Я скинул окурок и снова осмотрел комнату. На столе лежали ключи от машины и техпаспорт. В груди что-то больно сдавило. Я заработал на машину, но сохранить это не смог. Редко когда я закуривал вторую сигарету подряд, но сейчас по-другому не получилось.
Во второй год я чувствовал себя увереннее. У меня появилась машина, о которой я так давно мечтал, и я лихо рассекал по городу, гоняя за закупками для кафе. Казалось, я сблизился с коллективом и, зачастую, уезжая домой, понимал, насколько буду по ним скучать по окончанию сезона. Я не мог проявлять слишком большое дружелюбие, чтобы не показаться снова маленьким наивным мальчишкой, хотя каждый раз, приезжая на работу, был до безумия рад их всех видеть. Для меня они стали еще ближе, и взамен на дружбу я был готов на оказание любой услуги. Сколько часов я потратил на то, чтобы подвезти каждого домой или просто по делам. Тогда я был по меньшей степени удовлетворён.
Те отвратительные посетители никуда не пропали, но отношение ко мне стало мягче, хоть и с моральной точки зрения легче не особо стало. Меня всё больше раздражало их лицемерие и то, что никто из них не рассматривал меня как полноценную личность. Возможно, в моих глазах всё еще прятался маленьких мальчик, но чем дальше, тем меньше я чувствовал его в себе.
В один день, когда я был в особенно плохом настроении, я отвозил начальницу домой, чтобы потом вернуться назад на смену.
– Как у тебя там дела, Тосик? – спросила она. Она всегда любила поговорить и, хоть я никогда не начинал разговор, такие разговоры с ней я любил очень сильно.
– У меня в порядке всё. У мамы что-то депрессия очень сильная. Ну, я разбираюсь в том, что это такое, так что точно могу сказать. Только вот причину не понимаю.
– Поговорил бы с ней.
– Не могу я с ней разговаривать, она на меня нападает, а я огрызаюсь. Только хуже, короче.
Мы очень долго разговаривали, вплоть до того, пока я не отвёз её домой. На обратном пути я был настолько зол на всё вокруг, что любой раздражающий фактор мог вывести меня из себя. Я проезжал на красные, подрезал других, ехал не меньше сотни, но ничего не успокаивало. И вот, уже натирая стаканы для барной стойки, меня свистом подозвал один из тех огромных и неприятных гостей. Я принес ему то, что он хотел и, открыв колу, сказал:
– Я вам не собака и отзываться на свист не собираюсь, – учтиво улыбнулся и бросил крышечку в фартук.
Я знал, что это самый непродуманный поступок. Они сидели с девушками и были уже подвыпившие. Самый здоровый стал грознее тучи раскрыл рот и протянул самое возмущенное «э-э-э», которое я слышал. Мне в грудь прилетел кулак, но так как он сидел с краю, то еле достал до меня.
– Ты будешь собакой, если я скажу, понял меня?! Мы гости здесь, мы тут свои! А ты кто?! Пшел вон отсюда, вечером с тобой разберемся.
Я поклонился и ушел. Никто из коллектива меня не поддержал, да оно и понятно. Я сам изначально понимал, что обстоятельство было самое что ни на есть тупое.
Вечером меня действительно обступили двое из тех, кто изначально сидели за столом. За их спиной стояло еще трое. Все они были уже взрослыми людьми, большие шишки с такими важными лицами и пафосным поведением, что посторонний человек бы наверное подумал, что пятеро могут распрягать молодого официанта за какой-то чрезвычайно серьезный проступок. Меня обвиняли в том, что я собака и не признаюсь в этом. Он толкал меня в грудь и нависал в полуметре, всё продолжая рассказывать, какой я плохой и неблагодарный, а я лишь кивал головой и не знал, что ответить. Еще немного и мне, наверное, прилетел бы тяжелый кулак в живот или может голову, но спас меня другой удар. Один из тех, что стояли за спинами, подошел ко мне и толкнул в плечо:
– Ты зачем своих не уважаешь, а?
– Э, ты здесь как оказался? Ты тут при чем? Это наш человек, и мы с ним разбираться будем, понял?
Я молчал, пока они разбирались. По окончанию тот, что грузил меня, повернулся и сказал:
– Видишь, у нас тоже невоспитанные такие есть, – он поглядывал на него своими страшными чёрными глазами и, вернув взгляд ко мне, протянул руку,– чтобы больше мне такого не говорил.
Очень тяжело было не отвернуть взгляд, но сделай я это, я бы сам себе признался, что мальчик всё еще тут. Я протянул ему руку в ответ, и мы обменялись рукопожатиями. Еще пара шуток про меня перед выходом, и всё закончилось. Я сел за стол и закурил, думая о том, чтобы случилось, сделай они со мной что-то плохое. Как бы вела себя мама.
В комнату вошел Гаря. Все остальные разошлись.
– Ты чего здесь?
– Зачем она это сделала? – я смотрел вниз. Держать слезы было уже слишком тяжело, так что я разговаривал через плотный ком в горле и тяжелые хрипы.
Он подошел ко мне и обнял. Я ответил тем же.
– Послушай, я не знаю, зачем. Но если она так поступила, значит, знала, зачем. Ты же знаешь, у тебя есть я, все мы. И я всегда тебе помогу. Единственное, что я тебя попрошу – поставить решетки на окна, договор?
Я кивнул, и мы пошли допить оставшийся ром.
Мыша
Вот уже четыре года он работал токарем в депо. Работа тяжелая, но оплачивалась действительно хорошо. В сумме, он один получал как его родители. Так что денег вполне хватало и на себя, и на погулять. Хотя, после каждой получки он счастливый приходил домой и клал всю сумму на стол перед мамой.
– Вот, держи. Она исподлобья улыбалась и откладывала одну бумажку ему. Но даже этого вполне хватало на то, чтобы жить припеваючи. Жизнь шла тихо и размеренно, без особых инцидентов. По выходным, днями, он гулял с товарищами по пыльным улочкам одесских дворов Молдаванки и Сахалинчика. Очень редко забредая в Центр. Иногда его все же одолевали печальные мысли о неисполненной цели поступить в университет, но и без того, как ему казалось, он хорош и жизнь идёт так, как нужно. Ему уже предлагали место мастера, но он мягко отказался, сославшись на то, что считает себя более полезным на этом месте. Наступала эпоха капитализма и он, вместе с друзьями, собирался целиком в неё погрузиться. На должности мастера был более свободный график, но зарплата значительно ниже той, которой он долго и расчётливо добивался на своей должности. Он копил капитал, чтобы открыть своё дело. Всё складывалось именно так, как он и планировал. Иногда даже еще лучше.
Одним летним днём он сидел во дворе с товарищами, раскидывая в клабр.
– Слушай, там на нашем «растительном» зарплату давно не выдавали. – Начал один из друзей.
Не отвлекаясь от подсчетов, какие карты уже вышли и какие остались, Витя просто кивнул.
– У меня есть подвязы там, кент знакомый. Говорит, что за полцены сумку масла отдаст. У тебя же вроде есть деньги вложиться? Дело стоило свеч, но сперва нужно было всё продумать. В голове пошли расчеты – куда и чем возить, какова будет маржа, как прикрывать своё дело и, главное, как это потом поровну делить с товарищами, если основным вкладчиком будет он. Друзья его заметили, что он начал делать простейшие ошибки в игры, а это означало, что он усиленно рассчитывал каждую деталь в голове. И пусть он не вышел в плюс всего в двух заходах игры, решение было принято достаточно быстро. – Я в деле. Сегодня пойдем договариваться?
– Всё уже оговорено. Нужно три червонца на всех. Выход на покупателей тоже, в принципе, есть.
В тот же вечер они вышли на дело. Оделись в рабочие комбинезоны, натянули обрезанные перчатки и короткие шапки.
– Ты уверен, что в этих нарядах мы не похожи на конкретных воров? – Осматривая себя, спросил один из участников дела. – Мне кажется, что в этом на нас упадет больше подозрений, чем в обычной одежде.
– Всё продумано. – Начал Витя. – Даже если нас накроют в этом шмотье, мы рванём по первому шухеру. А там – ищи-свищи. Таких же пацанов в комбезах и шапках сотни даже по нашему району. А вот пойди мы в своей обычно одежде – пиши пропало. Выйдешь так в тех же лахах и накроют. А даже если скинешь вещи, узнают по волосам, телосложению и так далее.
Оба его товарища с искренним недоумением осмотрели его с головы до пят, не в состоянии что либо ответить.
– Ты-то откуда знаешь?
– Фильмы смотрю! – Он рассмеялся, и какая-то неведомая сила заставила друзей повторить за ним, хотя эта скрытая до сих пор сторона их друга слегка насторожила обоих.
Как и везде, в этом деле были свои нюансы. Идти до завода приходилось ночью по поездным рельсам. На месте, в оговоренное время, к ним выходили трое крепких парней, поочередно передавая сумки с горячим растительным маслом. Забрав деньги они, не здороваясь и не прощаясь, расходились. Сложность была серьезной – ставить сумки на землю нельзя было ни в коем случае. Из-за разницы температур, сумка трескалась, и всё масло начинало вытекать на землю, попутно обжигая ноги. Несколько километров тяжеленные сумки приходилось нести не расслабляясь. По приходу во двор, они разливали горячее масло в ванны и тазики, разнося запах едва ли не по всему району. Дело было опасное, но, почему-то, никому особого дела не было. Только иногда соседки заходили взять стаканчик-другой масла к их матерям. Рано утром, в четыре-пять часов, они брали уже охлажденное масло, разливали по банкам и шли пешком до самого Привоза, встречать деревенских. Витя сам разыскал покупателей, которые брали масло на небольшую сумму дороже, но при общем таком количестве выходила приличная разница. Иногда, правда, они менялись с деревенскими на домашние продукты. Мясо, молоко, яйца, сыр. Капитал рос, время открывать своё дело подступало всё ближе и ближе.
Конечно же, помимо наращивания личных средств, было время и для отдыха. Он со своим другом по депо частенько шастал по районам и разным компаниям. В то время, товарищ его жил недалеко от пункта Красного креста и Витя уже был наслышан о большой веселой компании, которая включала в себя пару девочек, недавно приехавших учится в институты. Он всё не знал, как спросить, можно ли ему влиться в эту компанию, как всё решилось само собой.
– Есть планы на вечер? – Спросил его тот самый товарищ.
– Да нет, не особо. А что? – Не отвлекаясь от работы, спросил он. Всё было и так понятно.
– У кента моего, соседа, по сути, день рождения сегодня. Компания набирается – улёт! Я спросил, могу ли я своего товарища взять и он вроде не против был, так что, если хочешь, подваливай с нами.
Конечно же, он был уже согласен и предчувствие шикарного вечера только подогревало молодой организм. Но внешнее холодное спокойствие продолжало сохраняться в каждом мускуле его тела.
– Сходишь со мной тогда до дома? Я переоденусь в нормальное. Там же недалеко, как я понимаю.
Товарищ кивнул и радостно хлопнул его по плечу.
– Сам увидишь, там такие ребята!
Сразу после смены, они быстрым шагом направились на Сахалинчик. Там Витя переоделся в белые брюки, короткую рубашку и слегка почистил свои десантные часы. Гордость снова взыграла в нём – сейчас он придет в эту компанию и все увидят, что он служивый, да еще и десантник. Потом причесался в длинном зеркале, спрыснулся одеколоном и вышел во двор.
– Вау, что это за мужчина? – Отшутился его товарищ. – Хорошо выглядишь, как раз для праздника. Погнали уже.