9. Неудачная попытка
Этим знакомым был молодой человек по имени Эдик Кутузов. Несмотря на сравнительно молодой возраст он выглядел старше и солиднее по причине того, что носил усы и небольшую аккуратную профессорскую бородку. А предлагал ни много ни мало нелегально перейти границу. И без визы и загранпаспорта добраться до одного из городков на юге Германии, где открыт пункт беженцев. Зачем, спросите вы, нужно забираться так далеко от России и сдаваться в плен. Все очень просто. В этом и состояло главное зерно гениальной идеи Эдика. Перебравшись на немецкую территорию, надо было прийти на любой пункт помощи беженцам и подать туда пару поддельных справок и заявление с просьбой предоставить убежище. Поскольку желающих его получить было предостаточно, а чиновников, проверяющих документы, как всегда, не хватает, поэтому документа обычно рассматриваются от восьми до двенадцати месяцев. На время, пока ждут результатов, немецкое государство предоставляет беженцу жилье и денежное пособие от трехсот до пятисот марок в месяц. Правда, неплохо. Причем Эдик уже пару раз наезжал в Германию и теперь делал очередной наезд. Какой-нибудь хорватский или палестинский беженец, получив уведомление об отказе в виде на жительство, уезжает. Эдик же за сто пятьдесят долларов на старом Арбате купил себе новый заграничный паспорт и под другой фамилией вновь собирался подать документы, но уже в другом городе, и снова исправно в течение восьми-двенадцати месяцев получать в кассе положенное по закону пособие. Некоторые российские граждане так и жили, делая третий, а то и четвертый круг. Обзаведясь «БМВ», «Мерседесами», «Опелями» и другими машинами с красивыми и волнующими названиями. Вот эта идея и вдохновила Родиона. И он собирался пожить за границей за чужой счет.
– А чем там можно заняться? – интересовался Крестовский. Эдик честно признался, что однажды ему предложили поработать разносчиком рекламы. Пару дней он таскался с листками какой-то компании, выпускающей экологически чистые продукты питания, но потом отказался. Парни из Нижнего Новгорода, которые промышляли в том же районе, засмеяли.
Но больше всего новый знакомый напирал на то, что можно потихонечку таскать вещи из немецких супермакетов. Только потом, учил он Родиона, надо действовать осмотрительнее – реализовывать уткраденные вещи на следующий день. На что Крестовский про себя ухмылялся: «Учи ученого, ты мне только помоги туда попасть, в эту Германию, а там…» Так далеко, правда, Родион еще не загадывал. Мелко воровать, как это делал Эдик, было ниже его достоинства.
Вообще, надо сказать, что в голову Эдика не сразу пришла эта идея. История Кутузова была проста, как три рубля. На закате советской истории жил он в городе Барнауле. Учился в техникуме, увлекался рок-музыкой, подумывал о высшем образовании. Вообще-то, ему хотелось поразить мир своими открытиями. Особенно почему-то нравилась дальняя страна Австралия. Он спрашивал всех: «Слушай, не знаешь, как уехать в Австралию?» Все думали, что Эдик юный провокатор и на всякий случай советовали поступить в институт, заняться комсомольской работой.
Но тут подошло время служить в армии, а родители считали, что именно она может стать для сына настоящей школой жизни. Эдик не сопротивлялся и честно отправился на Северный флот. А дальше было до банальности просто и типично: начались нелегкие флотские будни, зуботычины «стариков». После очередного педагогического мордобоя Эдика отправили в госпиталь на поправку. Пострадавшего первогодка начальство стало уговаривать рассказать о том, кто его избил. Части позарез нужен был показательный суд над «неуставниками». Но он-то хорошо знал основной закон «Закладывать ближнего – нехорошо». За несговорчивость начальство обещало после возвращения устроить ему кромешный ад. Поэтому после недолгих колебаний он подался в бега.
Оказавшись на воле и раздобыв чей-то паспорт, начал активно наслаждаться сладкими дезертирскими буднями. Впервые в жизни он понял, как здорово быть свободным и жить в огромной стране, в которой происходило, черт знает что.
Военкомы вычисляли его по месту жительства, наводили справки среди дружков и родителей, а он в это время колесил по республикам СССР, словно предчувствовал, что скоро все это станет чужой территорией. И каждый раз обнаруживал для себя, что неизменно оказывался около государственной границы, то с Турцией, то с Болгарией, то с Польшей. Это был рок.
Самой простой Эдику в свое время показалась польская граница. Там было меньше «колючки» и больше электроники. И он поехал в Западную Украину. Ему без особых приключений удалось попасть на территорию сопредельного государства.
В Польше его больше всего поразили двухэтажные электрички и он стал разъезжать «зайцем» по окрестностям. Однако, в отличие от Союза билеты здесь проверяли не тщедушные пенсионеры, а бугаи с пистолетами и наручниками. Бегал от них как мог, но в конце концов догнали и сдали в полицию.
Смекнули, что имеют дело с иностранцем. Но Эдик тогда больше всего боялся передачи в Союз, поэтому решил молчать, не выдавая гражданство. Полякам в конце концов надоели бессмысленные допросы и они обратились в Интерпол – тут-то и всплыли отпечатки кроссовок на границе. К делу подключились местные кегебисты.
Когда его доставили на польско-советскую границу, там уже с нетерпением ждали советские пограничники с ящиком водки и закуской. По неписаным правилам, та сторона, которой возвращали нарушителя, выставляла угощение своим более бдительным коллегам. Тут же возле символических столбов началась «торжественная передача». Захмелевшие поляки даже взгрустнули немного: «Старик, мы тебя чекистам не отдадим, они тебя замучают до смерти…» Но, разумеется, отдали.
…Вечер. Скорый поезд «Москва-Варшава» уже подан к перрону Белорусского вокзала. Психологи часто разделяют людей на статиков и динамиков. Статики всегда склонны к упорядоченной жизни и чувствуют себя комфортно, если пространство вокруг них хорошо организовано. Динамики же склонны к свободному образу жизни и импровизации. Без сомнения динамики – это челноки. Они потянулись на посадку. Все как один – пожилые и молодые – с почти одинаковыми, пока еще пустыми, но очень объемными сумками, в которых можно было запихнуть слона. Поистине эти огромные синевато-белые сумки челноков из стекловолокна – символ современной России. Одеты челноки в основном в спортивные костюмы и кроссовки – буднично, по-рабочему.
Родион с Эдиком были, наверное, единственными пассажирами, путешествующими без рюкзаков и баулов.
Пассажиры заполняли свои купе, раскладывали вещи по полкам, вытаскивая из сумок дорожную снедь. До Варшавы вполне можно расслабиться. Проводник международного поезда отлично экипирован, и по манерам держится не хуже чем пилот воздушного лайнера. Непреступен и важен, как испанский гранд. «Перегруз… Запрещено…», но небольшие знаки внимания в виде суммы в десять долларов делают его еще более надменным, и он вообще перестает замечать пассажиров и их багаж.
Наконец, вокзал, отхлестнув по стеклу купе искрами огней фонарных столбов, медленно отползал назад. Еще не поздно отказаться от намеченной затеи, но Крестовский был тверд в своих намерениях. Вначале Родиона посещали сомнения, тем более что в глубине души он был убежден, что никакой заграницы не существует, а просто ее придумала пропаганда, чтоб было с кем бороться и куда не пускать. Но загранпаспорт, как оказалось, все же существовал, и с некоторыми препятствиями, особенно связанными с неизвестным происхождением, он все-таки получил. Оформили его как рабочего одного подмосковного домостроительного комбината.
Состав «Москва-Варшава» набирал ход. Проплывавшие за окнами подмосковные пейзажи сменились мало чем отличавшиеся от них пейзажами Смоленщины. Проехали Гагарин. Следующая остановка Вязьма. Под монотонный перестук колес пассажиры ведут себя по-разному. Кто дремал, кто углубился в чтение, кто напротив, предавался веселью. Эдик уплетал купленную у бабки колбасу, обсуждая едва не случившийся провал.
Мирно и мерно стучали колеса. В купе наблюдалось равенство полов. Кроме них в Варшаву ехали две женщины средних лет. Обе челноки. Через час они были уже знакомы.
Инна Викторовна – золотая медалистка, кандидат наук вошла в рынок главным специалистом проектного института, без боя сдавшего свою территорию швейной артели. Единственная кормилица пятнадцатилетнего сына, считавшего оскорбительным подрабатывать где-либо. Спасение к ней пришло в виде челночного бизнеса. Вначале, она сгорала от стыда, но со временем преуспела настолько, что ей понадобился даже «верблюд», который таскал тяжести, брал на себя на таможне часть товара и ограждал свою хозяйку от рэкета.
Она листала газету «Двое» – знакомство по переписке. Внимательно разглядывала фотки женихов. Вздохнула:
– Эх, мужики какие-то все убогие. Вот послушайте: «Ищу родственную душу, которая разделит со мной мои увлечения: дельтапланеризм, прыжки с парашютом, альпинизм. Сильную, и самостоятельную». – Потом немного помолчав, задумчиво добавила, – дельтапланеризм – это хорошо.
Четвертым пассажиром купе была бывшая мастер одного московского почтового ящика, бывалая, плотно сбитая Валентина. Она везла какие-то термостаты, три десятка бритвенных помазков, доставшиеся почти бесплатно, а также неисчислимое количество бигуди, блоков сигарет и другого годного для продажи или обмена товара.
Валентину было трудно, чем-либо удивить. Тесно? Вы еще не ездили в Турцию? Вот когда оттуда едут, везут текстиль, кожаные куртки, дубленки, вот там действительно тесно. А здесь почти свобода.
По мнению соседок, Польша раньше, чем Россия ступила на нелегкую дорогу рыночных и политических преобразований, поэтому раньше торговцы, как с той, так и с нашей стороны удачно делали бизнес на золотых ювелирных украшениях, потом на электробытовых приборах от утюгов до электростанков. Икра давала сказочный процент прибыли. Потом водка. Теперь цены почти сравнялись, и стоило больших трудов преуспеть в этом виде бизнеса.
Поздно вечером Родион вышел из купе и приткнулся в сумеречном проходе к окошку. Неоновые лампы фонарей горели мертвым светом. Он наблюдал мерцание каких-то серебряных и золотистых огоньков, то исчезающих, то возникающих снова.
Под мерный стук колес можно несколько забыться. Вокруг люди, их личная неустроенность и неопределенность, и твое собственное будущее казалось не таким серьезным. Потом пошел спать.
…Скоро граница. Проводник раздал листочки деклараций. Заполняя ее, и отвечая на вопросы, сколько гражданин везет валюты, есть ли оружие и наркотики и художественные ценности, это даже польстило Родиону, что его можно было заподозрить в чем-либо подобном. Пассажиры сидели тесно прижавшись друг к другу заглядывая в декларацию: как кто ее заполнил.
Больше всех переживала Валентина. Она сидела мертвенно бледная, ее декларация тряслась так, словно ее снизу поддувал мощный вентилятор.
Граница – дело серьезное. Проносятся по составу, сменяя друг друга, пограничники с собаками, таможенники, какие-то суровые люди в штатском. Кого-то выводят под руки. С кого-то берут штраф.
Уже перед самым визитом таможенников в купе стали забегать какие-то активисты, которые спрашивали: «Как будем договариваться с таможней: каждый за себя или сообща?» Предлагалось скинуться. Те, кто вез много «криминала», стояли за социализм: зачем мол, разбираться, надо быть всем заодно. Но трусливые носители индивидуальных ценностей ни в какую не соглашались и не хотели круговой поруки. Их соседка Валентина разрывалась между желанием подмазать и желанием сэкономить: у нее было много «криминала», но еще больше было долгов.
– Всем приготовить паспорта и багаж к досмотру! – последовал зычный голос таможенника и сердце, нырнув сначала в пятки, забилось, учащенно, как будто ты как минимум преступник, и решается твоя судьба: посадят тебя в тюрьму или нет.
Эдик, заметив волнения Крестовского успокоил его: «Родион, мы ничего не везем, нам бояться нечего».
И все же, то, что они ехали налегке, показалось подозрительным таможенникам. Крестовского отвели в сторону и тщательно обыскали. Но, кроме 100 марок, ничего не нашли. Не внесенная в декларацию валюта покоилась в плавках у Эдика.
В Бресте после переезда границы их ожидал новый таможенный досмотр, теперь уже польский. В вагон властно зашли польские таможенники в какой-то необычной красивой форме. Кто-то из пассажиров просыпал сухие сливки. «А вот и героин», – пробуя на вкус белый порошок, пошутил польский офицер. Таможенник внимательно просмотрел паспорта. Другой представитель таможни привычным и натренированным жестом профессионала склонился над Валентининой сумкой, необъятной по размерам, которую, наверное, берут для восхождения на семитысячники и оттуда гейзером вырвался ворох женского белья, шампуней, будильников, термостатов и кладка сигаретных блоков. Все замерли. «Выставить в коридор и сдать в камеру хранения», – прозвучало властно.
Потом таможенник так же величественно, как и вошел, покинул купе. После этого Валентина стояла в коридоре вагона, умоляя и бормоча что-то извиняющее. Затем, не теряя времени, пока таможенник занят вещами в соседних купе, молниеносно стала бросать невесомые кирпичики блоков сигарет Инне Викторовне и Родиону с Эдиком, которые как цирковые жонглеры ловили их и прятали под матрасы. Второй раз купе не проверяют, как сорвавшийся с виселицы считается повешенным, так снаряд не попадает в воронку ранее сделанного выстрела.
– Ну, хватит, – таможенник дал Валентине знак следовать за ним. Через некоторое время их соседка по купе возвратилась вполне довольная. Ей удалось договориться с таможней.
Между тем поезд стал набирать скорость. Все расслабились. Вагон гудит. Спустя некоторое время поезд прибывал уже в Варшаву. – Выходим, – и Кутузов пошел первым, обходя сумки и чемоданы других пассажиров.
Польша оказалась не такой уж барахолкой, которую ожидал увидеть Крестовский. На улицах было полно украшенных затейливой рекламой кафе, где кормили дешевле чем в московских столовых и забегаловках. Прошло еще несколько часов дороги и вот граница с желанной Германией. Преградой был мост, который необходимо было каким-то образом преодолеть.
Эдик ходил удрученный, дважды спускался под мост, и качал головой. В прошлый раз он перебрался на ту сторону под этим мостом по балкам фермы. Сейчас под ним была протянута колючая проволока, видно кто-то пересекающий границу этим путем попался, и пограничники укрепили границу.
– Что будем делать? – спросил Крестовский.
– Делать нечего. Ночью придется вплавь перебираться через реку.
Эдик знал несколько «окон» – бродов, где можно было, перебраться с одного берега на другой, не рискуя нарваться на пограничный пост.
– До брода двенадцать километров выше по течению. В ближайшей лавке они купили большие полиэтиленовые мешки, чтобы не намочить багаж во время водной переправы. Темноты стали дожидаться в придорожных кустах.
Когда на небе зажглись первые звезды, они тронулись в путь. Это было достаточно просто, так как дорога шла по брегу реки. До перехода оставалось уже вероятно немного, как неожиданно их осветила неизвестно откуда появившаяся машина. Бросились в рассыпную. Крестовский залег в придорожный кювет. Машина остановилась совсем рядом с ним. Польские пограничники вышли из машины, с ними была собака. Собак Родион не любил и знал, что она его найдет все равно, поэтому по своей инициативе выбрался из кустов и поднял руки.
Пограничники посадили его в машину и повезли в комендатуру. По дороге Родион рассказал пару смешных анекдотов, чем сразу расположил к себе. На допросе он держался версии, что путешествует, сбился с дороги и случайно оказался на берегу реки. И его отпустили.
– Кто же там переходит? – говорил на утро в кемпинге местный администратор. – Знаю я тут одно местечко километров в восьми отсюда, – и вопросительно посмотрел на Крестовского.
Родиону пришлось дать ему сорок марок, но зато он получил заветный план, где крестиком было показано место гипотетического перехода границы. Что такое восемь километров для молодых ног и целеустремленного человека?!
Но на том самом месте, как специально, Родиона дожидался молодой пограничник. Представитель польской власти долго расспрашивал, откуда, куда и зачем он собирается идти. Когда казалось, стало совсем не о чем рассказывать, наш путешественник понял, что молодой человек нуждается в материальной помощи. Он отдал ему энную сумму и они пошли в разные стороны.
Боязни больше не было. Распирала обида, и появился азарт. Все рассказывали, что границу нелегально переходят каждую ночь сотни людей. Поляки каждый день продают сигареты в Германии и к вечеру возвращаются обратно, ему об этом Эдик прожужжал все уши.
– Тридцать марок и я тебя довезу в надежное место, где ты прогулочным шагом перейдешь границу, – уверял Крестовского один таксист-поляк.