В одиночестве я валялся недолго.
Вскоре ко мне на шкуру подсел мальчишка. Был он чуть повыше меня ростом, но более худощавый. Одет в куртку-безрукавку, сшитую из козлиной шкуры и такие же штаны. На ногах – мягкие сапожки. Рыжие волосы на голове прихвачены нешироким кожаным ремешком, в отличие от моих, свободно раскинувшихся по плечам. Мозги моего малолетнего сопользователя телом подсказали, что мальчишку зовут Лур.
– Завр, – сказал он, – тебе плохо?
– Угу… Ты где был?
– Я смотрел на солнце. И думал…
– О чём?
– Почему оно всегда поднимается в той стороне? Почему не в другой?
Ну, и как мне на это реагировать? Рассказать ему об устройстве солнечной системы? Как минимум, он мне просто не поверит. Как максимум – решит, что я либо смеюсь над ним, либо у меня с головой не всё в порядке. А потому, придав лицу как можно более равнодушное выражение, я пожал плечами и ответил:
– Так уж получилось. Если бы оно вставало в другом месте, ты бы спросил то же самое.
– У кого получилось? Кто сделал, чтоб было так, а не по-другому?
Ого! А парнишка-то, похоже, презанятный. Любопытствующий. Наверное, такие вот и начинали науку в Древнем мире создавать. Стоунхенджи там всякие с пирамидами строить. Пожалуй, имеет смысл присмотреться к нему повнимательнее. И время от времени подкидывать ему простейшие знания об окружающем мире. Глядишь, когда-нибудь и пригодится. Но не сразу, не сразу…
– У богов, – неопределённо ответил я, посчитав, что для человека из каменного века это вполне обоснованный ответ.
Однако Лур посмотрел на меня с явным недоумением и переспросил:
– У кого?
– У богов, – не слишком уверенно повторил я, начиная понимать, что в моём ответе что-то не так.
– А это кто? – поинтересовался он.
– Ну… как… те, кто создал эту землю, этот лес, реку. Кто создал нас!
– А, кто нас создал!? – в глазах парнишки мелькнуло понимание, – Ты про предков говоришь?
– Ну, да! – кивнул я, – Про них. Про кого ж ещё? Конечно – про предков!
– А почему ты их так назвал? Богов…
– Не знаю, – пожал я плечами.
Меня уже разбирала лёгкая досада. Надо же было так проколоться! И на чём!? На том, что я до сего момента считал само собой разумеющимся. Кто ж знал, что у неандертальцев понятие «Бог» отсутствует в принципе!?
– Само так получилось, – поспешил я добавить.
– Ты и раньше был не такой, как все, – заметил Лур, – ты мне говорил – сны странные видишь. Летаешь в небе. Я думаю: может с тобой духи предков общаются?
– Может быть, – я пожал плечами.
Меня опять замутило, и я откинулся на спину.
– Плохо-то как, – невольно пробормотал я.
– Я тебе вчера говорил: не лезь на скалу, упадёшь! Ты меня не слушал. Вот и упал! Катился до самого низа! Я знаю, тебе Вая нравится. Только она малая ещё. Не может женой быть. А ты хочешь, чтоб она твоя была!
Я чуть не поперхнулся. Мне самому-то ещё, судя по всему, лет десять-двенадцать. Щегол совсем. Какая жена? Хотя… чёрт его знает, в каком возрасте они тут женятся. Или как это оно здесь называется?
Но, по крайней мере, его слова объяснили мне наличие на моём теле многочисленных и неравномерно расположенных ссадин, синяков и шишек.
Хмуро посмотрев на него, я слегка поднапрягся и «вспомнил».
Точно!
Вчера на Большой Утёс за птичьими яйцами полез. Хотя и знал, что лезть на него рискованно, очень даже запросто можно шею себе свернуть. И, чего уж там, верно Лур говорит, из-за девчонки этой, Ваи – дочки вождя рода нашего, я на тот Утёс полез… Так уж хотелось, чтоб она меня заметила и ловкости моей охотничьей подивилась.
А она хоть и недозревшая ещё для жизни взрослой, а уже и фигурой заметна, и ногами длинными. И голос у неё помягче и позвонче, чем у других, будет. Кажется, слушаешь её и – будто с ручейком лесным разговариваешь.
Короче говоря, положа руку на сердце, можно прямо сказать – нравится она мне. Ну, в смысле, тому пацану, в чьё тело я угодил.
А потому, не зная, как достойно ответить Луру на его справедливый упрёк, я лишь сердито хмыкнул и отвернулся.
Лур посидел некоторое время молча. Потом осторожно тронул меня за плечо.
– Завр, хочешь что-нибудь?
– Пить хочу, – вздохнул я.
– Я принесу, – он вскочил на ноги и кинулся куда-то в сторону.
Не прошло и минуты, как он приволок мешочек, примерно до половины наполненный водой.
При ближайшем рассмотрении это оказался простейший бурдюк, сделанный из шкурки, целиком содранной с заячьей тушки. Все прорези, сделанные при проведении данной хирургической операции, были туго завязаны сухожилиями, как верёвочками. И только из одной лапки торчала деревянная пробка.
Выдернув эту пробку, я сделал несколько жадных глотков. Сухое горло и горящее огнём нутро с радостью приняли прохладную влагу. Казалось, я физически ощущал, как жидкость проникает в мои внутренности, напитывает и оживляет их. У меня вообще возникло ощущение, что ничего более вкусного я в жизни не пил.
– Хорошо, – удовлетворённо выдохнул я, опять откидываясь на спину.
Лур довольно улыбнулся.
Я взглянул на него.
– Я спать хочу…
– Спи, – Лур тут же поднялся на ноги, – я потом приду.
Когда мальчишка отошёл от меня, я заткнул пробку обратно в бурдюк, положил его ближе к стенке и, повернувшись на бок, постарался уснуть.
Признаюсь честно, где-то в глубине души я лелеял надежду, что следующее моё пробуждение случится уже в привычном мне мире. Эта мысль, кстати, не оставляла меня никогда на всём протяжении моего пребывания в теле неандертальца…