, колхозников, секций Советов и раз в полугодие отчитывались перед избирателями и сельсоветами.
Группы проводили беседы с жителями, принимали жалобы, осуществляли целевые проверки в организациях, инициировали принесение протестов и возбуждение уголовных дел, самостоятельно расследовали дела, выступали в сельских общественных и народных судах, писали заметки в печать[70 - См.: Винниченко О.Ю. Социалистическая законность и деятельность Советов Урала в 1929–1941 гг. // Вестник Курганского государственного университета. 2005. № 3. С. 96.]. Кроме того, они давали гражданам разъяснения по юридическим вопросам, делали руководителям хозяйств предупреждения о недопустимости нарушения закона, ставили вопросы о привлечении виновных работником к дисциплинарной ответственности. Для стимулирования развития такой деятельности устраивался всесоюзное соревнование – конкурс на лучшую работу групп по Советскому Союзу.
В прессе того времени отмечалось установление деловых и тесных связей органов прокуратуры с ГСП, приводились примеры успешной деятельности на этом направлении. Достигнутые успехи, по мнению авторов, заключались не только в том, что прокуратура быстро и правильно реагировала на сигналы своего актива, но главным образом в том, что сам этот актив, действуя по собственному почину, добивался усиления охраны общественной собственности, повышения дисциплины труда, качества продукции и культурного уровня трудящихся[71 - См., например: Как должны работать группы содействия прокуратуре // Советская юстиция. 1932. № 27. С. 13–14; Назаров Л.Я. О группах содействия прокуратуре // За социалистическую собственность. 1934. № 8. С. 17; Скурихин. Как работает группа содействия прокуратуре // Пограничный водник: орган политотдела Амурского бассейна и басскомвода. 1935. № 55 (70). 22 июня.].
Традиционный уклад жителей д. Желватовка противился спускаемым Михайловским райисполкомом различным заданиям и планам. Являвшиеся выходцами из той же крестьянской среды члены сельсовета также считали возможным оспаривать и не соглашаться с предъявляемыми свыше неразумными, по их мнению, требованиями.
С 1930 по первую половину 1933 г. все острые вопросы рассматривались на общих деревенских собраниях и заседаниях пленума сельсовета. Это касалось увеличения ставок налогообложения и выполнения финансового плана; мобилизации денежных средств на машинно-тракторную станцию; привлечения собственного гужевого транспорта на общественные нужды (гужевая повинность); подготовки к посевным кампаниям; сдачи зерна в семенной и страховой фонды; заготовки на основе контрактации[72 - Контрактация в СССР – система заготовок сельскохозяйственной продукции для государственных нужд на основе договоров, заключаемых по фиксированным (невысоким) ценам с производителями этой продукции.] зерновых культур, картофеля, капусты, молока, масла, мяса, шерсти, волокна, соломы.
Желания выполнять даваемые сверху установки у крестьян не было. В связи с этим зачастую путем голосования они принимали решения, что выполнение присланных райисполкомом контрольных цифр по заготовкам сельскохозяйственной продукции, отсыпке зерна в семенной и страховой фонды, сбору денежных средств является непосильным. Мотивировали неурожаем и недостачей необходимого для личных нужд. Создавать комиссии содействия заготовкам категорически отказывались. Таким образом, хозяйственно-политические кампании выполнялись не в той мере, в какой от сельсовета ожидал райисполком.
Несколько раз на общих собраниях рассматривался вопрос создания в деревне колхоза, но в протоколах по данному поводу лишь указывалось: «Принять к сведению».
Хотя Иван Дмитриевич и имел статус председателя группы содействия прокуратуре, он также выступал против выполнения завышенных показателей. По его предложениям принимались решения воздержаться от сдачи молока; проводить картофелезаготовки по 20 центнеров с гектара, а не по 25, как указывалось в задании; заключить договоры контрактации на половину, а не на весь урожай; принять ставку самообложения в размере 70 % к единому сельскохозяйственному налогу, а не 130 %, как считал райисполком.
Наступил 1933 год. У местного населения позиция по обозначенным вопросам не менялась. Убедить крестьян беспрекословно исполнять предъявляемые требования у приезжавших в деревню представителей райисполкома не получалось.
Как и прежде, Старшининов имел отличную от райисполкома точку зрения, поддерживаемую жителями. По вопросу отсыпки зерна в страховой фонд говорил, что в таком случае нечем будет сеять. На указание о сдаче молока заявлял о затруднительности выполнения, поскольку коровы плохо доились, и предлагал вместо него первые три месяца сдавать масло.
Тогда 25 апреля райисполком создал комиссию для проверки работы сельсовета, выполнения сева и создания колхоза в Желватовке.
Несмотря на настойчивость членов комиссии, ссылавшихся на директивы правительства о раннем севе, Иван Дмитриевич выступил против:
– Сейчас сеять опасно. Погода была неблагоприятной, и зерно может пропасть. Придется пересеивать, а нечем.
По поводу колхоза Старшининов понимал, что создать его придется, так как единоличников облагали все большей налоговой нагрузкой. Тем не менее при обсуждении вопроса коллективизации он выдвинул идею сделать это в период озимого сева, так как для всех жителей это было бы более удобным. Дело в том, что в начале года, когда рассматривался данный вопрос, не было подготовленных запасов фуража для скота в случае обобществления последнего.
На очередном заседании пленума сельсовета 1 мая уполномоченный от райисполкома указал на необходимость обложить нескольких зажиточных местных жителей «твердым заданием». Никто из присутствовавших этого не поддержал, а председатель сельсовета решительно ответил:
– У нас кулаков нет! Некому давать твердые задания!
Иван Дмитриевич дипломатично предложил вынести данный вопрос на общее деревенское собрание.
Уполномоченный также требовал немедленно создать колхоз. Возражений не было, но и заявление о вступлении в него имелось лишь от одного крестьянина.
Проведенным подворным обходом собрано еще двенадцать таких заявлений, и 2 мая пленум вернулся к обсуждению. Однако вновь все согласились с мнением Старшининова о создании колхоза осенью, так как поспешность в этом вопросе могла повлечь срыв весеннего сева.
Чаша терпения властных органов района переполнилась. В тот же день начальником Михайловского районного отделения ПП ОГПУ по Московской области после допроса в качестве свидетеля члена комиссии, направленной райисполкомом в Желватовку, арестован председатель сельсовета.
Случившееся сразу же побудило многих крестьян проявить «добровольное» волеизъявление о вступлении в колхоз.
На заседании Президиума Михайловского райисполкома 5 мая о политическом и хозяйственном состоянии Желватовского сельсовета сделан вывод, что пробравшаяся в сельсовет кучка разложившихся, антиколхозных, чуждых, кулацких элементов, к числу которых отнесен Иван Дмитриевич, в течение ряда лет срывала и искажала решения партии и советской власти по проведению хозяйственно-политических кампаний. Приняты решения о снятии с работы председателя сельсовета, «передав дело, как политическое выступление классового врага, в ОГПУ»; привлечении к индивидуальному обложению государственными налогами выявленную группу кулацко-зажиточных элементов и постановке вопроса о выселении их из пределов Московской области.
Уполномоченным Михайловского районного отделения ПП ОГПУ с согласия начальника данного отделения 8 мая в отношении перечисленных на заседании Президиума райисполкома четверых зажиточных лиц, в том числе Старшининова, вынесено постановление о привлечении их в качестве обвиняемых по статье 58.10 УК РСФСР (контрреволюционная пропаганда или агитация), а также избрании меры пресечения способов уклонения от следствия и суда – содержание под стражей в Михайловском доме заключения.
В данном документе говорилось, что указанные лица, составляя кулацкую группировку во главе с председателем сельсовета, на протяжении 1930–1933 гг. срывали организацию колхоза и все другие мероприятия советской власти, протаскивая на пленумах сельсовета и собраниях граждан Желватовки антисоветские решения.
По ордерам начальника отделения ПП ОГПУ 54-летний Иван Дмитриевич и другие незамедлительно задержаны.
Хозяйство Старшининова якобы «в связи с выявлением укрытых доходов» обложено дополнительным налогом в размере неподъемных 1 142 рублей. Из-за неоплаты отобраны деревянный дом, хозяйственная постройка, лошадь, корова, овцы, пятьдесят пудов картофеля, а также по три пуда гречихи и пшена.
Аналогичным образом поступили с имуществом остальных арестованных.
К материалам уголовного дела приобщены протоколы общих собраний и постановлений пленума сельсовета за три года, после чего оформлены протоколы допросов нескольких свидетелей из числа жителей Желватовки в том числе земельного уполномоченного и председателя революционной комиссии сельсовета.
Все они показали, что, как и большинство местных жителей, являлись малограмотными, темными, неразвитыми людьми, поэтому шли на поводу у тех, кто был умнее и активнее – председателя сельсовета и сельского прокурора. Последние и еще трое зажиточных граждан в деревне пользовались доверием и почитались, поэтому инициированные ими предложения на общих собраниях и заседаниях пленума сельсовета поддерживались. На протяжении долгого времени ничего худого в этом никто не замечал, хотя председатель сельсовета совместно с сельским прокурором подчинили работу сельсовета кулацким интересам и продвигали принятие решений, саботировавших мероприятия советской власти. К тому же благодаря им классового расслоения в деревне не проводилось.
Свидетельские показания изобиловали точными датами проведения общих собраний и заседаний пленума, а также конкретными формулировками принятых на них за последние годы решений. Протоколы допрошенные лица не читали, они были оглашены им уполномоченным отделения ПП ОГПУ. С учетом данных обстоятельств представляется, что, если не весь, то, по крайней мере, основной текст составлялся им не со слов свидетелей, а путем своей интерпретации текстов протоколов общих собраний и постановлений пленума сельсовета.
Такая же вольность применена уполномоченным ПП ОГПУ при составлении протоколов допросов обвиняемых, которые не отрицали проведенные собрания и заседания пленума, но полагали правильными принятые на них решения. По убеждениям арестованных, если бы бедняки не ленились и не пьянствовали, а работали, то жили бы в достатке.