Люба, Яночка… и другие

Люба не знала, что делать. Понимала, что Ривка хитрит: хочет помочь и не желает обидеть. Они нуждались друг в друге, и это было настоящим спасением.

Проявлять характер не было смысла, и Люба согласилась. Только не знала, как сказать Инне. Понимала, что подводит ее.

Но все обошлось как нельзя лучше. Когда Люба сообщила соседке о предложении Ривки, Инна обрадовалась:

– Это же здорово! У вас наконец-то будут человеческие условия.

– А как же ты? – спросила Люба.

– Не беспокойся за меня. Мы с Тамиром давно уже решили жить вместе. Только боялись тебе об этом сказать.

Сборы забрали час времени. Люба с двумя чемоданами в руках, Инна с двумя сумками и Яна с маленьким рюкзачком на спине и большим медведем в руках вступили на новое пространство израильской жизни.

Ривка встретила их с улыбкой, торопливо хватая то чемодан, то сумку, то рюкзачок из рук гостей. Она волновалась не меньше вошедших. Сразу забрала Яночку к себе, чтобы девочка не мешала Любе распаковывать чемоданы.

Ривка освободила им огромный шкаф, в котором все вещи затерялись. Оставалось много места. Это радовало и одновременно угнетало – еще раз напоминало о неустроенности и бедности матери и ребенка. Но радости было намного больше. Она вселяла надежду на добрые перемены. И они стали потихоньку происходить.

Люба успешно закончила ульпан и нашла новую работу в магазине одежды. Она работала шесть часов в утренние часы. Покупателям нравилась новая продавщица. Это устраивало хозяев, и они всегда шли ей навстречу, если возникала такая необходимость.

Ривка отводила и забирала Яну из садика. В течение дня она несколько раз проверяла, как девочка ведет себя в садике. И с каждым днем ребенок все больше привыкал к новым условиям жизни. Появились друзья и подруги: Дана, Соня, Рами и Офир. Яна была похожа на маму. Маленькое личико обрело детскую ангельскую красоту. Вместо некогда бушевавшего хохолка волос головку обвили чудные светленькие кудри. Люба купила ей новое платье и Яна гордо показывала всем свою обновку, повторяя: «Смотри, какая я красивая». Рами и Офир беспрекословно слушались модницу, которая не давала им прикоснуться к предмету ее гордости. Они ходили за подружкой и молча, кивали головой. Дана и Соня открыто завидовали Яне и старались настроить против нее остальных детей. Но так продолжалось недолго. Яна и ее друзья быстро забыли о платье раздора и отправились в песочницу, где с успехом «обновили» его песком и водой.

После работы Люба с трудом узнала новое платье, но по лицу дочери поняла, что свою порцию счастья ребенок уже получил. Это многого стоило. «Пусть хоть чем-то Яночка будет довольна», – промелькнуло в голове матери. С этими мыслями она бросила обновку в стиральную машину, схватила ничего не понимающую Яну на руки и закружила над собой. Они искренне смеялись. Ривка наблюдала за ними и тоже улыбалась. Как давно они все не переживали подобного ощущения…

8

К свадьбе готовились быстро. Отец Любы никак не мог смириться с тем, что дочь упустила возможность вырваться в другой мир и рано выходит замуж. Мать втайне ликовала. Но и она не одобряла раннее замужество дочери. Тем не менее, они сняли все свои сбережения и включились в подготовку свадьбы. Единственная дочь не должна чувствовать, что ее день бракосочетания может быть хуже, чем у других.

Родители Олега тоже не были в восторге от скоропалительной женитьбы единственного сына, но выразили готовность организовать свадьбу на высшем уровне.

Две семьи на общем совете распределили обязанности, и каждый день докладывали друг другу о проделанной работе. Дети наблюдали за ними и тихо посмеивались. Было приятно ощущать, что родители уважают их чувства и желания.

Все началось в день свадьбы. Маме Олега показалось, что Любина мать в тот момент, когда жених забирал невесту из дому, плохо посмотрела на бабушку Олега. Чуть не произошел скандал, но папы быстро погасили вспыхнувшие женские эмоции. На свадьбе мамы уже не общались. Дети ничего не замечали. Родители договорились не говорить им об этом. Но не тут-то было. Через несколько дней мать Олега рассказала ему, как обидели бабушку в день свадьбы. Олег рассердился и вечером все высказал Любе. Она впервые видела его таким. Глаза, всегда добрые и веселые, стали выбрасывать отблески холодного железа в солнечный морозный зимний день. Лицо покраснело. Голос перешел с приятного тенора на жуткий фальцет.

– Твоя мать посмела обидеть мою бабушку и маму. Это подло в день свадьбы так себя вести. Я ей никогда этого не прощу.

Он говорил и говорил в том же духе, все более распаляясь. Люба смотрела на него и не могла понять, что с ним произошло. «Откуда в нем столько злости и жесткости? Неужели он может быть таким неприятным?» – мелькало в голове.

– Хватит истерик, – тихо сказала она и так посмотрела на Олега, что он моментально замолчал.

На следующий день вечером Люба спросила у матери, что произошло между ней и бабушкой. Мать не понимала, на что могли обидеться новые родственники. Когда вошли жених и его родные в квартиру, чтобы забрать невесту, она была без очков и плохо различала вошедших. Может поэтому и не проявила особого внимания? Люба понимала, что мать не собиралась никого обидеть, но переубедить Олега и его семью ей так и не удалось. Свекровь с язвительной улыбкой сказала невестке:

– Надеюсь, что ты не будешь такой заносчивой, как твоя мама.

Люба ничего не ответила. Развернулась и ушла.

Молодые жили на съемной квартире. Они ожидали окончание строительства дома, начатого родителями Олега еще в прошлом году. Олег не хотел даже временно жить с Любиными родителями, а она с его отцом и матерью. Но встречаться приходилось. Общались строго официально, без особого проявления родственных чувств. Люба не очень расстраивалась по этому поводу и полностью отдалась учебе.

Утром вместе с Олегом они уходили на занятия. После учебы Олег уезжал проведать родителей, а Люба – к себе домой. Там занималась и отдыхала. Мать старалась приготовить молодым обед и собирала дочери сумки с едой на вечер и на следующее утро. Нести было недалеко, так как квартиру снимали в том же дворе у маминой подруги.

Олег все чаще приходил домой расстроенным. Старался улыбаться, но Люба чувствовала, какое усилие он делает над собой. Они по-прежнему гуляли вечерами, ходили на концерты, дискотеки, к друзьям в гости. Но когда заходил разговор о родителях, у обоих портилось настроение.

Через месяц совместной жизни, Люба поняла, что беременна. Она сказала об этом Олегу. Думала, что молодой муж обрадуется. Но этого не произошло. Он сник, занервничал и выдавил:

– А не рано ли?

Люба ужаснулась его реакции, но сдержано произнесла:

– Для меня нет. А ты решай сам, – резко отвернулась, взяла книгу и начала читать.

Буквы слились в одно сплошное серое пятно. Оно стояло перед глазами, растворяясь по краям еле заметными слезинками, выдавленными чувством обиды.

– Ты не обижайся. Разве мы готовы к уходу за детьми? Подумай. Мы же учимся. Вновь будем «напрягать» родителей. Моя мама работает и не сможет сидеть с ребенком, а твоя – только испортит его.

Люба не стала продолжать разговор.

В этот вечер они никуда не пошли. Каждый занимался своим делом. Затем, молча, смотрели телевизор и рано легли спать.

Люба долго не могла уснуть. Думала о муже, о будущем ребенке, о далеком Израиле, о Тель-Авивском университете. Что-то сжималось в ее груди. Она не могла понять, что с ней происходит. Какое чувство ее одолевает? Разочарование? Сожаление? Обида? Уже засыпая, поняла: и то, и другое, и третье.

«А в Израиле сейчас жарко…» – последним штришком пронеслось в голове.

9

Ривка не оставляла Любу в покое:

– Ты должна продолжать учебу. На университет пока нет денег, но ульпан «бэт» и «гимл» ты можешь закончить.

– У меня нет времени. Я почти не вижу Яночку. С ребенком надо гулять, в конце концов.

– У нашего ребенка есть Ривка, – твердо сказала женщина.

Люба подумала и согласилась.

На следующий день подала документы в ульпан «бэт», но после проверки ее записали в «гимл».

Занятия проходили два раза в неделю в первую и вторую смены. С четырех до семи вечера было самым подходящим временем.

Возвращаясь из ульпана, Люба купила торт с красивым названием «Мимоза». Вечером они отметили ее успехи в изучении иврита. Больше всех была довольна Ривка. Она обретала дополнительную заботу, еще один глоток полноценной жизни.

Учеба в ульпане пробегала быстро, соревнуясь со временем в стремительности и незаметности исчезновения. Но было интересно. Люба ловила себя на том, что начала думать на иврите. Это радовало, но особых изменений в жизни не приносило. День был расписан по минутам и ничем не отличался от предыдущего. А в грядущем не было места для особых изменений. Поэтому он становился в ряд со скучными «близнецами-братьями», пополняя эту бесконечную череду старо-новой серостью. Бег по кругу утомлял, решая по ходу обыденные проблемы. Вставала Люба рано. Готовила завтрак и кое-что на обед, поднимала с хитростями и уговорами Яночку, заставляла покушать и отводила в садик. Дочка уже привыкла к детям, воспитателям, и одна проблема ушла в прошлое.

К восьми часам Люба приходила на работу, убирала помещение, вывешивала новый товар и в девять открывала магазин. Хозяева приходили к десяти, а иногда и к одиннадцати часам. Молодая продавщица справлялась со своими обязанностями хорошо, и они могли подольше оставаться дома.

После работы Люба возвращалась домой и занималась стиркой, уборкой и другими делами по дому. Ривка забирала Яну в половину второго, кормила ее и уводила в городской парк гулять. После домашних дел Люба садилась заниматься ивритом. Вечером все вместе ходили в парк, смотрели телевизор. В девять вечера Ривка и Яночка ложились спать, а Люба вновь садилась заниматься. И так повторялось изо дня в день. Два дня в неделю приносили некоторое разнообразие: учеба в ульпане, встреча с друзьями, общение и новые знания. Люба почти свободно читала газеты, понимала дикторский текст по радио и телевидению.

В ульпане познакомилась и сдружилась с молодой супружеской парой из Днепропетровска. Вика и Саша Левины год назад приехали в страну. Оба окончили Днепропетровский университет и работали программистами на одном из предприятий города. Оба высокие и стройные. Длинные ноги Вики и ее красивое славянское лицо заставляли оборачиваться прохожих мужского пола. А спортивное телосложение Саши сразу отрезвляло всех, кто желал познакомиться с длинноногой «русской». Вика еще не работала, а Саша подрабатывал вечерами охранником в ночном клубе. Они последний месяц получали пособие, как репатрианты с высшим образованием. Сыну Алешке шел шестой годик, когда семья репатриировалась в Израиль. Мальчик быстро освоился в садике и перешел в обязательную группу, где детей готовили к школе. Саша и Вика жили на другом краю города, и поэтому Люба виделась с ними только в ульпане. Иногда встречались в парке, но это случалось очень редко.

Саша и Вика искали работу по специальности, но им пока не удавалось найти что-нибудь подходящее. Были различные предложения. На пути возникало непреодолимое препятствие – отсутствие израильского опыта. Это не давало возможности требовать достойные условия, а соглашаться на заниженные – не хотели. Они действительно были хорошими программистами. Особенно Саша.