Говорила мама…

Рядовая

Гриша вернулся с ночной смены в восемь утра.

– Мы тута досиделись до краю! – жалуется ему мама. – Нечего было и разу попить. Спасибо, наносил Толька воды. Пей до утопа!

– Это Вы пейте!

Мама со смехом подносит руку к виску:

– Слухаюсь, генерал Топтыгин! Хотела до вашего прихода открыть курей. Да проспала. Извинить, Григорий Никифорович!

– Извиняю!

– Разрешите идти открывать курячий кабинет? – смотрит она в окно на сарай.

– Идите, рядовая Санжаровская.

Мама снова на усмешке подносит руку к виску:

– Слухаюсь! – И уходит с ключом.

На ужин мама сварила борщ. Ну кто вкусней мамушки сварит?

Мама ест и посматривает на кастрюлю с молоком на плите:

– Надо смотреть, шоб не марахнуло.

Гриша по серьёзке закрывает входную дверь на крючок.

– Шо ты ото делаешь? – недоумевает она.

– Закрываю покрепче дверь. Чтоб молоко во двор от нас не удрапало.

30 августа 1991

Цвет денежку берёт

Мама принесла с базарчика красных яблок.

Я вывалил глаза:

– Да зачем Вы их взяли?! У Вас же в садочке свои яблоки валяются. Белые, рассыпчастые. Золотко! Ну на что ж Вы набрали этих красных камней?

– Свои не такие… А эти красивые. Я и укупи полный салофан.[52 - Салофан – целлофановый пакет.] Сыночка угостить…

– Мне свои больше нравятся.

– А эти красивше. Цвет денежку берёт…

Я замолчал.

Вскоре снова шатнулся попрекать её.

– Да тебе или денег жалко? – возразила мама. – Я ж не работаю. А пензия аккуратно бегает. Кажно третье число бесплатно приносять по сто двадцать семь… И на базаре два дурака… Иду. Незнакомка бабка киснет под дождём. Скрючилась. Мокрая. Никто её падалку не бэрэ. Я и укупи для почина на руб. Козе отдам, если ты не хочешь. Коза сжуёт и спасибо скажэ. Не то шо люди.

Я помыл красное яблочко. Откусил.

Ну не прожевать! Дерёт горло.

И нипочём не пропихнуть в себя.

– Ничего, ма… Как говорят, спелое яблочко вниз упадчиво. Есть можно…

– Ну видишь! А ты говорил…

И глаза её теплеют.

1 сентября 1991

Утренний трактат о здоровье

Мама кашлянула со своей койки из-за печки.

– О! Паразитство! Это я учора холодной воды нахлёбалась.

– Зачем же пили?

– Не знаешь? – Она стучит себя кулачком по виску. – Ума нету и пила. Эту холодную пьянку надо кончать. Здоровье – всё наше золото! Когда ты здоровый, ты самый богатый. И поесть, если е шо, поешь. А нету, воды холодной с хлебом-солью чекалдыкнешь и побежал дальшь. А нэма здоровьюшка – как обворовали. Без здоровья беда-а. Эту беду слезами не замоешь… Вон покойный Ягор, меньчий мой брат, сразу за мной родился… То ли печень болела, то ли ще шо унутри. Всё по курортам патишествовал. Раз приехал с курорта. Я и пытаю: «Ну, Ягорушка, теперь вже не болит?» Заплакал Ягор и стелет: «Полюшка! Я все курорты, все пляжи объехал. Ни на каких курортах, ни на каких пляжах здоровья не продают и так не дают. Ни на каких курортах здоровья не выпросишь. Не украдёшь. И крыхотку не ущипнёшь…»

Такой крутой дефицит запечалил её.

– Охо-хо-хо… Умирать всем не миновать. Страшное дело. Бывало, пронесут кого мимо наших окон. Увяжусь за людьми. Схожу на похоронку под Три Тополя. Боюсь… Як зачнуть землю на гроб кидать. Глудки бух-бух-бух. Гляди, гроб пробьют и человека убьют. Это как вытерпеть?

– Мёртвому всё уже по сараю.

– Ага! Через два двора, ближе к кладбищу, жил Жора. Перепил и застрелился.

– Холодной воды перепил?

– Если б воды, бегал бы и зараз… Перед смертью он во дворе цементировал. Осталась одна дорожка… И приснилось его дочке Тамаре… Вернулся батёка доцементировать дорожку. Цементирует. А дочка и цепляет вопросом: «Папка! Как ты к нам пришёл? Как ты там живёшь?» – «Как я живу… Я лежу в тёмном… А за стеной колокольчики играют. Цветы цветут. Я стучался и просился. А меня туда не пускают».

– А ты думаешь, – продолжала мама, – простучали комки земли по гробу и всё? Все мы будем в аду. Потому что не молимся Богу.

– Вы-то не молитесь?

– Разве то моленье? Спаситель как сказал? «Вы меня чтите языком. Но сердце ваше от меня далеко». Будем стучаться и проситься, где колокольчики звенят и цветы цветут. Только кто нас туда пустит?

– Тогда лучше и не начинать кашлять.