Укупили что надо, бегом на станцию.
До поезда небольшие минуты. Что делать?
Мы стояли у этого пухлого ящичка, мама покаянно говорила:
– Великий грех мне будет, хлопцы. На базарь аж в Батум забегала! Кучу раз! На нырков время найшла, а на батьку ни. Я ж в последний раз бачила его живого в Кобулетах… Приезжала к нему с Глебшею, навидала. Треба сходить бы на то место, где виделись… А куды за пять минут уйдёшь?.. Стоко поезд наш стоит в Кобулетах. А следущий тилько взавтре… Мимо батька скоко раз пролетала в Батум за едой вам да и назад… А к нему и разу не сходила…
Я погладил ящичек по оранжевой щеке.
«Ты все это слышал?» – спросил я.
«Слышал».
Я кивком простился с ним и вышел к Юрке.
25
И все-таки лепят не Снегурочек, а снежных баб.
Г. Малкин
На следующий день я едва проснулся. И не без основательной мамушкиной помощи.
Было воскресенье.
Как обычно, по воскресеньям весь посёлок выгоняли на чай затемно. Мол, пораньше выбежим, ударно до двух работнём, а там и вразбег, скачи кому куда возжелается. Кто за продуктами на базар. Кто на огород. А кто и на речку плевать лягухам в глаза.
Одеяло слетело с меня.
Я слился в ком, машинально укрылся полотенцем – висело над головой на койкиной спинке.
Трофейное одеяло мама водрузила на сундуке, кинулась к полотенцу. Я не собирался с ним расставаться, трудолюбиво вцепился в него, меня и подняло до сидячего положения.
Мама рванула ещё к себе – я к себе. Причём рванул я с излишней увлечённостью, мама чуть не упала на кровать, увернулась сесть рядом со мной.
– Ну чё ото сидеть пеньком? – с сердцем выговаривает она, отпыхиваясь после возни со мной. – Все уже на рядах. Одна я с тобой втуточке борюкаюсь. Пойшли, сынок… Воскресенье… На сегодня и участочек Капитон получше выделил, и рвать розогрешае с брачком… Воскресная фабрика всё слопает! Пойшли… До обеда хо?роше постараемось и в город на гулюшки! Уставай, пойшли!
– Куда пошли? – закрываю я кулаком зевающий рот.
– На чай, сынок.
– А сегодня что?
– Ну… Воскресенье…
– Го-осподи! Даже в воскресенье по-божески не поспишь… Окно вон серое. Да ещё ночь! Ночища!! Часов шесть? По Москве пять. По Лондону два ночи… По Вашингтону ещё только девять вечера! Ве-че-ра!!! А я уже вставай! Добрые люди только ло-жат-ся! – Я повалился, прикрылся полотенцем. – В девять вечера поднимать!.. Мам! Я этого не вынесу. Что да ни будь утворю с собой.
– Утвори, утвори, хвостобой.[118 - Хвостобой – болтун.] Лучше натягуй штаны! Глеб вон уже кукурузу досевать бежит. А тебя чёрт ма добудишься!
Глеб с тохой в руке лыбился от приоткрытой двери.
Он действительно уже шёл сеять. Варварино любопытство задержало его на секунду.
– Бачь! – сказала ему мама и кивнула на меня. – Губа не дура, на який-то Ва… шин… держит хвост.
– А Вы, ма, ответьте, на Колыме уже два часа дня. До такой поздни спать – пролежни на глазах будут.
– Да топай ты своей святой дорогой, сеятель-хранитель! – огрызаюсь я вслед выходившему Глебу, напяливаю отсыревшие за ночь на крыльце брезентовые гремучие шаровары. Набираю в рот воды, споласкиваю изо рта руки над плохим ведром.
– Дуже гарно не умывайся, – распоряжается со смешком мама. – Сороки вкрадуть… Така потеря… Скорише, скорише! Ну шо ты, утка, пять часив булькаешься?
– Умыться я должен?
– Росой умыешься. Не на парад итти.
– А по-Вашему, то и надо умываться лишь дважды в году? На Май да на Новый год?.. Интересно, почему воскресенье в численнике красное, раз работаем? Для кого оно красное?
Со стены щекасто жмурился сытый толстячок календарь.
– Что ты к нему привязался? – сердится мама. – Красный и красный. Тебе-то шо?
– А то. Чего поесть?
Мама немо уставилась на меня. Утром по воскресеньям, перед чаем, мы никогда не ели. Кусок кукурузного чурека кинешь в корзинку, на плантации сжуешь, как всерьёз проснешься. А сейчас… Тёмная рань ещё, спешка. Не до еды.
Мама онемела от моей наглости.
Блажь тянет меня за язык. Гну своё:
– Так что поесть?
– Ой! Да ну попей воды! Чи жалко?
– Вода не пойдёть. Я на работу иду. Мне сила нужна.
– Он щэ в еде роется! В обед разома и отзавтрикаешь! Успеешь щэ набить кузовок…
– Вот после обеда и пойду на Ваш чай.
– Да ты шо, сказывся? Ходи?м!
– Ходил чёрт за облаком, да оборвался!
– И чего ото пустое балакать? Тебе пить или воды?
В ответ на моё молчание она мягко потребовала:
– Идём… Раньче пойдём, раньче вернёмся…