Уставший от эротики бездумной. Лучшие рассказы инета

– Михалыч, подача не идет.

– Слесарям сказал?

– Конечно! Послали… к вам.

Михалыч оглянулся. Наладчики – цеховая богема и электрики – заводская элита, на честном, хотя и не всегда трезвом слове которых, работает станочный парк цеха, завода и всей великой страны, – как мыши облепили соседний станок. Неторопливо перемещались, внимательно выслушивали друг друга, значительно и долго рассматривали нагромождение шестерен во вскрытой коробке передач, наглядно демонстрируя запредельную сложность работы с тонким станочным механизмом.

– Ребята гуляли, ребята болеют, – малопонятно резюмировал Михалыч. – Стукни сюда. Пошла? Работай пока, а я разберусь.

Работяги до минимума сократили перекуры. «Элита рабочего класса» – токари почти не отрываются от станков, работают по полторы смены, пожирая заготовки и приближая кризис:

– Михалыч, Я заканчиваю партию, где погрузчик?

– Заболел. Сейчас сам привезу.

Мастер забрался в кабину, прихватил за шкирку и втащил следом щенка:

– Покатайся со мной. Что ж таким дурацким именем тебя обидели?

– Михалыч, ты как с другой планеты: один во всем заводе не замечаешь, что реализации нет, работаем на склад, а Кризис бродит по заводу, как призрак коммунизма по Европе.

– Не умничай, высажу на хрен.

– Брось, не злобствуй, Михалыч. Я еще расту, и все впереди – увидишь.

– Уже вижу, но надеюсь у хозяев хватит денег ночь продержаться и день простоять.

Погрузчик подхватил кагат – ящик с заготовками, отвез к станку. Вернулся за следующим, но заготовок нет. Михалыча смущенно окликнул Главный:

– Михалыч, ты вот что. Второй смены сегодня не будет. У кого что осталось, пусть дорабатывают, и по домам.

Новость, которую ждали. Новость, которой не удивились и не возмутились. Никто никого не обманывал. Они честно работали, им честно платили. А сейчас их изделиями склад забит до верху. Хозяин готов заплатить за сделанное, но дальше рисковать не хочет. Кризис, будь он неладен.

После обеда в разных углах цеха еще некоторое время гудели станки, по центральному проходу медленно (а куда теперь спешить?) шел Михалыч, в его ногах крутился, бестолково взлаивая, Кризис. Грузчики на тележках отвозили на склад последние изготовленные детали. Смолк последний станок, рабочий замкнул шкафчик и пошел к выходу. Непривычная тишина давила уши. Погас свет.

Скорая, плавно покачиваясь на стыках бетонных плит, повезла Михалыча в больницу. Кризис наклонил недоуменно лобастую голову, расставил короткие лапы, глядя вслед машине:

– Завтра… пока не просматривается…

Гастарбайтеры

Многие из нас искренне уверены, что нам рады

    Шимон

Кризис, и мы «посыпались». Нас уволили, хотя и не принимали. Нам выдали расчет. Другим пообещали… после морковкина заговенья. Мы вернулись в села, поселки и городки проедать заработанное вдали от дома, от семьи. Мы спим до девяти, умываемся, завтракаем и садимся дремать у телевизора. Нет работы!

Когда была работа, мы работали. В Москве, в СПб, в областных городах. На самой трудной и низкооплачиваемой работе. Нас не оформляли, чтобы не тратиться на соц. пакет, и, чтобы легче выгнать, зачастую, без оплаты.

На стройках и в цехах работали рядом с «местными». И мы, и они знали, кого погонят первыми. Их отношение к нам от равнодушия до ненависти: мы соглашались на любую работу, «вкалывали» почти круглосуточно, из-за нас им не повышали расценки, мы те, кого раньше называли штрейкбрехерами. Наше присутствие мешало местным отстаивать свои интересы.

Кризис добавил к ненависти еще один пункт: «Вы отнимаете у нас работу!» Оказывается, чтобы стать чужим в этой стране, достаточно иметь регистрацию на периферии.

И нас выгнали, выкинули, выперли за ворота предприятий. Может быть, зарегистрируют в Бюро Занятости, Бюро по Трудоустройству, Биржа Труда (Как она у них называется?) и начнут платить пособие, если отстоим огромную очередь, сумеем понравиться и «сунуть в лапу.»

А пока АСОЦИАЛЬНЫЕ, люди второго сорта. Гастарбайтеры – миллионы гостей для работы, в своей стране… Ненужные, чужие.

Разговор с кризисом о нем же

Пока мы не решаем, не решают за нас

    Шимон

За месяц моего отсутствия Кризис подрос и заметно округлился. Он стоял перед воротами цеха и задумчиво пялился на два амбарных замка.

– Эй, собака. Фью, фью.

– Не свисти – денег не будет, – ответил лениво пес, не поворачивая лобастой головы.

– Уже.

– Ты за месяц спустил месячную зарплату, транжира?

– Язва, зарплату я «спустил» за неделю, и ты это прекрасно знаешь.

– Зарплата маленькая,… на жизнь не хватает… Работать надо лучше!

– Не твое собачье дело. Ты тогда болтался под ногами и всем мешал, а я тебя жалкого по доброте подкармливал. По двадцать процентов за кредит.

– Такой крутой! – Кризис соизволил обернуть ко мне ерничающий взгляд. – Кто ты? И где ты? Отнимаешь время, а я, между прочим, в мировом масштабе. Зачем подошел?

– Слушай, собака, не заносись, а то задену кирзачом случайно. Я про тебя рассказы художественные пишу. Народу нравятся, одна поэтесса даже просила тебя за ухом погладить.

– Красивая?

– Не то слово! Ноги длины неимоверной – от плеч!

– «От плеч» у меня…

– Передние от плеч, а задние откуда?

– Не дерзи! Я молод и красив – недавно в луже видел.

– В луже ты отражаешься, а в зеркале слабо?

– В зеркале даже премьер не отражается, а не мне чета. Так что с ее ногами?

– Твоих красивше и длиннее в разы. Скажем «от верхних кончиков пушистых ресниц».