В больнице раскусили, кто он и организовали встречу медперсонала и всех хворых с почётным больным.
Кровать Ивана Ивановича подняли на пиленые чурки, синее одеяло заменили красным.
Он не мог сидеть. Лежал с полотенцем на лбу, меланхолично выбросив слабую руку поверх красного одеяла, а все подходили, преданно её тискали и говорили, говорили, говорили…
Каждый халат не забывал пригласить на встречу к себе по месту работы.
Закончились смотрины, Иван Иванович отчаянно швырнул мокрое полотенце за диван и – домой.
Дома ждал воз писем.
Ну да, от пионеров и пенсионеров, наиболее любопытной категории рода людского. Они допытывались, о чём Иван Иванович думал, бросаясь под непустой товарняк: о Матросове, о жене, о детях. Интересовались, как учился, что любил читать. Читал ли Мопассана в пятом классе и какое влияние тот оказал на отделку его характера. Как относился к родителям, был ли бит, если да, то за что и как именно.
Каждый конверт умолял осветить жизнь со дня рождения до великого броска, так как она, наверное, поучительна.
Вначале Иван Иванович рыцарски отвечал, мобилизовав на почту всех домочадцев. Пионерам писала дочка пятнадцати лет Люда, пенсионерам – бабушка. Их консультировали Иван Иванович и преддомкома.
Раз Люда, чуть не плача от обиды, показала отцу конверт с целующимися голубями.
Юный вертопрах изливал душу:
«Я не могу без вас дышать, Людуня! Вы, по статейке в газетке, очаровательны. Мне б вашу фотку».
Это признание явилось лишним пёрышком, от которого тонет судно.
Иван Иванович порвал первое письмо из своей героической почты и еле слышно клацнул зубами, предварительно откинувшись на спинку кресла.
Представляете, у него куда-то запропастился пульс.
19 февраля 1967
У всякого Филатки свои ухватки
(Рассказ фельетониста)
Трудно ползти с гордо поднятой головой.
Б. Крутиер
«Кто лыка не вяжет, тот и лапти не плетёт!»
– Музыка облагораживает! – выразил я дерзкое предположение.
Директор музыкальной школы Эдуард Зудяков, имеющий в наличии опухшее лицо, свидетельство пренебрежительного отношения к закуске, весело рассмеялся. Потому что я сказал невероятную глупость.
Взгляды на музыку явно расходились.
Интервью не клеилось.
Тогда я сменил пластинку и полюбопытствовал о досуге и самочувствии Зудякова, зная, что он оставляет в ведомости автографов на два с половиной уха.[30 - Два с половиной уха – две с половиной ставки.] Но не все же двадцать четыре часа в сутки печёт он рубли. Когда-то и отдыхает.
Как?
Утром он мечтательно и мучительно ждёт почту.
Письмо!
Он вожделенно вскрывает послание, пробегает первые строчки и уверенным руководящим шагом ложится на курс преподавателя Дудякова.
– Что делать с тобой, великий ты мой артист подгорелого театра? Ты что вчера залажал?[31 - Залажать (муз.) – сыграть неточно, сфальшивить.] – патетически вскинул руку с конвертом. – Что же это за сольфеджирование? Вот…
Он уставился в письмо, запел угрожающим речитативом:
– «Мы, родители, уведомляем вас, товарищ директор, что нам очень больно видеть Якова Андреевича Дудякова на снегу. Они были выпивши и могли простудиться… У них, поди, в трубочку завернулись уши от холода…» Какая баркарола! Ты что, фигурист,[32 - Фигурист – пьяный человек.] лошадиными дозами?
Дудяков принципиально изучает пол, повинно скребёт свой затылок.
Зудяков – свой.
Наконец Зудяков обрывает паузу.
– Такую фугетту оставлять нельзя. Действуй!.. Ну чего ни с места? Твой нешевелизм меня удручает… Две ноты крестом[33 - Две ноты крестом (муз.) – о примитивной, несложной для исполнения музыке.] не можешь изобразить? Ну нульсон![34 - Нульсон – полное отсутствие чего-либо.] Хоть скоммуниздь где на фёдора…[35 - Фёдор – половина бутылки спиртного.] Лабай![36 - Лабать (муз.) – исполнять музыкальное произведение.] Давай аллегретто![37 - Аллегретто (муз.) – умерено быстрый темп.]
Дудяков готов занять на омовение жалобы хоть у Бога, хоть у учащихся. Кто даст скорее.
Искомая сумма находится.
Бедным родителям вечером снова больно.
«Фигуристов опять разносят по домам».
Непосвящённые могут от умиления расплакаться.
Надо же!
Как в Нежносвирельске почитают отцов музыки.
На руках носят!
А всё куда проще.
Музыкальные отцы хватили лишку и потеряли способность передвигаться по горизонтали. Их так и подмывает пасть трупами на землю. Между близкими и тружениками хитрого домика[38 - Хитрый домик – отделение милиции.] разгорается конкуренция. Оттого, кто вперёд подоспеет, зависит, где проведёт музыкальная персона ночку. Дома или вне.
Если почта не приносит родительского сигнала, настроение у директора падает ниже некуда.
Тогда он подходит к первому попавшемуся сослуживцу мужского образца и тоскливо предлагает:
– Погрустим…