Ради нескольких строчек в газете. Записки о Доме прессы и Доме радио

Свой первый орден – «Красного Знамени» – Хренков получил за участие в финской кампании. Потом последовали другие награды: орден «Красная Звезда», орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги».

«Наше поколение первым приняло удар фашистов, – рассказывал Дмитрий Терентьевич (он родился в 1918 году). – Нам едва исполнилось двадцать, когда на рассвете 22 июня 1941 года содрогнулась земля и сквозь еще не осевший чад разрывов тупорылые фашистские танки, обдав нас смрадом выхлопных газов, перескочили через наши окопы и устремились к маленькому литовскому городку Таураге.

Через несколько минут выстрелы гремели и впереди и сзади. А нам удалось отсечь вражескую пехоту и расстреливать ее эшелон за эшелоном. Никто не покинул места в боевом расчете. Приказа отходить не было!»

Как фронтовой корреспондент Хренков участвовал в десантах на «Невский пятачок» и эстонские острова, в танковом рейде по вражеским тылам на Новгородчине, нес дежурство в окопе вместе с Героем Советского Союза, снайпером Степаном Лоскутовым. Во время войны в газетах появились его заметки и репортажи о снайперах, танкистах и моряках.

В мирное время Хренков написал книги и статьи о писателях-фронтовиках Сергее Орлове, Александре Гитовиче, Виссарионе Саянове, Борисе Лихареве, Михаиле Дудине, о блокадной музе Ленинграда – Ольге Берггольц. Благодаря его усилиям и авторитету увидел свет красивый темно-зеленый томик стихов Анны Ахматовой, изданный после длительного замалчивания творчества выдающейся поэтессы. За книгой развернулась настоящая читательская охота. Я не без труда достал этот сборник, но вскоре его у меня стащили.

В 1984 году Хренков ушел (или его ушли) из «Невы». Иногда он появлялся в Лениздате, заглядывал и в нашу редакцию, держался просто, о себе, по обыкновению, рассказывал мало. Мы знали, что он одинок, дочь вышла замуж и уехала в Японию.

Скончался Дмитрий Терентьевич в 2002 году. По слухам, умер он в ванне, когда в нее хлынула очень горячая вода…

Редактирую книги о моряках и доярках

Я был зачислен в штат Лениздата 1 августа 1958 года. За несколько дней до этого произошла моя случайная встреча на Невском проспекте с журналистом Юрием Синяковым. Мы вместе учились в университете на филфаке, в одной группе. Он сказал мне, что работает редактором в Лениздате, и поинтересовался, как обстоят дела у меня:

– Уже три месяца безработный, – ответил я.

– Приходи к нам, устроим, – предложил приятель.

Год назад я окончил аспирантуру и потом за полставки преподавал на университетских подготовительных курсах. Жил с женой Ольгой и двухлетним сыном Борей в арендованной комнате, в полуподвальной коммуналке, на острове Голодай.

Я рассчитывал защитить кандидатскую и ждал выхода в свет в издательстве «Советский писатель» своей книги «Песни русских рабочих», надеясь, что она станет весомым аргументом при защите.

В Лениздат меня взяли младшим редактором отдела общественно-политической литературы. Там появились две вакансии, поскольку оказались уволены редакторы С. и М. Оба имели хороший приработок на стороне: писали за кого-то книги, диссертации. «Легкие» деньги не принесли им удачи. Участились посещения ресторанов и квартир с сомнительной репутацией. Однажды гуляки развлекались с девицами легкого поведения и были засняты милицией на пленку. Потом полковник брал у них деньги за сохранение тайны. В конце концов, шантажист попался, обнаружили пленку. С. и М. пришлось расстаться с Лениздатом.

Я сел за стол С. Однажды он явился в редакцию в модном пальто, новой велюровой шляпе – такой важный, что я принял его за инструктора обкома. Вальяжный гость похвастался, что неплохо устроился в журнале «Дружба народов». Не стал безработным и М.

Заведовал нашей редакцией Виктор Иванович Марков, человек опытный, номенклатурный. Через несколько лет его назначили директором ленинградского отделения издательства «Медгиз». Место Маркова на долгие годы занял напористый Юрий Иванович Синяков.

Во время, о котором идет речь, старшим редактором у нас был пожилой Лев Маркович Питкин. Среднее поколение представлял Кирилл Иллюминарский, молодое – Синяков, два Володи: Синютин и Озеров, Эдуард Азаров и я.

Просторная комната общественно-политической редакции находилась на первом этаже. Через нее ходили в библиотеку, где хозяйничала молодая брюнетка Елена Холшевникова – дочь знакомого мне по филфаку доцента Владислава Евгеньевича Холшевникова, автора книги «Мысль, вооруженная рифмами». Со временем Лена стала штатным корреспондентом «Ленправды».

Поначалу меня загрузили оформлением договоров с авторами. Среди них были интересные люди, например, поэт Виссарион Саянов и прозаик Евгений Федоров – создатель трилогии об уральских заводчиках Демидовых. Однажды, когда я составлял договор, Федоров пожаловался мне, что у него – масса хлопот с дачей. Пожарники, санврачи, электрики пытаются содрать с писателя все больше денег. Но он уже накопил опыт отражения атак вымогателей.

Мне доверили редактуру будущей книги историка Михаила Столяренко «Моряки в огне революции» – об участии североморцев в Гражданской войне. Я увлеченно погрузился эту рукописью, но, в конечном счете, Марков отдал ее на литературную обработку опытному правдисту Юрию Стволинскому. А Столяренко поблагодарил меня за проделанную работу. Как и другой историк – Татьяна Бурмистрова: ей я помогал делать брошюру о пролетарском интернационализме.

Через полгода меня произвели в редакторы и перевели в отдел сельскохозяйственной литературы. Я утешал себя тем, что Марк Твен редактировал сельскохозяйственную газету. Увольняться не имело смысла. В Лениздате сотрудник, нуждающийся в жилье и успешно проработавший пять лет, получал комнату, а через десять – квартиру. В Пушкинском Доме я об этом мог только мечтать мечтать.

Слева направо – А. Данилевская, Ю. Власов, А. Зотова;

стоят В. Лебедев и А. Нутрихин

К тому же, туда меня в ИРЛИ не пустил бы его директор Василий Базанов, позднее «зарубивший» мою диссертацию. У пожилого ученого завязался роман с аспиранткой Ольгой Алексеевой. Тема её диссертации частично совпала с моей. Василий Григорьевич убрал меня, тогда молодого, неопытного, с научного пути дамы своего сердца. Злоупотребил своим положением заведующего кафедрой, где должна была состояться моя защита.

…Сельскохозяйственной редакцией заведовал бойкий невысокий толстячок Юрий Владимирович Власов. Мы с ним не сошлись характерами. Он любил хвастать, рассказывая, что был чемпионом Ленинграда по штыковому бою. Его, мол, включили в команду для численности, а противник не явился на финальное соревнование. Команда одержала победу, и Юрий Владимирович без напряга сделался чемпионом. Еще он вспоминал такую яркую страницу своей биографии: в 1945 году, в день Победы, мол, проехал по столам офицерской столовой на белом коне.

Слушая Власова, я не скрывал иронической улыбки. А он обиделся и, видимо, был доволен, когда я ушел от сельхозов, хотя в этой редакции трудился славный народ.

Владимир Лебедев был примерно моих лет, и у нас сложились приятельские отношения. Мы вместе ходили обедать на улицу Карла Росси, в хореографическое училище, имевшее недорогую столовую. А по вечерам мы часто играли в популярный тогда пинг-понг, в комнате на верхнем этаже старого лениздатовского здания. На подаренной мне книге Володя написал:

Вспомни дни счастливые.
Хотя порой бранчливые,
Столовую у балерин,
Пинг-понг in mesonin.

Вскоре Лебедев женился на москвичке и уехал в столицу. А я выпустил в свет брошюру доярки Анны Титок «За 6300 литров молока от каждой коровы» и переместился в находившуюся в том же доме в Апраксиным переулке редакцию газеты «Телевидение. Радио» – на должность литературного сотрудника. Меня на новом месте устроило свободное расписание. Ходить в учреждение к 9 часам утра каждый день не хотелось…

Фигаро здесь – Фигаро там

Потом я несколько огорчился: мне вменили в обязанность временно быть и сотрудником «Кинонедели Ленинграда». Ее редактор Константин Герцфельд при первой встрече пошутил: «Теперь у меня есть, кому отвечать на письма читателей» – и показал на мешок в углу кабинета.

Редакции этих газет размещались в двух небольших смежных комнатах на втором этаже дома в Апраксином переулке (одна сторона здания выходит на Торговый переулок). Позднее нас переселили в надстройку, на четвертый этаж, куда, в двадцатиметровую комнату, втиснули и только что созданную «Спортивную неделю Ленинграда». Здесь три редакции сосуществовали два года.

Читала наши издания корректорская фабрично-заводских газет города, находившаяся в бывшем министерстве внутренних дел, построенном Карлом Росси. Часть дома занимала типография имени Володарского, часть – редакции основных городских газет и выпускающие фабрично-заводских.

В корректорской ФЗГ работали в то время преимущественно женщины разных возрастов и трое мужчин, из которых выделялся Олег Рисс, очень интеллигентный, из политзаключенных. Рассказывали, что до лагеря Вадим Олегович преподавал в институте, а после освобождения дорога в вуз ему была закрыта.

И в новой ипостаси Рисс реализовал свой интеллект. Он написал и издал две книги: первая представляет собой техническое пособие по корректуре; вторая – размышления о специфике профессии, ее прошлом и настоящем. «Работа настоящего корректора, – говорил Олег Вадимович, – сродни искусству».

Читала нашу газету и Нора Сергеевна Довлатова. Темноволосая, приветливая дама средних лет, в прошлом – артистка. У ее сына Сергея Довлатова был опубликован один рассказ в «Крокодиле», за который его разругали критики. Работал он в многотиражке завода «Красная заря». Этот высокий красивый парень приходил в корректорскую к матери и жене Лене, стройной брюнетке, на которую я иногда засматривался.

До 1964 года – тогда завершили строительство нового здания на Фонтанке – мне летом и зимой приходилось шагать с «Горбушки» в дом напротив, доставляя полосы из редакции в корректорскую, печатный цех и обратно. Каждая полоса проходила две «сверки», потом читалась «сводка». И еще газету давали читать сотрудникам горлита, то есть цензорам. Только хорошая спортивная форма позволяла мне справляться с такими нагрузками.

За программами (первые годы) я ездил на телестудию и ходил в Дом радио, собирал у редакторов передач заметки-анонсы. Я также читал полосы, отвечал на письма и телефонные звонки: исполнял обязанности редактора (он тогда главным не назывался). И выступал в роли подчитчика объявлений о разводах в отделе информации. В него тогда формально входила наша редакция.

Наш корректор (со временем у нас появился свой редакционный корректор) Ирина Сологуб однажды ко дню моего рождения сочинила вот такое шуточное стихотворение:

Вот он – Нутрихин Толя,
Как прима из «Ла Скала»
Октаву за октавой,
От «до» до «си бемоля»,
Шутя, берет, так Толя
С завидной грациозностью
Возможные все должности
В редакторской юдоли
Ведет легко. Нутрихин
А.И. – и.о. редактора.
Он пишет и за автора,
И как подчитчик лих он.
Он – мастер корректуры.
Курьер – вмиг, как из пушки,
И в цех, и на «ватрушку»
Слетает. Но натуры
Нутрихина призвание
На радость милым дамам