Неопознанная педагогика. Адыгея. Черкесские сады, или Плач под лезгинку

«…Я заметил, – заключает Н. И. Лорер, – что Раевскому сделалось как-то неловко, и он поторопился кончить этот щекотливый разговор».

Разговор с теми, кого русская власть, образованное общество за людей не считали, не случайно и в двадцатом веке именовали «инородцами».

Впрочем, Раевскому, видимо, была присуща… если не совесть, то нечто такое, о чём сто лет спустя заметит поэт: «если нету и совести даже – муки совести вроде бы есть».

И разум… Генерал был сторонником присоединения Кавказа к России, но понимал, что сделать это будет гораздо легче, если развивать торговые отношения с горцами. Достижение же цели одними военными методами, писал он в записке властям, «повлечёт за собой все бесчисленные и грязные злоупотребления, неразлучные с разбойничьей войной, которую называют частными экспедициями или набегами».

Другие считали иначе. Один из организаторов карательных экспедиций и набегов генерал-майор Г. Х. Засс имел своеобразное хобби – скупал, продавал и коллекционировал головы погибших черкесов. Генерал Филипсон свидетельствовал: «…Через год я встретил генерала Засса в Ставрополе. Он ехал в санях, а другие сани, закрытые полостию, ехали за ним. «Куда это, ваше превосходительство и что вы везёте?» – «Еду, земляк, в отпуск и везу Вельяминову в сдачу решённые дела». С этим словом он открыл полость, и я увидел штук пятьдесят голых черепов. Вельяминов отправил их в Академию наук».

Декабрист Лорер в своих «Записках» вспоминал: Засс был убеждён в том, что народы Кавказа надо взять страхом и грозой. Филантропия не годится. Вешать беспощадно, грабя и сжигая аулы.

По словам Лорера, «именно в поддержании проповедуемой Зассом идеи страха на нарочно высыпанном кургане у Прочного Окопа при Зассе постоянно на пиках торчали черкесские головы. И бороды их развевались по ветру. Грустно было смотреть на это отвратительное зрелище».

«Раз Засс, – продолжал Лорер, – пригласил к себе мадам Нарышкину, и она согласилась с условием, что неприятельские головы будут сняты. Засс исполнил её желание. И мы все были у него в гостях. Взойдя как-то в кабинет генерала, я был поражён каким-то нестерпимым отвратительным запахом, а Засс, смеючись, вывел нас из заблуждения, сказав, что люди его, вероятно, поставили под кровать ящик с головами, которые страшно смотрели на нас своими стеклянными глазами. ?Зачем они здесь у вас?? – ?Я их вывариваю, очищаю и рассылаю по разным анатомическим кабинетам и друзьям моим профессорам в Берлин?. Мне показался страшным генерал Засс».

Сценка как будто из других времён, но происходит не в концлагере смерти, а в гостях у русского генерала, неважно, кто он по происхождению.

* * *

К сожалению, глядя на портреты русских генералов той войны, со звёздами, эполетами, читая их служебные записки и рапорты, испытываешь несколько иное впечатление, чем от «героев 1812 года». Наверное, и их мы романтизируем, люди есть люди. Но те защищали Отечество, а эти «герои» были просто захватчиками никогда не принадлежавших России земель, истребителями других, живших своей жизнью народов. Никто не звал их сюда, ни с мечом, ни без него…

И всё же, «муки совести».

В 1841 году в рапорте военному министру графу Чернышёву генерал-лейтенант Раевский сообщает:

«Я здесь первый и один восстал против пагубных военных действий на Кавказе, и от этого вынужден покинуть край. Наши действия… напоминают бедствия первоначального завоевания Америки испанцами; но я не вижу ни подвигов геройства, ни успехов завоеваний Пицара и Кортеца. Дай Бог, чтобы завоевание Кавказа не оставило в русской истории кровавого следа, подобного тому, какой оставили эти завоеватели в истории испанской…»

Увы, завоевание Кавказа оставило след. Такой позорный для русской истории, что пятно легло даже на Пушкина, в это самое время весело и безмятежно писавшего в письмах брату о своей службе и путешествиях по Кавказу, на Айвазовского, чьи живописные картины изображали – что уж там скрывать, с воодушевлением изображали, – «героическую высадку» русских у рек Сахе и Субаши 3 мая 1839 года.

В десантных операциях Черноморского флота и строительстве укреплений принимали участие и те, кто восставал против тирании, чьи имена связываются в нашем представлении с благородными намерениями и любовью к отечеству, – декабристы. Одни попадали в Кавказский корпус по приговору суда, другие после отбывания каторги и ссылки в Сибири. Многие были убеждены, что несут на Кавказ «образование», «цивилизацию», не упуская и случай «отличиться в деле». Были и те, кто понимал, что «огонь и меч не принесут пользы». «Да и кто дал нам право, – писал декабрист Лорер, – таким образом вносить образование к людям, которые довольствуются своею свободою и собственностью?»

Я не судья ни тем, ни другим. Мне говорят: «надо их понять», «они были на службе», «присягали государю»… Да, я понимаю. Но это не помешало генералу Н.Н. Раевскому или адмиралу Л.М. Серебрякову (так перевёл на русский язык свою фамилию армянский дворянин К.М. Арцатагорцян) осознать преступления, весь ужас истребительной войны, – в отличие от других русских генералов…

В любой ситуации – один человек ведёт себя так, а другой по-другому.

Глава 5

Легенды из семитомника

В тех местах никто не считает, что это выдумка

Подобно тому, как от древних греков до нас дошли «Странствия Одиссея», от финнов – «Калевала», от калмыков-ойратов – «Джангар», от саха-якутов «Олонхо», – от адыгов, абазинов, абхазов, балкарцев и карачаевцев, чеченцев и ингушей, осетин и других народов Северного Кавказа до наших времён дошёл народный эпос «Нартхэр» – нартский эпос. Его герои – жители сказочной (а может быть, реальной?) страны нартов, так же, как в других эпосах отправляются в путешествие, стремятся к цели и, преодолевая препятствия и соблазны, в конце концов, достигают её. Что это за цель? Быть может, народное счастье, обитающее на недосягаемых снежных вершинах?

СКАЗОЧНАЯ СТРАНА

Нарты – не только богатыри, отважные воины, но хлебопашцы и искусные кузнецы, плясуны и музыканты. Иногда они не только защищают родную землю, борются против сил зла, но ссорятся и дерутся друг с другом. И нуждаются в мудром советчике, который приходит не только из царства мёртвых, но обнаруживается подчас в собственном доме, в виде находчивой жены или невестки.

Эпос создавался в VIII–VII веках до н. э., в начале железного века. Некоторые исследователи полагают, что первоначально – в песенно-стихотворной форме, постепенно обрастая прозой. Для сохранения эпоса отбирали юношей с цепкой памятью. И женщин: мужчины могли погибнуть в бою, а женщины, старухи передавали сказания. Спустя многие столетия их стали записывать, совсем недавно по историческим меркам – издавать.

Адыгская версия эпоса представлена в семи томах, содержит 705 отдельных текстов, песен, поэм и легенд, к которым приложено ещё 40 нотных записей, огромное количество пословиц и поговорок. И это ещё не всё – есть отдельные, не вошедшие в семитомник истории…

В представлениях людей, передававших сказания, нарты не были выдумкой, они реально существовали. Сказания сопровождались у адыгов упоминанием «нартхэм я лъэхъэнэ» («времён нартов»). Нередко следы нартских легенд связаны с конкретными местами, аулами, горами, долинами, в чём я мог лично убедиться. Но об этом позже…

ЗОЛОТОЕ ЯБЛОКО

Эта легенда из семитомника, переведенная на русский язык А. Гадагатлем и Л. Ветровой[9 - Самоуправляемая стрела нарта Тлепша. Легенды из адыгского народного эпоса «Нартхэр» / лит. обраб. и пер. с адыг. А. Гадагатля и Л. Ветровой. Майкоп: РИПО «Адыгея», 2000. (В кабардинском варианте легенда «Золотое дерево» и другие звучат иначе: см. Сокровище нартов. Кабардинские сказания /пересказал и обраб. для детей В. Кузьмин. Тула, 2011; см. также Нарты. Героически эпос балкарцев и карачаевцев. М: Наука, 1994).], очень похожа на сказку об Иван-царевиче и жар-птице. Там тоже в саду («таком богатом, – хвастается сказка, – что ни в котором государстве не было») была у царя яблоня любимая с золотыми яблочками, куда повадилась срывать их жар-птица, явно не из русской сказки: «на ней перья золотые, а глаза восточному хрусталю подобны».

Ну, это не так неважно, в разных странах сказки звучат по-разному. Перескажем эту.

…Итак, на земле нартов росла золотая яблоня. Каждый день она давала одно золотое яблоко. И было то яблоко чудесным. Если женщина, у которой не было детей, откусит белую часть яблока, у неё родится белокурая нартская дочь. Если красную, – славный нарт появится на свет.

Но с некоторых пор золотые плоды по ночам кто-то стал похищать. Нарты поручили охранять яблоню метким стрелкам, братьям Пыджэ и Пызыгэш.

В полночь прилетели три белые голубки. Младший брат был как раз на посту, пустил стрелу и успел заметить, что не промахнулся. Голубка улетела с трудом, взмахивая подстреленным крылом. Но как мог Пызыгэш доказать, что знает теперь, кто ворует яблоки. Подойдя к дереву, он увидел на земле пунцовые капли. Юноша достал из кармана белоснежный платок и обмакнул в кровь.

Его осенила счастливая мысль. Пызыгэш разбудил старшего брата, и они решили преследовать голубок. Кровавый след привёл их к Меотскому морю. Здесь след обрывался…Вряд ли раненая голубка смогла перелететь через море. И подружки не должны были оставить её в беде. «Не иначе, как все они на дне морском», – догадался Пызыгэш и сказал брату: «Жди меня на берегу. Если через год не вернусь, значит, я погиб».

Ударил мечом по водной глади и рассек её. С шумом взлетели пенистые брызги. Море расступилось перед нартом и поглотило его.

Пызыгэш пошёл по морскому дну, продираясь сквозь густые водоросли. Скоро он увидел замок с причудливыми башенками и зубцами. Из замка вышли семь братьев, как две капли воды похожие один на другого. Они оказались гостеприимными и пригласили Пызыгэша в свои покои. Две девушки, вошедшие в кунацкую вслед за мужчинами, поднесли гостю кувшин с водой и полотенце. Он умыл лицо и руки. Потом принесли круглый столик на трёх ножках. На нём были всякие яства и лакомства, а среди них Пызыгэш увидел яблоко с золотого дерева. «Значит, я нашёл тех, кого искал», – радостно подумал нарт. Но не подал вида, решил посмотреть, что будет дальше.

Семь братьев рассказывали о своей жизни на дне морском. Пэзыгэш узнал, что они сыновья богини морей Псытха-гуашэ. А две девушки, прислуживающие им, её дочери.

«Есть у нас ещё одна, самая младшая сестра, – сказал старший из семи братьев, – но она больна. Тяжёлая рана приковала её к постели». Пызыгэш всё понял и спросил: «Может, я смогу ей помочь?» – «Нет, – печально улыбнулся старший брат. – Могла бы спасти только пролитая ею кровь, да где теперь её возьмёшь?»

ВЫ УЖЕ ДОГАДАЛИСЬ, ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ?

…Пызыгэш достал из кармана белоснежный платок с пунцовым пятном и приложил к ране на руке девушки. И сразу лицо её порозовело, веки дрогнули, она открыла глаза и улыбнулась. На следующий день Мыгэзэш-гуашэ, так звали младшую из сестёр, была совсем здорова.

Радости братьев не было конца. Каждый из них одарил нарта. В его честь был устроен великолепный пир. А перед тем, как нарт собрался в обратный путь, братья сказали: «В знак признательности мы решили отдать одну из трёх сестёр тебе в жёны. Выбирай любую!»

И Пызыгэш выбрал красавицу Мыгэзэш-гуашэ.

Так впервые пошли вместе по жизни сын суши и дочь моря.

А как обрадовался Пэджэ, увидев выходящими из волн морских любимого брата и невестку. Семь дней и ночей пировали нарты на их свадьбе. А потом Мыгэзэш-гуашэ родила сразу двух сыновей-близнецов. Не зря же она съела столько золотых яблок!.

ДОГАДЛИВАЯ НЕВЕСТКА

А вот совсем на сказку не похоже – чистая правда. Рассказывают, что в давние времена, когда кузнец Тлепш ковал, то раскалённое железо придерживал голой рукой – он был нарт, и у него хватало мужества превозмогать жгучую боль.

Но его догадливая, сообразительная невестка придумала инструмент, с помощью которого можно придерживать, переворачивать раскалённый металл, не прикасаясь к нему руками. Словами поведать о своём изобретении свёкру она не могла, поскольку адыгский обычай не позволяет невестке разговаривать с отцом мужа.

Но невестка была дважды догадливая. Принесла из леса двух змей, сложила их крест-накрест, сбила гвоздём и положила у порога кузницы.

Тлепш, увидев замысловатый знак, всё понял. И тут же, говорят, выковал первые железные клещи.

БИТВА С ВЕЛИКАНАМИ