Жду, когда растворится.
Мама с опаской смотрит то на меня, то на Глеба.
– Хлопцы! – в панике просит она. – Та бросьте вы эту крутаницу! Не пей! – машет мне. – И шо ты там такэ наводишь?.. Давайте зробымо так. Напоим попервах петуха. Забастуе… Отвернем голову та в борщ! И пить сами ничо не будем.
Предложение её ещё больней подкусило меня.
Я стал лихорадочно взбалтывать, стараясь поскорей разнять водой последние крупинушки, и, дождавшись, когда на дне не осталось ни одной малой чернинки, разом выпил.
Мама охнула. С горьким упрёком, потерянно сронила:
– Или у тебя разум, как стекло, чистый?
– Это он душу промочил, – хохотнул Глеб. – Аппетит к обеду собирает.
За обедом Глеб наливает маме, Люде, мне ситра, себе коньяка.
– Природа не терпит пустоты, – подмигивает. – Надо заполнять.
– Ты б не трогал вина, – посоветовала мама. – Оставь на проводины.
– Ма! Вы меня оскорбляете! – На полкомнаты разнёс Глеб руки. – Да неужели мы не найдём чем выпроводить? Найдётся и с лихвой. Что ждать проводов! Надо, мам, жить сегодня. Жизнь нам дана во благо. Надо спешить здесь. А там не нальют, сколько ни подставляй. Вы вернулись… Разве грех выкушать за Ваше здоровье? Я ведь сегодня и не буду уж шибко разбегаться. Так, для приличия всего один стакашек пригну и ша. На боковую.
– А Вас, – поддела Люда, – не придётся до койки катить, а потома по гладильной доске вскатывать на постелю, как папку?
– Не переживай, малышок. Меня одним пузырёчком, – подолбил ногтем по нарядной бутылке с коньяком, – не свалишь! – Он замолчал, будто споткнулся. – А… Вообще-то надо бы докопать в огородчике, покуда мороз не ужарил.
– Тогда не пей, – ожила мама. – А то в работу не сгодишься.
– Там той работы… В полчаса впихнёшь…
Глеб оценочно покосился на меня, задержал на мне медленные глаза. Хмыкнул.
– Ма! Да наш москвичок начинает синеть, и усы опустились. От мумиё. – И мне: – Думаешь, то ли жив буду, то ли нет… Жене прощальное письмо написал бы, что ли… Завещаньице там… Чего не ешь?
– После мумиё надо немного подождать.
– Ну жди, жди. Дождёшься – улетит курятинка!
Мама потихоньку ест свекольный салат, как-то вслух про себя говорит, словно оправдываясь:
– А мне мясо низзя, а зъим – серце по рёбрах бух! бух!! бух!!!
– А мне можно! – выкрикивает Люда, уцеливаясь вилкой в кусок потяжелей.
– Ну, тебе по штату положено, – отзывается Глеб. – Ты у нас невеста. Жених ещё не сбежал?
– Неа…
– А за что ты любишь своего Женьку? – допытывается Глеб.
– Он маленький, худой… И конфеты мне давал…
Девочка прислоняется к маме.
– Бабушка… – шепчет. – У меня левый глазик ленивый, не хочет видеть. Я закрою правый, сама смотрю левым, а нос от меня убегает…
Мама молча сажает девочку к себе на колени и гладит её по руке.
После обеда мы долго не расходимся.
Тихий разговор о житье-бытье держит всех нас вместе не до сумерек ли.
Нет-нет да и завернёт Глеб к мумиё. Подколет:
– Я ждал… Вот-вот начнёшь зевать от этого своего… Да разве дождаться? Один уговорил почти целую сковороду курятины с луком! Мужественный товарисч! Все великие свои новые препараты испытывали на себе.
Мумиё всё больше, плотней занимает маму.
Наконец, перекрестившись, на разведку принимает глоток золотистой влаги.
– Во рту холодит, як мята… А приятное… – Отщипнула хлеба. – Бачишь, похлебала твоего лекарствия – прибежал аппетит в гости. Хороша мумия…
Впервые за все эти дни я вижу на её лице улыбку. Светлую, кроткую. Казалось, мама пробовала, училась улыбаться.
– Ну что ж, спасибо этому дому, побежим к другому, – вставая и смахивая с коленей крошки на ладонь да в рот, с протяжным вздохом проговорил Глеб. – Как с Вами ни хорошо, – наклонившись, он глянул в окно, на огород, – а где вчера воткнул лопату, так там досе и ни с места. Не копает сама. Стоит нахалюня. Ждёт!
Глеб вышел.
4
Мама прилегла.
А чем мне заняться?
Хлеб есть, свёклы кабану натёр, мешанка курам готова, воды натаскал… Чёрт, всё поделано!
Однако не сидеть же скрестивши лапки на пупке.
Неловко перед мамой.
Внимательней посмотри вокруг. В деревенском дому да не найти за что зацепиться? Ага, те же мыши. Надо к хулиганкам наведаться.
Я сказал маме, что пойду в сарай гляну, не попискивает ли уже там мой свежий законный рубляшик.
Мама принахмурила брови. Не понимаю!
Люда спросила: