Поезд до станции Дно

– Ну и врут всё…

– А про то, что вы с Минькой Крутиковым к ней ввечеру ходили – тоже врут? А?

Рома молча пожал плечами.

– А ну-ка, – приказала Алёна, – погляди мне в глаза… Врут… Бесстыжий! За твоё враньё тебя Бог накажет!

– Так ты же говорила, что Его нет.., – искренне, но необдуманно брякнул Рома.

Алёна в гневе задохнулась и встряхнула так головой, что косынка сбилась назад.

– Подлец! – крикнула она звонким детским голосом и, влепив Роме пощёчину, убежала с глазами, полными слёз обиды.

Нешуточные, неюношеские страсти закрутились вокруг Романа. Впервые столкнулся он с настоящей женской ревностью, вызревшей в молоденькой девушке. Но ещё более серьёзной была страсть взрослой, опытной женщины, своевольной, развратной, привыкшей к самочинству и потаканию собственным прихотям, готовой идти на всё ради своих интересов.

И теперь Рома, раздосадованный на собственную глупость и на Алёнино недоверие, хотел возмутиться. Он собрался было серьёзно возразить отцу, но набрав воздуху, только и успел сказать:

– Ну, батя.., – но осёкся и, с изменившимся лицом, посмотрел за борт. – Тихо! Шнур повело.., – и тут же взглянув поверх плеча отца, крикнул: – Смотри!

Макаров старший оглянулся и успел увидеть, как огромная рыбина плюхнулась в воду.

– Корыш, ей-Богу, корыш, батя! – азартно крикнул младший Макаров.

– Ба-а-атюшки, – покачал головой отец. – Ить он, варнак, грузило со дна поднял, а оно поболе десяти фунтов!

– Греби, батя, – командовал младший Макаров.

Грести ? работа нелёгкая, но при проверке перемётов ? это ещё и особое искусство. Надо всё время подгребать против течения, чтобы не тянуть шнур, и в то же время идти вперёд «по шнуру», но и не загнать его под лодку, не зацепить веслом. Отец Макаров прибавил ходу, вертя головой во все стороны. Сын крепко держал одной рукой крюк, а второй, дотянувшись и помогая себе ногой, подтянул острогу и багорец.

– Как подойдёт, – поучал с остановками, часто дыша, отец, – бей острогой. Только не в башку бей, соскользнёт. Бей в хребёт, чуть сбоку, рядом с панцирем.., потому самую спину тоже не пробьёт, а багром под жабру.

Макаров-младший напряжённо всматривался в воду туда, где шнур уходил в глубину.

– Самая стремнина тут, ишь, как несёт…

– Чё ж ты хочешь, – подхватил отец, – Йертышь ? Землерой!

– Держи по шнуру, бать! Вниз пошёл – ко дну!

– Щас оттолкнётся и вверх хопнет! – сказал отец с опаской.

Но рыбина, видимо, давно сидела на крючке, устала и, поднявшись из глуби, встала против течения.

– Вот он, аккуратнее греби.

Старший Макаров грёб уже, повернув голову за спину ? по ходу лодки. Он видел, как поднялось из глубины чёрное тело корыша – так здесь на Иртыше называли самца стерляди, а также небольших осетров. Стерлядь в длину растёт мало, взрослые особи чуть больше полуметра, зато продолжает расти в ширину и в Иртыше могла нагулять больше тридцати килограммов.

Младший Макаров схватил острогу и багор. Багор переложил в левую руку, в которой уже держал крюк, а правой нацелил острогу. Как только корыш подошёл к лодке, он зацепил карабин за ввинченный в край борта лодки крюк и без замаха, но с силой вонзил острогу в спину рыбине рядом с острыми щитками, идущими вдоль всего хребта, и тут же цепанул её багром под морду. Макаров-старший бросил вёсла и, схватив второй багорец, подцепил рыбу за брюхо ближе к хвосту. Они мгновенно, как по команде, перекинули рыбу через борт лодки, и Макаров-старший тут же треснул её по голове обухом топорика. Корыш затих.

– Смотри, – сказал он, – второй крючок хвостом зацепил. Крепко сел, не ушёл бы. Они быстро насадили новых червей особым способом – «ёлочкой», опустили снасть в воду и только тогда глубоко вздохнули и хорошенько осмотрели рыбину.

– Во каркадил-то, – изумился младший Макаров, разглядывая чёрную колючую тушу, остроносую морду с усами, короткий костяной выступ носа. – Пуда полтора, а, батя?

– Поболе.., – деловито ответил отец, – Ну, с почином тя, Роман Романыч!

– И тебя, бать! Слава тебе, Господи!

Оба перекрестились.

– Язви тя в душу! – вдруг выругался отец. – Руку-то всю раскровянил ? это я его с горячки рукой за хвост сграбастал… Ничего, рукавичку надену, – сказал он, опуская в воду, проколотую рыбьими шипами руку – Ну, давай к берегу, садись на вёсла. Поедем второй проверять…

Рома сел на вёсла, сделал несколько энергичных гребков и вдруг громко запел в такт взмахам вёсел:

Скакал казак через долину,

Через маньчжурские края!

Эту песню принёс с войны отец, который, тут же и подхватил:

Ска-а-кал казак через долину,

Через маньчжурские края!

Эх, Любаша, Любаша, Любушка моя!

Если любишь – поцелуешь, милая моя!

И так каждый день часа по три, да ещё подготовка, да ремонт снастей. Потому что стерляжья пора короткая ? ещё неделя, чуть больше, и выпадет мотыль. Весь прибрежный песок и воду покроет белёсый пушок ? трепещущие крылышки насекомых. Этот день ? самый пик. Если не проворонишь, можно на закидушки небольших стерлядей натаскать. Берёшь мотыля прямо из-под ног, насаживаешь пучком и только успевай вытягивать. А потом всё. Уже на следующий день рыба словно вымерла. Обожравшись мотыля, она уходит вглубь, сытая, отяжелевшая. Теперь ей твоя приманка ни к чему. С этого дня до осени корма в реке полно. А осенью опять… Но Макаров-старший осеннюю рыбалку не любил ? холодно, пасмурно, дожди опять же, ветер пронизывающий. В Иртыше после Ильина дня купаться не принято ? вода в одночасье становится студёной. Иной раз и на воздухе, на берегу – на высотке, даже припекает, а к воде спустишься – стынуть начинаешь. Бывает, конечно, кто раздухарится или после бани – в реку, или спьяну, но это редко, не принято так. А после бани ? и так круглый год, баньки и ставят поближе к берегу.

Словом, старший Макаров, как мужчина серьёзный и основательный, рыбачит только пару недель в году. Младший же, так и всё лето до холодов. Прихватит с собой братьев-погодков ? восемь и семь лет, Тишку и Оську, и на удочки таскают чебаков[16 - Чеба?к (сибрская плотва), рыба семейства карповых] да ершей, а то и судачков на живца ? на малька. На уху всегда спроворят. А то и на жарёху. Опять же – коту всегда перепадает. Тот уже давно их ущучил. Они только за удочки, кот уже тут: мур-р, и за ними следом, как собачонка, бежит на берег. Сядет у ведра и ждёт, когда мелочёвку ему кинут. Глаза сощурит, шерсть распушит ? пушистый кот, сибирский, сидит и ждёт. А натрескается рыбки и домой отбывает ? серьёзный кот, самостоятельный.

А когда баржи приходят – разгружаются-грузятся, младший Макаров бежит на пристань подработать.

Старший же Макаров с середины июня собирал инструмент и ходил полтора-два месяца по деревням с побывками домой на сенокос по заказам, заявленным ещё с зимы, клал-перекладывал печи, в основном русские с лежанкой, с подом, с шестком. А возвращался – занимался хозяйством, клал печи в городе. По-городскому, уже больше на новый лад – с чугунными плитами для приготовления пищи, голландки, камины. А с глубокой осени до весны делал лодки. Тут и младший Роман ему пособлял, учился делу. Теперь, конечно, строительство в Таре не то, что раньше, когда была она чайной столицей Сибири. И если старший Макаров надеялся прожить как-нибудь, то младший намеревался уехать со временем в Омск, где теперь стройки шли полным ходом, и овладеть там строительным делом, пойти учиться, стать со временем десятником.

Было у отца Макарова и ружьё. В этом крае у самой границы таёжных лесов, где обширные степи сменяются урманами[17 - (татарск. ) Темнохвойный лес на приречных участках таежной зоны Западной и Средней Сибири (с преобладанием пихты, кедра, ели).], а береза, осина, ива соседствуют с елью, лиственницей, сосной, местами на увалах[18 - возвышенности на севере Западной Сибири.] поднимаются стены густо пахнущих смолой пихтачей да синеют шапки кряжистых кедров ? редко кто не охотился. По осени иной раз Макаров ходил и на утку ? на озёра. Но стрелял дичь неохотно, не любил выстрелов ? на войне настрелялся. Ещё тогда, когда пришёл домой с Японской войны, Роман Макаров год целый не причащался ? батюшка не велел. «Ты, – говорит, – поговей, – исповедуйся, а к причастию пока не ходи. Очиститься надо. Всё ж хоть и святое дело – державу оборонять, но кровь ведь на тебе человеческая… Отмякни душой.

* * *

В это лето Макаров вернулся с заработков необычно рано ? в середине июля. А причина был самая несуразная – заказы, поступившие с зимы, отменились. С каким-то непонятным недовольством встретил его мужик-хозяин, что собирался ещё зимой печь перекладывать.

– В чём дело-то? – допытывался Макаров.

– А ты не слыхал, чай? Старца нашего, что в столицу ходатаем был, баба ножом пырнула.

– Какого старца? – не понял Макаров.

– Григория-старца из Покровского, с Туры.