Вдруг какое-то безотчетное волнение охватило каждого из них. Как встретят их местные жители, захотят ли говорить с непрошеными гостями? Признаться честно, само место и непредсказуемость поведения местного контингента, с которым предстояло общаться, внушали некоторые опасения.
Между тем их джип катился по узкой извилистой улице между домами и оградами. Происходящие катаклизмы в виде землетрясений и здесь наложили свой отпечаток. Там и тут встречались полуразрушенные дома, сараи и ограды. Проехав пару километров, они выехали на небольшую площадь поселения, о чем говорило расположение небольшого рынка.
– Ну вот и добрались, – произнес Виктор, глуша двигатель машины.
– Выходим. Осмотримся.
Открыли двери джипа, им в нос ударил неприятный запах от нечистот. Виктор выругался:
– Ну и вонь!
– Живут как на свалке. Чего ты еще хочешь. Канализация у них точно не работает.
В первое время им показалось, что поселок мертвый, всюду были наглухо задраенные ворота, закрытые ставни на окнах. На улицах не было ни души. Да и на рынке работал всего один прилавок. Он был уставлен бутылями с какой-то черной жидкостью. Продавец в солнцезащитных очках промакивал потное лицо платком.
– Здравствуйте, – поприветствовал Эльз местного жителя. – Скажите, как можно тут жить, если так дурно пахнет?
– Это просто ветер в нашу сторону дует, в поселении запах послабее. Мы привыкли уже.
– Что у вас тут можно купить?
– Воду, хлеб…
– Ммм…
– Если у вас нет денег, согласен обменять на ваши часы.
– Зачем вам здесь часы? Ты все равно живешь по солнцу.
– Я обменяю на мешок риса.
– Смотри, – показал Виктор рукой на небольшое кирпичное здание, – вроде как церковь. Крест над ним. Не пойму только, католический или православный. Но точно не мечеть.
– А нам говорили, что здесь настоящие Содом и Гоморра. Значит, ошибались.
– Зайдем?!
Они прошли за невысокую ограду и открыли деревянную дверь со словами:
– Есть тут кто?
– У меня было сильное подозрение, что в наш поселок уже никто не придет… – встретил их фразой настоятель церквушки. Он оказался чрезвычайно живописен: горящие черные глаза и низкий выразительный голос. Оказалось, что зовут настоятеля отец Лотус. О святых он рассказывал с нежностью, как о своих личных друзьях, твердо веруя, что стадо без пастыря – пища сатаны, но при этом отличался терпимостью, как истый священник.
– Я утром, просыпаясь, сразу смотрю на небо – пойдет сегодня дождь или нет, – говорил он. – Если погода хорошая, значит, в церкви не будет прихожан. Все в поле, в работе. И разве можно их за это осуждать? У скотины и у хлеба ведь не отпросишься. Но если заглянет в храм даже одна душа, я для нее буду служить как для ста человек. Это ведь моя работа. Раньше чужестранцы, приезжая в незнакомое селение, первым делом шли смотреть местный храм, чтобы сразу определить, какие люди здесь живут. Если храм чист, светел и ухожен, значит, с местными жителями можно иметь дело. Сейчас все разрушено везде. А что таких уважаемых людей к нам привело?
– Да так, вот по пути заехали, – ответил уклончиво Эльз. – Решили посмотреть как вы тут живете.
– Сейчас у нас наступили трудные времена. Здесь человек человеку волк.
– Что же у вас так?
– Так ведь кто здесь собрался?
– Кто?
– В основном человеческий мусор. А он не возражает, когда к нему добавляют новый мусор, его суть от этого не меняется. Но чистое, если его загрязнить, уже перестает быть тем, чем было, оно может стать мусором.
– Вы прям пессимист!
– Богу богово, кесарю кесарево… Не надо делать того, что человеку неподвластно. Все мы умрем каждый в свое время.
– А вы не хотели бы спастись?
– Спастись значит попасть в Царство Небесное. Ни один не может знать, что он будет спасен.
– Значит, вы надеетесь только на Бога?
– Читайте Бытие, там все ясно сказано: что, зачем и откуда произошло.
– А я вот читал Бытие, – возразил ему Виктор, – и ничего мне неясно. Например, из Бытия совершенно непонятно, как соотнести обращение Земли вокруг Солнца с библейским изложением, где Солнце лишь источник света для Земли. Или, например, нахожу логические противоречия в свойствах Божьих, а когда для того чтобы попытаться разрешить их, копаю глубже, натыкаюсь на последний аргумент, нам, мол, смертным, не понять дела Божьи. Ну и где же здесь понятность Бытия? Вы говорите, что научная картина мира многого не объясняет. Но объяснение через Бога точно так же многое не объясняет, да еще и говорит, что это понять вообще нельзя.
– Вы видите истину, но она вам не нужна.
– Ну, расскажите, а как люди-то тут живут?
– «Неверье, слепота, но чаще свинство», – продекламировал он строки известного стихотворения. – Вам интересна их жизнь? Есть несколько категорий. Одни клянчат еду с протянутой рукой, другие работают на свалке, ищут цветной металл, с которого при сдаче можно получить деньги.
– А что можно сказать о местных нравах?
– Они ужасны! Когда устраиваются праздники, все просто упиваются. У нас запрещено угощать пришлых до тех пор, пока они не «пропишутся».
– А в чем заключается прописка?
– В том, что нужно признать власть судей.
– И это так важно для них?
– Грех, объединяющий нас в человечество, бросает в пропасть.
– Здесь у нас беспредел. И бессмысленные убийства. Народ не понимает, что творит. Он потерял ориентацию в жизни. Мы неуправляемы. У нас нет твердых категорий поведения. Полная безнравственность и какая-то алчность. Но они же этого не понимают.
– А не страшно ли жить здесь? И почему вы не уходите отсюда?
– Мне жалко людей. И кому-то надо нести свой крест.
– Не боитесь говорить о жестокости народа?
– А что же обижаться. Поговорите с ними о пороках. Вон этот продавец на рынке. Обокрал свою бабку родную. Взял все ее запасы. Напился с дружками. Потом протрезвел и плакал.