Встал и, на ходу закуривая, отправился на улицу – в туалет. На обратном пути остановился посмотреть, как идет монтаж нового корпуса. Кое-как умостившийся на десятиметровой высоте среди балок сварщик проваривал укосину. С земли за работой наблюдал хозяин завода, сорокалетний толстячок семитского типа.
Сварщик закончил шов, попятился к следующему стыку. Вставляя в держак новый электрод, крикнул:
– Если свалюсь, костей не соберу. И что тогда?
– Ничего, – спокойно усмехнулся хозяин. – Дадим твоей жене десять штук за бумагу, мол, свалился пьяный с табуретки на кухне. Как раз и на похороны хватит.
– Не хватит.
– Дадим пятнадцать, – хозяин развернулся и неторопливо зашагал к офису.
Боря Иваныч привычно потирая тылом ладони левую половину груди, вернулся в цех. Боль приходила обычно к вечеру, а сегодня, видимо, переволновался. Быстро высверлил отверстия по разметке и отложил «эксклюзивную» деталь в сторону.
Стопочки фланцев в лужицах и потеках эмульсола отразили в чуть замутненном серебре поверхностей опускающиеся сверла. Рабочий ритм пригасил боль в сердце. Стопочки готовых деталей быстро подрастали на полу.
Боря Иваныч мог бы работать и с закрытыми глазами, легко ориентируясь по слуху, какой станок заканчивает рабочий проход, но, все равно, с удовольствием смотрел на гипнотизирующее вращение сверл, извлекающее из памяти давние теплые воспоминания.
Десятилетними пацанами с соседским Колькой устроили соревнования по матюгам. Повиснув с двух сторон на штакетном заборе, азартно и самозабвенно «обкладывали» друг друга многократно слышанными от взрослых и сверстников словесами.
Вечером мать устроила «головомойку». «Ты сегодня матом ругался, а теперь этими руками будешь хлеб брать?» И отмывала, ополаскивала, и снова намыливала Борьку в цинковом корыте; заставила дважды чистить зубы, и снова погнала мыть руки с мылом. Урок на всю жизнь.
Что-то сломалось в жизни, если люди не только после грубого слова, после воровства руки мыть перестали. Обобрав десятки и сотни людей, несут наворованное домой, кормить и воспитывать своих детишек. Гордо выставляют ворованное напоказ. Не страна, а «ярмарка тщеславии».
После обеда боль усилилась, и Боря Иваныч, переходя от станка к станку, почти не отрывал руку от груди.
– Чего доброго, до всеобщей победы добра над злом не доживешь, – пытался иронизировать Боря Иваныч, но вскоре пришлось сдаться.
Боль накатила волной и поплыла в голову, застилая сознание, а впереди проскакала, вздернулась на дыбы и опрокинулась на спину сивая кобылица с рыжей гривой. В ее грудь, бешено вращаясь, погружались серебряные сверла.
– Надо спасать, – силой воли заставляя двигаться тело, дотянулся Боря Иваныч и выключил два станка. Дотянулся и до третьего, но не последовало спасительного щелчка. Сверло, красно накаляясь, тонуло в сердце Бори Ивановича.
– Эмульсия не поступает, – пробормотал Боря Иваныч и рухнул, рассыпая стопки деталей.
На следующий день хозяева получили долгожданный заказ, и работяги «впряглись» в шестнадцатичасовые смены, старательно догоняя зарплату. Хозяин хотел позвонить вдове и высказать соболезнования, но сначала закрутился-замотался, а потом было уже неудобно.
В день получки Петрович и Толян попросили работяг собрать денег для вдовы, сами положили по тысяче, двое-трое сдали по двести, остальные по пятьсот.
Включай характер, Борода
Мы движемся или пытаемся двигаться по дороге
с финишной лентой в конце. Одни с доброй иронией,
уступая и веселясь, другие с отчаянной злостью,
отталкивая и продираясь
Заметки наблюдателя
Ждать счастья потом – не конструктивно: если не счастлив сейчас, то «сейчас» может превратиться в судьбу
Шимон
– Парень потерял почву под ногами. Отсюда все беды.
– Какие беды? Погрузчик забуксовал при въезде на эстакаду и рассыпал ящики с поддона, – Данила отошел от окна и, закуривая, присел на край стола. – Сейчас соберет и поедет дальше.
– Юрка – выдающийся карщик, – запальчиво возразил Андрей. – Так облажаться он мог только по серьезной причине.
– Не заводись. Если б не суббота, ты бы не торчал у окна, подмечая от скуки чужие проколы и создавая на пустом месте проблемы, а мотался по складам с накладными и доверенностями.
Данила и Андрей работали у отца – хозяина продовольственной базы, совмещая должности снабженцев, экспедиторов, логистов, мастеров, менеджеров. Тридцатилетний Данила, высокий, плотный, мужиковатый, – «тащил на себе» административную часть. Младший Андрей, стройный и гибкий, держал в руках оперативную работу: погрузку, отгрузку, приемку товара, руководил работой комплектовщиков и водителей каров-погрузчиков.
Юрка, по прозвищу Борода, злобно оглядываясь, заранее представляя насмешливые ухмылки работяг, собирал на поддон разбросанные ящики. Въезд на эстакаду – пандус – крутоват, а сегодня еще обледенел. Водители всегда чувствовали себя на нем неуютно. Только Юрка, единственный из всех, преодолевал подъем с ходу; работая гидравликой и газом, уверенно, не шелохнув груз, влетал на эстакаду и мчался дальше к нужным воротам.
А вот сегодня «обломался»: левое переднее закрутилось, забуксовало на обледенелом пятачке, кар встал боком, и ящики полетели с поддона вниз.
– Надо блокировку включать. Я всегда здесь включаю блокировку, – забубнил невесть откуда взявшийся Витька Клюев – коллега, мать его. – Потому что без блокировки забуксуешь….
– Гуляй подальше.
– Я помочь хотел…
– Ну что тебе стоит не помогать? – враждебно-просительно откликнулся Юрка. – Иди уже.
Еще не хватало слушать советы от Витьки – карщика без году неделя. Знал Юрка и о блокировке, и в какую сторону руль крутить, и как газовать, и куда груз наклонять, да только голова другим занята.
Тридцать пять – другие один раз жениться не успевают, – а от Юрки третья ушла. Ну и черт бы с ней, но вчера заявилась кукла расфуфыренная и попросила «десять штук» в долг без отдачи. Типа, у нового самца холодильника в доме нет, а без этого агрегата молодым никак, и Юрка должен войти в положение, поскольку «милый, ближе у меня никого нет.»
– Слушай, милая, – грубо ответил Юрка дрожащим от негодования голосом. – Была ты моя милая, и моя зарплата была твоей. А теперь ты не моя милая, и зарплату я трачу на себя…
– Козел! Сдохнешь тут… – хлопнула дверью бывшая.
– Стой! – крикнул вслед Юрка. Вышел на крыльцо. Отсчитал пять тысяч. Сунул женщине в руку. – Больше не могу, извини.
– Юра, ты самый… лапочка. Ты лучший. Если этот гад меня кинет, я к тебе вернусь.
– На, – Юрка достал портмоне из заднего кармана; вздохнув, нащупал между техпаспортом и водительским удостоверением «заначку» – пятитысячную купюру. Протянул недрогнувшей рукой. – Забудь сюда дорогу.
– Юра, а хочешь?…
– Иди уже, … что жены – самые дорогие проститутки, я и до тебя знал.
– Вот, все вы такие, – торопливо зацокала каблучками к калитке. – Хамоватые хлопчики. Натуральные сволочи.
Юрка купил бутылку водки и за вечер, потихоньку убираясь в гараже и кляня свою нескладывающуюся семейную жизнь, выпил до донышка. Ночью просыпался, курил: «Опять поимели. Никому отказать не могу. Был бы бабой, по рукам затаскали. А… И мужиком,… только ленивый не трахает.»
Утром пришлось начать работу с замены колеса. «Гастарбайтеры» – мужики из провинции, работающие вахтовым методом, не останавливаются круглые сутки и к утру «поймали» гвоздь. Еще и на них паши! Быстро заклеил камеру, выехал из гаража и на первой ездке так сплоховал.