Люба, Яночка… и другие

Вика не раз говорила:

– У Сашки еврейская голова, но он невезучий. С хозяевами разговаривать не умеет. Или не хочет. Ждет, что его оценят «по-настоящему». В нем нет гибкости. Я уже устала с ним бороться. Сидит часами за компьютером, творит, что-то придумывает, вокруг ничего не видит.

А Любе она при каждой встрече твердила одно и то же:

– Любаня, ты же красивая баба. Найди себе спонсора и закончи университет. Неужели всю жизнь будешь выносить за кем-то помои, и получать это ничтожное пособие?! Посмотри на себя и запомни: красота и молодость – «девки» настолько продажные и быстротечные, покинут тебя и глазом не успеешь моргнуть. Кому ты тогда нужна?

– Ты так говоришь, как будто сама уже прошла этот путь, – не сдавалась Люба. – Где же твой спонсор?

– Подожди, закончу ульпан, а затем уж развернусь по-настоящему,– прошептала Вика на ухо подруге, чтобы не услышал муж.

– Ты с ума сошла. Сашка тебе голову свернет, – невольно громко воскликнула Люба.

– Кому это я должен свернуть голову? – заинтересовался Саша.

Он сидел за передним столом на занятиях в ульпане с товарищем Борей – молодым врачом, приехавшим из Запорожья вместе с семьей Левиных. Саша обернулся к Вике и Любе.

– Много будешь знать, еще быстрее состаришься. Уже лысеешь не по дням, а по часам, – оборвала его Вика.

– Викуля, ты злишься? Значит, – не права. Я выгляжу намного моложе своей супруги. Так говорит весь женский мир, окружающий нас, – съязвил Саша и хитро улыбаясь, посмотрел на жену.

– Успокойтесь, мужчина. Вы как всегда не очень оригинальны, – хмуро произнесла Вика и отвернулась от мужа.

Люба вздохнула и углубилась в чтение нового текста, который им задали прочитать и пересказать. Но мысли бродили вокруг, да около и мешали сосредоточиться. Она знала, что у Левиных есть проблемы во взаимоотношениях, но не могла представить, что все настолько серьезно. Вика говорила ей: «Я давно уже не люблю мужа. Он меня раздражает своей неприспособленностью к новым условиям жизни». Еще в Днепре она решила бросить Сашу. Даже завела роман с одним женатым бизнесменом. Но тот не собирался бросать семью, что полностью разрушило Викины планы. Экономическое положение ухудшалось с каждым днем. Предприятие, на котором работали Левины, осталось без

заказов. Не было работы, не было денег. И бизнесмен перестал помогать, оборвав все взаимоотношения. Тогда-то Вика и решила выехать вместе с мужем в Израиль и там искать своё счастье. Саша ничего о планах жены не знал и воспринимал их отъезд из Днепра как экономическое бегство в землю обетованную. Он не испытывал особых национальных пристрастий и к сионистским идеям относился с прохладцей. Семья Саши была далека от национальных традиций. На идиш разговаривала только бабушка. Но она умерла, когда ему было шесть лет. Отец и мать никогда не отмечали еврейские праздники. Порой Саше казалось, что родители боялись дружить с евреями. Поэтому в доме всегда были Иваны Степановичи и Галины Васильевны. И сын дружил с русскими и украинскими ребятами, хотя в классе и в их доме были еврейские мальчишки и девчонки. Поэтому Саша и женился на русской красавице Викуле, которая в последнее время все чаще напоминала ему о его происхождении.

Левин сам рассказывал Любе о своей семье и об их отношении к еврейству. Ее это не удивляло. Казалось странным другое. Как такой умный мужик не мог увидеть истинное лицо своей избранницы?! Подобные мысли возвращали Любу к своему недалекому прошлому, о котором она пыталась не думать, но ничего не получалось…

10

В январе началась первая сессия в их студенческой жизни. Олег очень переживал, пытался в последний момент наверстать упущенное. Четыре экзамена и пять зачетов висели над его головой дамокловым мечем. Он понимал, что половину из них ему не сдать.

Люба была готова к сессии, но беспокоилась за Олега. А он все чаще говорил о том, что стоит бросить ему учебу, которая ничего хорошего не даст в будущем. Лучше заниматься бизнесом. У отца была небольшая частная фирма. Он торговал автозапчастями и дисками колес, которые брал по себестоимости на автомобильном и колесном заводах. Это было прибыльным делом и давало возможность родителям неплохо жить и помогать Олегу. У отца не было высшего образования, а деньги он зарабатывал хорошие. Это вдохновляло Олега и усиливало желание бросить университет и заняться бизнесом в фирме отца. Любе эти планы не нравились. Она была воспитана в духе культа знаний. С раннего детства отец и мать приучали ее к мысли о необходимости высшего образования для культурного и грамотного человека. Отец и мать закончили институты, работали по специальности. Были всегда государственными людьми в рамках установленных зарплат и не мечтали о большем. После перестройки не смогли найти место в новой жизни. Отец продолжал работать на заводе, а мать вынуждена была сидеть дома. Ничего другого, кроме конструирования вагонов они не могли. А это оказалось никому не нужным. Завод почти не работал. Выполнялись заказы для Китая по бартеру. Отец продолжал ходить на работу, не получая зарплаты. Но его убежденность в необходимости приобретения высшего образования дочерью только укреплялась. Поэтому стремление зятя оставить учебу ради бизнеса вызывало осуждение всей ее семьи. Но это мало волновало Олега. Он почти не общался с родителями Любы и только язвительно замечал:

– Кто бы уж говорил, но только не твои родители-неудачники. Что им дало образование? Нищету? Тоже мне советчики. Скоро сядут на автобусной остановке семечками торговать.

Люба обижалась, но возразить не могла. Понимала, что Олег прав и не прав. Мать и отец были образованными людьми. Много читали и, естественно, многое знали. Отец представлял собой ходячую энциклопедию. На любой вопрос у него был ответ. Если чего-то не знал, а это бывало крайне редко, говорил об этом прямо. Закусывал ушко от очков, гладил огромную лысину маленькой рукой, что-то бормотал про себя и исчезал. Но через час появлялся и давал исчерпывающий ответ. Отец всегда знал, где его можно найти. Он катался по комнате из угла в угол, словно надутый шарик, поглаживал огромный живот

короткими ручками и увлеченно рассказывал о том, что еще до недавнего времени сам не знал. Наблюдать за ним было интересно, а слушать еще интересней. Знакомые и сослуживцы всегда с большим уважением относились к нему. Они с гордость говорили: «У нашего Лазаря Семеновича не голова, а Дом советов!» Еще одна черта отца восхищала Любу. Он всю жизнь был Лазарем Семеновичем Гольдштейном. Никогда не пытался изменить или русифицировать свое имя. Любил свой народ, знал его историю и традиции. Очень хотел поехать в Израиль, но жена и больная теща не давали осуществиться этой мечте. С раннего детства он передавал это чувство своей единственной дочери. И добился своего. При первой же возможности Люба стала посещать еврейскую общину, играть в еврейском самодеятельном театре. Это ей очень нравилось. Когда появились в городе представители еврейского агентства Сохнут и сообщили о возможности продолжить учебу в университетах Израиля, Люба была одной из первых желающих. Отец радовался ее выбору и втайне надеялся, что за единственной дочерью поедет и его жена Рита Марковна Гольдштейн. Люба знала, что эта маленькая хрупкая женщина сама была не прочь уехать от бедности и дикого разгула демократии, но больная мать не позволяла ей об этом даже думать. Во всяком случае, в ближайшее время. Она понимала, что Люба лишилась возможности изменить свою жизнь к лучшему. И в этом во многом повинна она, ее слепая любовь к дочери. Рита Марковна видела, к чему привело Любу замужество. Переживала и пыталась помогать всем, чем могла. Передавала обеды. Приходила утром к ним домой, когда молодые были на занятиях в университете, и убирала, стирала, делала покупки и заполняла холодильник. Это не нравилось Олегу, и он принципиально не ел ее обеды. Рита Марковна вначале обижалась, а затем вовсе перестала обращать на это внимание. Главное было в другом – дочь могла спокойно заниматься, зная, что в доме есть обед и ужин. Это раздражало зятя еще больше, но делать было нечего.

Зная родителей, Люба не могла терпеть обиды в их адрес. Что являлось одной из многих причин их споров с Олегом.

– Ты не смеешь так говорить о моих родителях, – возмущалась Люба. – Они всю жизнь честно работали. Не их вина, что этому государству не нужны умные люди и высококвалифицированные специалисты. Не их вина, что сегодня государством правят недоучки и мошенники. А воры и хапуги в огромном почете. Процветают и считают себя хозяевами жизни.

– Это мои родители «недоучки и мошенники, воры и хапуги»? – переходил на крик Олег. – Не много ли ты на себя берешь?

– Я не думала, что в тебе так крепко сидит Эдипов комплекс.

– Да, я люблю маму! Я единственный сын своих родителей. Что в этом плохого? И я не позволю их оскорблять никому. И тебе в первую очередь.

– А ты можешь оскорблять моих родителей? – не сдавалась Люба.

– Они сами виноваты. Строят из себя всезнаек, а других людей унижают.

– Чем они унизили тебя?

– Не хватало, чтобы они еще и меня унижали, – поправляя растрепавшуюся прическу, самовлюбленно заявил Олег.

– Ты самый настоящий «нарцисс». Любишь только себя, а на других тебе наплевать.

– А ты… А ты…, – задыхаясь от возмущения выпалил он и забегал по комнате.

Подобные споры ничем не заканчивались. Каждый из спорщиков оставался при своем мнении и уходил в свой угол. Люба бралась за книгу, а Олег, побегав по комнате, отправлялся к родителям или друзьям. Возвращался поздно, а иногда и вовсе не приходил ночевать. Люба уже не обращала на поведение мужа никакого внимания. Ложилась спать и старалась думать о будущем ребенке. Почему-то она не видела во снах рядом с ним Олега. Это не пугало ее, а даже радовало. «Девочка или мальчик будут только моими», – твердила она засыпая…

11

– Мама, почитай сказку, – пробормотала полусонная Яночка.

– Ты уже большая и сама можешь читать, – прошептала Люба, боясь растормошить засыпающую дочь.

– Я большая, но не очень грамотная, – рассуждала девочка. – Так говорит бабушка Рива.

– Она права. Ты должна не только рассматривать картинки, но и читать книжечки. У тебя их много. Уже нет для них места, – заметила Люба.

– Хорошо, я завтра начну. А сейчас расскажи мне про снежную королеву, – еле шевеля языком, произнесла Яна.

– Однажды дети играли…, – только начала Люба и замолчала.

Яночка заснула на полуслове. Она так часто делала. Уставала за день, а вечером падала, как скошенный снопик. Волосики рассыпались по подушке. Закрытые веки глаз обрамляли пушистые реснички, которые слегка подрагивая, выдавали присутствие сновидений. Еле уловимая улыбка пыталась зацепиться за пухленькие губки, но что-то ей мешало там оставаться.

Люба смотрела на спящую дочь и вдруг почувствовала, что глаза покрыла набежавшая неожиданно слеза. «С чего бы это? – промелькнуло в голове. Ей давно не было так спокойно и тепло, как в эту минуту.

– Спи, моя крошка, – прошептала она дочери. – Пусть приснятся тебе только добрые и спокойные сны!

Люба лежала с открытыми глазами и не могла заснуть. Сегодня было предпоследнее занятие в ульпане. На следующей неделе выпускной экзамен. Что делать дальше она не совсем отчетливо представляла. Хорошо Вике, она знает, чего хочет. Нет, Люба не одобряла подругу. Более того, Викины желания и действия вызывали у неё чувство брезгливости. Все, что делала «подруга», раздражало и возмущало. Она не скрывала, что нашла себе спонсора и, по всей видимости, скоро уйдет от мужа.

– Зачем ты так с ним поступаешь? – вздыхала Люба.

– С мужиками только так и нужно поступать. Уже забыла, как тебя наказал твой урод? – почти шипела Вика.

– Но Саша не такой. Что плохого он тебе сделал? Тебя любит. Сына любит. Умный и образованный мужик, – не сдавалась Люба.

– А тебе его жалко? Слушай, подруга, забирай Сашку себе, – смеялась Вика. – По-моему, он уже к тебе не ровно дышит. Уверена, что у вас все получится.

Саша ничего не знал, но понимал, что их брак с Викой доживает последние деньки. Он не думал, что она уже его предала. Но такую возможность в недалеком будущем не отметал.

Он делился с Любой своими предчувствиями, а она ощущала себя мерзкой сообщницей, так как знала все о планах подруги. «Прости меня, дружок, за невольное предательство, – корила себя Люба. Она задавала себе вопросы и тут же пыталась на них ответить: «Неужели Саша будет страдать от потери такого «сокровища», как Вика? Не думаю. Скорее наоборот. Но что будет с Алешкой? Вот проблема. И в первую очередь для Саши». Как-то раз он сказал Любе: «Понимаешь, у меня такое чувство, что мы вдвоем вздохнем с облегчением, когда это произойдет. Но сын окажется крайним в этой родительской драчке. Отобрать у неё сына я не смогу».