Немой набат. 2018-2020

– Ваша сестра.

– Та-ак, начинаем продвигаться. Откуда о Раисе узнал?

– Давний приятель с Урала рассказал, он с ней общается.

– Фамилия?

– Синицын Георгий.

– Синицын, Синицын… Да, слышал, из наших. И ты его просил через Раису на меня нажать?

– Нет, он крёстный моего сына. Просто разговор зашёл о том, что деревню жалко.

Синягин снова принялся ходить по кабинету, приговаривая:

– Значит, с Раисой разобрались, концы нашли… Власыч, я же смекаю, что вокруг газопровода карусель с музыкой завертелась, окольная война идёт, поклёпов полно. Для меня важно концы найти, чтобы связать их в один узел, понять, что происходит. Газопровод под угрозой, а без него я цех пустить не смогу. Сегодня это болевая точка, помехи со всех сторон прут. В Центральном округе какой-то серый чинодрал, набитый опилками господинчик, поперёк встал, а главное, мотивации не поддаётся. Раиса ежедень трезвонит – ну, с ней разобрались. А третьего дня… Меня этот случай всполошил. Вызывает замминистра – и тоже про Поворотиху: не надо, мол, деревню ворошить, иди газопроводом в обход. А что значит – в обход? В смету обход не заложен, его клади за свои кровные. Он, конечно, это понимает и – давай себя по плечу хлопать да на телефон правительственной связи косится. Я и смекнул, что ему из ФСБ команду дали. А они-то здесь при чём? Им какое дело до твоей Поворотихи?

Власыч, говори начистоту: твоя работа?

Донцов так искренне возмутился подозрению, что Синягин махнул рукой.

– Ладно, проехали. Давай дальше думать. Замминистра, видя мои сомневансы, говорит: «Мы из своего фонда немного подкинем». И снова себя по плечу лупит да на телефон глазами показывает: их, мол, подсказка. Потом советует: к губернатору сходи, может, и они слегка подбросят. И в третий раз по плечу и на телефон кивает. Власыч, ты же знаешь, я старый спецушник. Я эти дела за версту унюхиваю. ФСБ крайне заинтересована, чтобы Поворотиху не трогать, а при обходе даже помочь готова. Почему? Какое им до всего этого дело?.. Неспроста… Игра у них вокруг твоей Поворотихи идёт. Что тебе известно?

– Жена вчера туда звонила, родня говорит, будто по селу слушок о газопроводе пошёл. Вроде какой-то чужак протестунов подогревает.

– Ясно, что дело тёмное. – Синягин остановился у окна, глядя на ширь водохранилища. – Какая у них там игра, мне знать не дано. Но я нутром чую, что газопровод, а значит, весь проект в этой игре круто завязан, причём на дальней дуге. Понял? Смотри, сколько концов болтается. А сколько ещё подплинтусных, нам неизвестных? Кроме Раисы – сплошь ребусы. Если ФСБ так глубоко в это дело влезает, наверняка концы за кордон тянутся.

Несколько минут молча ходил по кабинету. Вдруг хитро улыбнулся:

– Пардонте! Я ведь не философ пессимизма, не Шопенгауэр, есть ещё ягоды в ягодицах. Меня тем, кто за кордоном, голыми руками не взять, грейпфрут с бойфрендом не путаю. Изыскатели уже трассу обхода проработали, хоть завтра приступай. Но об этом ни гу-гу! Я с ними напрямую, лично работаю, в секрете держу. Посмотрим, как будут события развиваться, я-то к любому варианту готов. На всякий случай и легенду прикрытия продумал. Ты, Власыч, своей родне скажи, будто этот делец, то бишь я, готов напролом переть, любой ценой газопровод через село проложит, потому что из-за тягомотины с этим делом весь его проект к чертям летит. Он, мол, Росгвардию намерен сюда вызвать, разгонять народ будет. В общем, сволочь! Подыграй протестам, не помешает. – Постучал костяшками пальцев по голове, рассмеялся. – Пусть ловят лысых, пока бородатые делом заняты.

Донцов с внутренним восхищением смотрел на Синягина. Какую блестящую «спецоперацию» провёл с сегодняшним допросом! Конечно, он заранее спланировал разговор о Поворотихе, умело скрыв свой замысел от Вовы. Тоже легенду прикрытия использовал. Даже извинения через Вову подкинул, чтобы для меня этот разговор стал абсолютным сюрпризом. А может, Вова знал? Нет, не похоже, не в его стиле хитрая игра, мог бы отмолчаться. А он: просто «окно» среди занятости, выговориться хочет… Ну и Синягин! Палец ему в рот не клади!

И вдруг до Виктора дошло: господи! ведь из его слов явствует, что Синягин смирился с необходимостью обойти Поворотиху стороной! Донцов не выдержал, вскочил с кресла.

– Иван Максимович, значит, газопровод пойдёт мимо Поворотихи? Дело решённое?

Синягин громко рассмеялся:

– Кто о чём, а вшивый о бане.

Потом стал быстро расхаживать по кабинету, размашисто жестикулируя в такт каким-то мыслям, периодически костяшками пальцев легко постукивая по своей лысине.

– Сядь, Власыч! – Снова встал напротив Виктора, громко заговорил:

– Да я что же, по-твоему, супостат какой, торговец в храме, пальмовым маслом сыры бодяжу? Протестант воцерковлённый, чтобы ради прибыли и впрямь напролом жать? Чтобы, по логике протестантизма, время жизни измерять приращением богатства? Я, дорогой мой, человек православный, а трудовая этика православия стоит на трёх китах-слонах: богоугодность – раз, не навреди – два, и на всё воля Божья – три. Вот они, наши ценности, наидрагоценнейшие. Себя уважать перестану, ежели поперёк этих правил пойду, философию русской жизни предам. Что я, Лопахин, что ли, вишнёвый сад вырубать? Какой он православный? Не досмотрел Чехов, не досмотрел, стороной религию обошёл. Нет, Власыч, я все западные трудовые этики, всех этих кейнсов изучал, рациональных зёрен наклевался досыта. А жить хочу – и живу! – по трудовой этике православия, очеловеченной. – Сделал паузу. – Другое дело, простачком, пентюхом в нашей кутерьме быть нельзя. Потому и кручусь-верчусь, Но в душе, – стукнул себя в грудь кулаком, – я решение по Поворотихе давно принял. Потому и погнал туда Владимира Васильича на разведку. Власыч, ты теперь понял, что я изыскателей ещё зимой на новую трассу зарядил? Но пока – молчок! Прикрытие соблюдай. Надо нам супротивников, мозговедов этих по ложному следу направить.

Снова рассмеялся.

Донцов в знак благодарности молча прижал обе руки к сердцу. Уж как рвался сказать чувственные слова, на языке трогательные фразы нависли. Но это было бы не по-мужски. «Спасибо!» говорят по частностям, а когда решают жизненные вопросы, словесные излияния излишни. В таких случаях глаза, взгляд скажут больше.

Синягин, конечно, понимал, какую бурю чувств взметнул в душе Донцова, и, видимо, оценил его внешнюю сдержанность. Довольный взорванной бомбой, он за письменным столом принялся быстро крутить в пальцах карандаш, но, скорее всего, тоже ощущал незаурядность момента. Потому что через минуту воскликнул:

– А по рюмочке надо бы выпить!

Достал из хрустальной горки початую бутыль «Мартеля», три коньячных бокала, поставил их на журнальный столик, наполнил на четверть. Вдруг ударился в воспоминания.

– Когда возвели Братскую ГЭС, взялись за Усть-Илимскую, это триста кэмэ через тайгу. Я по той трассе ездил, а там – забегаловка. Зима, мороз, шофера требуют по стопиисят и беляши. А за прилавком деваха – кровь с молоком, рта не закрывает, с шофернёй балагурит и бутылку на три стакана разливает – хоть линейкой мерь. Не глядя! Оказывается, эта веселуха при наливе обороты считала, на стакан по три вращения поллитровки. И всем поровну… Ну, ладно, давайте, мужики, за всё хорошее.

Когда выпили, Синягин снова вернулся к прошлому:

– Да-а, любопытные времена были на исходе хрущёвской баламути. Конечно, я того не понимал, но позже, заматерев, наблюдения давних лет, как говорится, привёл в систему и задним умом обнаружил в тех событиях, в той жизни мно-ого предвещательных признаков.

Донцов чётко уловил настроение Синягина. В памяти мелькнули сочинские беседы с профессором из «Курчатника», к тому же они только что приняли грамм по семьдесят крепкого «Мартеля», спешки не было. И Виктор плеснул бензинчика в костерок серьёзного разговора. Не то спросил, не то подумал вслух:

– Иван Максимыч, я разумею, сегодня предвещательных явлений да признаков тоже немало.

Синягин в упор глянул на него.

– А ты, Власыч, мужик непростой. Кабы тебя через мой магнитно-резонансный томограф не пропустили, да ежели бы ты за свою Поворотиху так не страдал, я бы осторожничал, лукавство заподозрил. Я ведь не рубаха-парень, Владимир Васильич знает мою подозрительность.

Вова кивком подтвердил.

– А относительно предвещательных примет…

Плеснул в бокал ещё коньяку и, не пригубляя, стал расхаживать по кабинету. Сперва молча, потом обратился к Донцову:

– Давай, Власыч, глянем на происходящее с точки зрения логики. Могучая, между прочим, наука. Ныне-то она в глухом загоне, о ней в верхах и понятия не имеют. А вот некий недоучившийся семинарист, взявший себе гениальную партийную кличку Сталин, на одном из совещаний с учёными – это, кстати, исторический факт! – задал вопрос: «А здесь логики присутствуют?» Логиков не пригласили, и экстренно вызвали знаменитого профессора МГУ Асмуса. Светило! Да, были люди в наше время, не то что нынешнее шоу лилипутов. При Сталине основы логики в школе изучали, во как! И, говорю, давай, Власыч, будем рассуждать логически. Может ли система власти не прийти в движение, если впереди маячит двадцать четвёртый год?

– Да там столько вариантов, что предугадать невозможно.

– А ты, Власыч, с логикой не в ладах. Предугадать невозможно, это верно. Но речь-то о текущих днях. Именно непредсказуемость правит сегодня бал. Не-пред-ска-зу-емость!

Синягин начал увлекаться, быстрее зашагал по кабинету чуть хлебнул коньяка.

– А чем вечно аукается непредсказуемость? Тут опять логика подсказывает: внутрисистемными конфликтами в высших эшелонах власти. Сегодня вдоволь талдычат, что уровень жизни народа на спаде, недовольство растёт, рейтинги падают. Да, так! Но что в верхах деется? Там ведь свои процессы идут, без внешних сенсаций, ладохи аплодисментами никто не утруждает. Но политические часы тикают неумолимо, транзит власти всё ближе.

И снова в памяти Донцова возник отзвук сочинских бесед – тот же стиль, та же глубина, новые подходы к общеизвестным темам.

– Всегда и везде политическая система состоит из разных звеньев, гибко соединённых друг с другом. Как цепь: неразрывна, однако со свободой манёвра. И сегодня звенья системы как бы возбудились – у них свои эрогенные зоны есть, – интересы властных кланов вступают в противоречие с общим смыслом режима.

Угадав в глазах Донцова непонимание, нажал:

– Пойми главное! Раньше строили вертикаль власти, консолидировались вокруг стабильности. А теперь ключевые опоры Кремля преследуют собственные цели. Нет, поторопился, поторопился главный путинский интеллектуал верноподданнейший Сурков с предсказаниями грядущего века путинизма. Неизвестно, как всё повернётся, какие ещё «Мерлезонские балеты» нас ждут, по словам Салтыкова-Щедрина, «в чаду прогресса». Непред-сказу-емость!

– Иван Максимович, но ведь есть же внешняя политика, где полное единство целей и подходов. – Донцов сам не был уверен в этом единстве, учитывая позицию Кудрина, Грефа и других именитых поборников западных идей. Тявкнул скорее для того, чтобы заявиться участником разговора, а не просто студентом-слушателем.

Но Синягина кудринско-грефовские частности не интересовали, он смотрел шире.