Всему свое время

Содержание записки, конечно же, сразу потрясло инспектора, но, поразмыслив, он решил выполнить то, что ему предлагалось. У него не было никакого желания обращаться в полицию, и не потому, что Брут не советовал, а просто он по опыту знал: никакого результата он не получит, кроме лишних хлопот. Если еще вдобавок его самого не посадят в кутузку до выяснения личности, как беспаспортного. И еще его удивила забота о нем человека, только что его же обокравшего. Он отправил водителя нанять карету, а сам пытался дозвониться до тюремного лагеря, но все было тщетно – телефон не отвечал.

– И вот я здесь, майор, перед вами, и вам все обо мне известно. Клянусь, я ничего не утаил от вас и ничего не выдумал. Я ехал на этих клячах целый день и всю ночь, чтобы успеть. Хорошо еще, что кучер знал дорогу. И теперь жду вашего решения. Кстати, вы не скажете, где мой бьюик? Вы его ведь видели, верно? И как объяснил этот Брут свое поведение?

Начальник лагеря молчал; на его лице отчетливо проступило выражение мучительной работы мысли, очевидно, так же могло выглядеть лицо у Архимеда или Ньютона, перед открытием очередного великого закона. Еще бы, ответить сразу на столько вопросов! Да он видел этот бьюик, но еще утром, и где он сейчас, ему неизвестно. Так же, как и где этот проклятый Брут, уехавший на его авто. А еще заключенный Оболенцев, исчезнувший первым на автомашине принадлежащей министерству юстиции. И где до сих пор его служебный автомобиль, если прошло уже больше четырех часов, как поезд покинул станцию. И еще телефон, который молчит с самого утра. А теперь ко всему этот беспаспортный инспектор, из-за которого все и началось.

– Скажите, а не вы ли сообщили по телефону вчера рано утром о том, что прибудете к полудню в наш лагерь? Телефонисты подтвердили, что звонок был из Азру, – поинтересовался майор.

– Нет, я не звонил, скорее всего, это сделал от моего имени тот … – Карони замолчал, но майору стало понятно, кого он имел в виду. – А где сейчас этот человек, он ведь обещал вернуть мне машину?

– Он уехал на станцию. Здесь не далеко, вы можете проехать туда на своем экипаже, – ответил майор. Ему хотелось, чтобы этот, невесть откуда и неизвестно зачем взявшийся инспектор тюремных кухонь исчез из его жизни и никогда больше в ней не появлялся. Но тот никуда ехать не собирался; он готов приступить к проверке, но сперва хотел бы получить свою машину. Майору очень хотелось уже нагрубить надоевшему инспектору, и он прикидывал, как это сделать наиболее дипломатично, чтобы тот понял, что его посылают подальше, но чтобы, в то же время не смог обвинить его самого в нарушении субординации, а тем более в оскорблении должностного лица. Но в это время он услыхал звук подъезжающего автомобиля и выглянул в окно. Это был его авто, из него вышли охранники и водитель, и, естественно, больше никто, хотя он надеялся на чудо. Затем он выслушал доклад старшего, в котором не прозвучало ничего, что могло бы еще удивить начальника лагеря. Случилось все так, как он уже и предполагал.

– Когда мы приехали к вокзалу, то увидели стоящий там бьюик. Тот самый, что угнали, господин майор, – доложил унтер-офицер с порога.

– Слава Богу! – обрадовался Карони, – но почему вы не пригнали его сюда?

– Вот именно это нам и не следовало делать! – ответил унтер и вопросительно посмотрел на майора, – месье, я могу продолжать?

– Продолжайте! – сказал майор и повернулся к инспектору, – прошу вас, дайте ему рассказать все до конца.

– Так вот, мы подъехали к вокзалу, увидели бьюик, и господин инспектор сказал: хорошо, мы подъехали вовремя, он только приехал. И велел нам осмотреть привокзальные постройки, включая туалет, а сам вошел в зал и вышел оттуда через минуту.

« Его там нет, да и не должно быть, – сообщил он нам, – он очень хитер, но мы все-таки его перехитрим. Раз его нет на вокзале, то он, скорее всего, залег где-то поблизости в кустах; поезд от станции отходит очень медленно и преступник рассчитывает вскочить в него на ходу. Вы сейчас отправитесь вдоль железнодорожного полотна и тоже спрячетесь там, на тот случай, чтобы схватить его, когда он выскочит из своего убежища. Если вам не удастся его сцапать, то это сделаю я, ведь я буду в поезде, и негодяй обязательно попадет в мои руки. Но вы сразу не уезжайте, я остановлю поезд и приведу его на станцию, дождитесь меня обязательно. Это приказ, ясно?!».

Мы ответили, что нам все ясно, и залегли в кустах; луна светила изо всех сил и было видно на сотни метров вокруг. Мимо нас медленно проползал поезд, и мы внимательно наблюдали за насыпью, но там никто не появился. После мы еще ожидали в тех же кустах больше часа, на случай, вдруг пойдет следующий поезд. Потом вернулись на станцию, где сидели до тех пор, пока дежурный не сообщил нам, что наш экспресс проследовал до станции Эль-Хариб без остановки. Тогда мы догадались: если агент сцапал беглеца, то они возвратятся утренним поездом. Только после этого мы решили ехать в лагерь, не дожидаясь следователя. Когда он вернется, то сядет в свой бьюик. Именно поэтому мы его и не тронули, а на станции попросили за ним присмотреть.

Последняя фраза уже адресовалась Карони в ответ на его замечание о машине.

– Да, я чуть не забыл, господин майор, я осмотрел машину, в ней лежал пакет, я прихватил его, чтоб случаем не сперли, – спохватился унтер и протянул конверт.

Теперь он преданно смотрел ему в глаза, явно ожидая похвалы за правильные действия. Начальнику лагеря действительно ничего не оставалось, как поблагодарить и отпустить его, пока он не сказал ничего лишнего. Он остался наедине с Карони. Что же с ним делать? Может ему стоит заглянуть в конверт, тем более, что на нем гриф «секретно»? Нет, потом. Сперва разберемся с его машиной.

– Вы слышали, что ваш бьюик находится на станции? Я распоряжусь, вас отвезут туда с вашим водителем, а после возвращения мы продолжим беседу.

Карони уехал, теперь майор заглянул в конверт; на тонкой бумаге, какие он обычно получал из центра краткий текст.

«Прошу подателю сего документа, старшему инспектору пенитенциарной службы лейтенанту Карони Л. передать заключенного № 26173 для доставки в прокуратуру Феса. Обеспечить охрану в пути следования. Исполнение немедленное. Подпись. Печать.

Конечно же, это фальшивка: подпись неразборчива, печать смазана, порядковый номер приказа отстал от последних циркуляров на пару сотен номеров и прочие нестыковки. Все это его опытный глаз заметил тотчас, но не об этом сейчас он должен думать; ему кажется, эта бумажка, оставленная почему-то злоумышленником в машине, несет в себе спасительный выход из столь опасной ситуации. Даже без этого фальшивого приказа у него была полная возможность свалить вину за все сегодняшние неудачи на этого Карони. Судя по всему, инспектор доверчив и наивен и справиться с ним не составит большого труда, но к этому все же следует подготовиться. Он тут же вызвал к себе своего заместителя и подробно его объяснил ему, что тот должен сделать в ближайшее время.

Теперь ему следует подумать, в каких конкретных промахах следует обвинить Карони, чтобы у того не было возможности отвертеться. Самое непонятное в этой истории то, что бежал заключенный именно с номером указанном в приказе, хотя этого приказа, пусть даже поддельного, никто в глаза не видел. Скорее всего, это просто совпадение, но оно тревожит его сейчас больше всего, потому что он не любит совпадений.

Когда Карони снова уселся перед начальником лагеря и радостным голосом сообщил, что с автомашиной все в порядке, да и не только с ней; этот чертов Брут, даже мои документы оставил в перчаточном отделении. Так что недоразумение можно считать улаженным, и он готов приступить к проверке, ради которой он сюда и прибыл.

Но майор не разделил радости инспектора. Наоборот, он долго барабанил пальцами по крышке стола, взирая на Карони со всей суровостью, на какую только был способен.

– А вы знаете, лейтенант, что я должен немедленно вас арестовать и в кандалах препроводить в Фес, как опаснейшего преступника! – открыл, наконец, рот начальник лагеря.

Карони недоуменно взглянул на него, все еще продолжая улыбаться и думая, что тот просто шутит, но вглядевшись в его лицо, понял свою ошибку и горячо возразил.

– Для этого у вас нет никаких оснований! Это какое-то недоразумение!

– Оставьте, лейтенант! Оснований предостаточно! – так же горячо продолжать атаковать майор, – давайте я изложу их вам в хронологическом порядке. Первое действие: вчера рано утром, обратите внимание – рано утром! в моем кабинете раздается звонок, и некто мне сообщает, что он, инспектор Карони прибудет ко мне в лагерь с инспекционной проверкой. Я тут же перезваниваю в штаб и получаю подтверждение этому звонку. «Да, ждите, к вам едет инспектор». Действие второе: в полдень приезжает некто с вашими документами, прячущий свое лицо, чтобы не сверили с фотографией. Оказывается, это прибыл некто Брут, который толи украл у вас, толи вы ему одолжили автомобиль вместе с документами. Он меняется одеждой с опасным преступником и тот уезжает на вашем авто в неизвестном направлении; следом исчезает и сам Брут, уже на моей машине. Но я предоставил ее лишь потому, что продолжал считать его инспектором Карони, согласно вашим документам, автомобилю и, главное, звонку. Действие третье: рано утром у ворот каторжного лагеря появляетесь вы, называетесь инспектором Карони, интересуетесь, где ваш автомобиль и человек, который им пользовался. Еще вы показываете мне записку, от этого человека, в ней он просит вас не беспокоиться насчет машины, поскольку обещает вернуть ее в полной сохранности. В этой же записке и забота о выборе лошадей для вас, и в довершение всего в машине предусмотрительно оставляют ваши документы. Мне кажется, что мы наблюдаем здесь великолепно согласованную работу двух преступников, которые не только делают свое дело, но и всячески заботятся друг о друге. Что вы на это скажете? Говорите же, лейтенант, оправдывайтесь, у вас есть пять минут, пока я не вызвал конвой.

Майор закончил обвинительную речь и с самым победоносным видом взирал на продолжающего молчать инспектора. Похоже, что я свалил этого хлюпика с первого раза, пронеслась в голове у начальника, сейчас самое время продиктовать ему мои условия. Он уже собирался это сделать, но Карони жестом остановил его.

– Только что, майор, я стал свидетелем довольно бестолкового, если не сказать точнее, глупого выступления, какие не так уж часто приходится слышать. Вы разделили его на пункты, позвольте мне сделать то же самое. Пункт первый, – я мог бы не обращать на него никакого внимания, но я это сделаю, хотя бы затем, чтобы для начала поставить вас на место: вы не имеете никакого права разбирать мои действия. Вам прекрасно известно о том, что звание майора не дает вам никаких преимуществ перед моим званием; будь вы хоть генерал, вы всего лишь начальник проверяемого мною лагеря и на время проверки подчиняетесь мне, как высшей для вас инстанции в настоящий момент. А вот ваши действия мне полностью подотчетны. Поэтому ответьте мне, почему вы не сверили представленный вам документ с личностью, которая его вам предъявила? Вы не можете мне ответить, поскольку не знаете что сказать. А я вам помогу. Злоумышленник позвонил вам намеренно, точно рассчитав, что вы наведете справки в штабе, и на этом вся ваша бдительность исчерпается. Второе: не проверив, как следует, документы, вы допустили неизвестное лицо на территорию лагеря безо всякого сопровождения, что запрещено категорически Уставом. И позволили ему общаться один на один с заключенным, что запрещено еще больше. Дальше вы вручили ему свой автомобиль с конвоем, не удосужившись назначить старшим любого из ваших офицеров, хотя в данном случае, вам надлежало бы лично возглавить операцию. Вы же, майор, взвалили все на малограмотного безответственного унтера. Тот даже не удосужился заглянуть в здание вокзала, где бежавший заключенный преспокойно пил в это время кофе в буфете. Ваш унтер осмотрел пустые пакгаузы и туалетные комнаты, а затем отправился в засаду на такую же точно пустую придорожную насыпь, тогда как злоумышленники сели в подошедший поезд и отбыли в нужном для них направлении. И третье: уже на исходе вторые сутки, как бежал ваш заключенный, а вы до сих пор не удосужились сообщить об этом в центр и поднять тревогу на пропускных пунктах, гарнизонах и железнодорожных станциях. – Карони продолжал беспощадно громить майора неопровержимыми аргументами. – Знаете, где они сейчас? Они уже благополучно, никем не потревоженные добрались до Эль-Хариба, откуда можно двинуть на запад к портам Касабланка или Мохаммедия, а там – плыви, куда захочешь. Или на восток через Бу-Дениб в Алжир, откуда тоже скрыться пара пустяков для таких специалистов, с которыми похоже мы имеем дело. Или даже продолжать свой успешный поход до Танжера, пароходы из его порта уходят во все концы земного шара. Вам еще рассказать, майор, куда могут двинуться выпущенные вами лично на волю преступники или этого достаточно? Я могу …

Лейтенант собирался продолжить, но в этот момент распахнулась дверь его кабинета, и в него без доклада вошел, вернее вихрем ворвался заместитель начальника лагеря.

– Разрешите доложить, господин майор! Сбежавший вчера заключенный номер 26173 схвачен, вернее, найден, – лейтенант щелкнул каблуками, – куда его прикажете?

Конечно же, этот доклад был частью того хитроумного плана, разработанного самим майором, но сейчас сообщение капитана было несколько некстати, из-за столь резкого контр выпада приезжего эмиссара, и майор было несколько стушевался, не зная, как ему теперь поступить, но ему неожиданно на помощь пришел сам Карони.

– Я поздравляю вас, майор! Сообщение вашего помощника в корне меняет дело. Скажите лейтенант, вы уже допросили беглеца? – поинтересовался инспектор.

– Никак нет! – бодро ответил тот, – мы его подстрелили при попытке к бегству, и, кажется мне, что он теперь больше ничего не скажет.

Все понятно, подумал Карони, очередная фальшивка, сейчас майор попытается втянуть меня в темную историю. И как бы мне этого не хотелось, я должен буду ему подыграть.

Он не ошибся, майор тут же выставил своего заместителя за дверь и завел издалека разговор о том, что они оба не совсем благополучно выглядят в этой истории, а сейчас сама судьба предоставила возможность несколько исправить положение.

– Вы, очевидно, хотите, уважаемый, – инспектор сменил прежний тон на чрезвычайно миролюбивый, – чтобы я сделал какие-то шаги, подтверждающие задержание вчерашнего беглеца? И в ответ вы забудете о тех неувязках, которые случились ранее между нами?

– Я уже забыл о них, лейтенант. Не извольте беспокоиться: окончательное мнение обо всем случившемся за эти два дня будет таким, каким пожелаем видеть его мы с вами.

Придется соглашаться с этой бездарью, промелькнуло в голове у инспектора, у меня самого достаточно проколов с этим Брутом. Ну и кличку выбрал этот проходимец! Как же она соответствует его ловкачеству! Следует признать, что саму операцию Брут провел классически: проколол шины, подсыпал снотворного мне и водителю, похитил автомашину и документы, быстренько примчался в лагерь, где поменялся одеждой с заключенным под номером 26173. И это не простая случайность, именно за этим человеком Брут и прибыл в лагерь, судя по заранее подготовленному приказу. Кто эти люди, ему еще предстоит узнать.

Сам Юльус Карони на самом деле является штатным сотрудником Генеральной дирекции внешней безопасности Франции, именно, отделения разведки. Его инспекторская поездка по местам заключения, это всего лишь ширма, за которой скрывается работа по вербовке агентуры. И сейчас он понял: только что, на его глазах провели блестящую операцию люди, которые ему так нужны, ибо это его будущие агенты. И тут же в его голове промелькнула мысль: эти люди, скорее всего, уже настоящие агенты, но никак не будущие. Возможно, русские, поскольку бежавший из лагеря Сергей Оболенцев бывший ротмистр белогвардейской Русской армии. И Брут, скорее всего из этого же гнезда. Неплохо было бы завербовать их, настолько они толковые, судя по почерку. Но их уже не найти, поэтому он интересуется: с кем больше всего общался в лагере Оболенцев. Оказалось, как и предполагал Карони, это еще один русский – Владимир Макаров, поручик той же белогвардейской армии. Скорее всего, он каким-то образом помог бежавшему ротмистру, но прямых улик нет и придраться к Макарову невозможно. Карони решил взять его на заметку, возможно, что он позже вернется к этому человеку, он явно заслуживает внимание. Из его личного дела следует, что на каторгу поручик попал из-за инцидента с генеральским сынком, он не позволил ему убить старика араба и двух его малолетних внуков. Черт, с кем вы воюем, в конце концов? Со стариками и детьми, что ли? Самое неприятное, что причиной всему послужил богатый караван этого араба. Сейчас генерал Гильбер де Бретонье выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора Феса, потому Макаров и угодил на пять лет, чтобы не навредил избирательной кампании. Хорошо еще, что хоть в живых оставили. Ладно, решает Карони, я еще вернусь к этому русскому, и он делает пометку в своем блокноте.

На следующий день Макарова привели в канцелярию на допрос; его проводил сам начальник охраны, кроме него в кабинете был писарь, который, очевидно, вел протокол.

– Нам доподлинно известно, что ты являешься прямым сообщником побега, и что это ты устроил пожар. Лучше будет, если ты во всем признаешься, – заявил ему офицер.

– Вы ошибаетесь, господин капитан. У вас нет никаких оснований подозревать меня в таких преступлениях, я ни в чем не виноват, – защищался поручик, – у меня даже спичек нет, ведь я некурящий. И с беглецом почти никогда не общался.

Макаров старался держаться спокойно, хотя на душе кошки скребли насчет спичек, если легионер проговорился, то ему не выкрутиться. Но его опасения были напрасны.

– А может ты украл у кого-нибудь спички, – вставил свое мнение писарь, – и подпалил!

– Украл?! Да ты попробуй, укради у кого-то спички, сразу морду набьют. Их даже ночью за пазухой держат, а днем и подавно берегут, поскольку это дефицит.

Ему задали еще несколько вопросов, но он держался уверенно, так как чувствовал: против него определенного ничего нет, кроме того, что его и бежавшего ротмистра матрасы лежали рядом и его допрашивают, надеясь поймать на какой-нибудь нестыковке. Наконец, капитану это все надоело.

– Ладно, не хочешь сознаваться, дело твое, но тебе же хуже будет. Мы так и укажем в сопроводиловке: способствовал организации побега. А сейчас иди, собирай вещи, поедешь в настоящий каторжный лагерь, там тебя уже наверняка заждались, – закончил он допрос.

После этого с Владимиром беседовал какой-то штатский, он пытался разузнать что-нибудь об Оболенцеве, но ничего не добившись, применил недозволенный прием.

– Ты посуди сам, поручик, твой дружок бежал на пятиместном авто, а тебе даже не предложил присоединиться, а ты теперь его защищаешь, – сказал ему собеседник.