– Исправьте! Вы ж моторист!
– В том-то и дело, что нет. По специальности я техник-коммунальщик. А у моториста свадебный отгул.
До берега добирались на лодке с веслами. К врачу примчались на такси.
– Кто тут и. о. главврача? – влетел в ординаторскую запыхавшийся Хомут, которому уже сама земля казалась исполняющей обязанности планеты.
– Пока со своими обязанностями я справлюсь сам, – ответил высокий седой человек. – В чем дело?
Жизнь и здоровье директора были спасены.
В понедельник утром он вышел на работу. А после обеда колбасники были удивлены новым его приказом. Кондрат Хомут переводился на прежнюю должность кладовщика.
«Вечерняя Москва». 18 июля 1969.
Е. Кравченко
Марсианин
Имела я, люди добрые, «Самородка» в хате, «Гармоничного лодыря», «Магнитофена», а теперь дожила вот до «Марсианина».
После того случая с магнитофонною лентою мой Харитон работал несколько месяцев. И работал так, что в передовики начал выдвигаться. Исполнял в колхозе, как он говорил, «разную тематику», не отказывался от самой тяжкой работы. Я радуюсь, голова колхоза хвалит его. В нашей хате тишина и покой, как у людей. Харитон величает меня только Горпиночкой.
Раз вечером пришел он выпивши: на свои трудодни деньги получил.
Пришел, поужинал молча. Достал из кармана несколько журналов, на которых были изображены ракеты и спутники, и начал внимательно рассматривать. Я сразу догадалась, что им снова овладел порыв к чему-то невероятному. Но вида не подаю, а так деликатненько спрашиваю:
– Харитон Иванович, вы на работе сегодня были?
– Нет, Горпиночка, – так вежливо молвит. – Не был и больше не пойду.
– Почему? – спрашиваю.
– То не моя тематика… Харитон Иванович рожден для героизма, а не для того чтоб ковыряться в навозе.
– Какого героизма? Может, вновь будешь писать?
– Не-е, – отвечает, то дурное и невыгодное дело… Я совершу такой подвиг, что про меня возьмутся писать лучшие писатели мира. А народы памятник золотой поставят! Вот какая сейчас тематика у меня в голове. Так что не надо ссориться и скандалить, пока я своего не добьюсь.
– Что же ты надумал делать?
– Готовлюсь лететь на Марс в ракете. Уже и заявление подал в Москву. Вот в журнале ясно сказано, чтооро полетят туда люди. Вот я и хочу быть первым марсианином. Мне честь и слава, а тебе – гонорар.
– И когда же вылетать? – спокойненько спрашиваю.
– Как получу сигнал из Москвы. Тем временем начну усиленно тренироваться. А ты, Горпиночка, сотвори мне для этого наилучшие условия.
– Какие именно?
– Не ругайся, хорошенечко корми, покупай каждый день четвертиночку для аппетита. Ведь для такого ответственного полета надо быть физически крепким, при теле и чтоб нервы были и порядке. Покрепче гагаринских. Так, моя милая. А в колхозе заяви, что Харитон Иванович больше не явится на работу, он же уже почти марсианин.
На работу утром не пошел. Я, правда, ни слова. Знаю его характер. По пути на ферму заглянула в правление, пожаловалась председателю. Тот пообещал вызвать, поговорить. Но ничего не получилось из этого: Харитон не явился.
Так продолжалось с месяц. А тут подоспела горячая вешняя пора. Сколько ни уговаривала идти на работу, как горохом об стенку. Спит, ест, читает журналы о ракетах.
Наконец, не выдержала, пошла в правление.
– Посоветуйте, говорю председателю и парторгу, – что делать с марсианином? Пока полетит, мне и уши объест.
Председатель усмехнулся:
– Знаете, что я надумал?
– Что же?
– Состряпаем телеграмму, будто Москва вызывает от нас кого-то для полета на Марс. И попробуем попугать Харитона Ивановича. Давайте сегодня вечером!
Так и сделали. Пришла я с фермы и прикинулась, что плачу. А Харитон:
– Что с тобою, Горпиночка? Кто обидел или занедужила?
– Ой, – молвлю, – хуже… – Обняла его, причитаю: – На кого ж ты меня спокидаешь? Кому же я буду стирать сорочки, готовить обеды? С кем поговорю по душам?
А он так насторожки:
– Что, Горпиночка, может, недоброе слышала в международной тематике?
– Слышала. Только что из правления. Телеграмма пришла. Москва зовет в полет. И кто тебя заставил писать то заявление!? Идем в правление, может, отпросишься. Я не перенесу такого. Идем, Харитоша!
Верите, Харитон как-то разом увял, сжался. Долго разыскивал сапоги, а еще дольше обувался. Дважды левый сапог напяливал на правую ногу. Руки дрожат. А мне смешно!
Пошли в правление. За всю дорогу ни слова не проронил. Вошли. Председатель и парторг поднялись навстречу. Оба такие серьезные, занятые. Первым заговорил председатель:
– Дорогой наш Харитон Иванович… Простите, что побеспокоили. Но дело очень важное… – достал из ящика в столе бумажку. – Сегодня получили телеграмму из Москвы. Вот она: «Трехдневный срок командируйте самого здорового физически колхозника для полета на Марс тчк. Москва, Энский переулок, семь, ГОП».
Сначала рассказ Е. Кравченко я перевел с украинского на русский. Затем мой текст перевел на чувашский чебоксарский писатель Аркадий Эсхель. Двойной перевод опубликовал чувашский журнал сатиры «Капкан» (№ 17 за 1962).
Воцарилась тишина. Харитон дрожащими пальцами взял телеграмму. Долго читал, словно изучал каждую букву. Потом спрашивает:
– А что такое ГОП?
– Государственная организация полетов, – пояснил секретарь партийной организации.
А председатель:
– Так как, Харитон Иванович, поедете в ГОП?
– Разве в колхозе нет здоровее меня человека?