– Да, сурьёзней не может быть. Тут, понимаешь, такое дело. Мельницу зерном Игнат Терентьев снабжает. Это тот, что на Кубовой. Да и сама мельница в его собственности. Он и гарнцевый сбор выплачивает, а я, стало быть, у него в работниках числюсь. Только вот в последнее время что-то совсем работы нет. Советская власть отменила наёмный труд, – дед зажёг самокрутку, глубоко затянулся, выпустил струю дыма из обеих ноздрей и хитро прищурил глаза. – Теперь мне как быть? Другую работу искать?
– Другую работу искать не надо. Мельницу наше хозяйство у Терентьева реквизирует. Да и самому Игнату недолго осталось лютовать. Мы железной рукой будем искоренять кулацкую сволочь, – Клемешев посерьёзнел, понимая, что мельник фактически над ним смеётся.
– Тогда я спокоен, а то люди разное болтают. Только вот Игната ты понапрасну в кулаки зачислил. Я с малолетства его знаю. Такой же трудяга. Мы вместе и мельницу ставили.
– Вместе. А теперь ты на него работаешь, – взорвался Пётр.
– Не работаю я на него. Мельница его, не отрицаю. Но и лес он же поставил, и оборудование он привёз, и зерном он снабжает. Так что большая часть приработка его, а мне оплата полагается от помола.
– А ты не думал, откуда у него деньги на лес и оборудование?
– Что мне думать? – рассмеялся дед. – Они ещё в малолетстве со своим батей, царство ему небесное, из Монголии коней гоняли, а потом в Новониколаевске продавали.
– Где же он деньги на покупку коней взял? – усмехнулся Клемешев.
– Дык, ему ещё дед Петьки Ваганова под процент ссудил.
– Интересная у нас с тобой сказка про белого бычка получается, без начала и конца. А итог один: мироед мироеду в помощь.
– Вам, начальству, виднее, а нам без разницы, чьё ярмо носить.
Клемешев не на шутку разозлился:
– Ты, дед, мне антисоветчину не разводи. Это ты сейчас ярмо кулацкое на шее несёшь, а будешь работать на себя.
– То есть, мельница моя будет? – мельник растянул губы в широкой улыбке.
– Не твоя, а общая.
– Это получается: ничья, – чувствовалось, что дед продолжает насмехаться, и Пётр решил прекратить разговор:
– Я смотрю: каши кулацкой у тебя в голове выше крыши. Но ничего, мы ещё с тобой подискутируем, а пока некогда мне. Хозяйством заниматься надо. Пока, прощевай, дед.
Клемешев пожал мельнику руку и сел в бричку. Тронув вожжи, он, было, отъехал, но внезапно остановился и, повернувшись всем корпусом, крикнул:
– Звать-то тебя как?!
Мельник быстрыми шагами, совершенно несвойственными его возрасту, подошёл к Петру и негромко спросил:
– Зачем тебе моё имя?
– Как зачем? Вроде беседовали, а с кем и не знаю.
– Малофеем кличут, – опять же еле слышно ответил мельник.
– А по отчеству?
– Не велика честь, батюшку поминать.
– Все же?
– Отца Иваном звали.
– Интересный ты человек, Малофей Иванович. Думаю, мы с тобой ещё встретимся, – Клемешев тронул вожжи.
– Куда ж мы денемся, коли тебя над нами командовать прислали, – дед в ухмылке почесал бороду.
Бричка, поскрипывая колёсами, въехала в реку. Лошадь остановилась и принялась жадно пить воду, хватая нижней губой быстрый поток. Пётр не стал торопить разгорячённое животное, он сидел на подстилке из сена и раздумывал. Объём работ создаваемого хозяйства не пугал. Объединить разрозненных крестьян в единый коллектив было простым делом, но как этот коллектив сработается при такой отсталости в головах? Как запустить работу, чтобы всё крутилось и не было сбоев? Что будет с вагановской коммуной? Голова пухла от невесёлых дум. Напившись, лошадь энергично помчалась по дороге, проступавшей среди буйной травы еле заметной колеёй. Через несколько минут показались неказистые постройки Лебедевской дачи. Лошадь весело заржала, завидя навес конюшни, совмещённой с пожарным депо. Бочка, наполненная водой, установленная на телеге, стоявшей поодаль ворот, была окрашена в ярко-красный цвет и выделялась на фоне серых стен конюшни. Это придавало праздничный вид мрачноватому пейзажу. Передав лошадь конюху, Клемешев заметил, что она постоянно прихрамывает. Конюх принялся опять изливать жалобы на отсутствие кузнеца, который мог бы подковать лошадей, но управляющий уже не слышал. Усталость навалилась полной силой, и Клемешев, махнув рукой, пошёл спать.
Приезд комсомольцев
Утром в барском доме, переоборудованном в контору, тренькнул недавно проведённый телефон. Звонили из крайкома комсомола. Секретарь, молоденькая девушка, звонким голоском сообщала, что в селение направляются шестеро комсомольцев из оргнабора. Сейчас они уже на пути с представителем Крайисполкома, который командирован дальше, в Кубовую.
Клемешев выслушал доклад и посмотрел в окно. Возле дома стояла лошадь, запряжённая в телегу, из которой выпрыгивали молодые люди в красноармейских шлемах с котомками за плечами. Отдельной кучкой толпились девушки, пестрея одинаковыми красными платками. Старший из приезжих, по виду это был представитель исполкома, привязывал вожжи к столбу. Остальные робко жались к телеге. При этом представитель исполкома распоряжался по-хозяйски и несколько свысока поглядывал на своих спутников. Делегация направилась в контору. Через минуту дверь распахнулась и, громко топая, в комнату ввалилась толпа молодёжи. Впереди шёл представитель исполкома. Поздоровавшись, сказал, что у него времени в обрез, поэтому он едет дальше. Управляющий не возражал, и представитель тут же удалился.
– Давайте знакомиться, – Клемешев подошёл к комсомольцам. – Откуда прибыли? Как доехали?
Один из прибывших протянул документы:
– По оргнабору, из Перми. Доехали нормально, в райкоме сразу определили к вам. Вот направление. Я комиссар группы Иван Бугаев, это мои братья Алексей и Василий, Иванова Надя. Братья Грачёвы: Иван, Александр, Молчанова Нина.
При этом каждый комсомолец подходил и жал управляющему руку. Клемешев внимательно ознакомился с бумагами, сложил их в папку и обратился к комиссару:
– Понимаешь, Иван. В госхозе уже работают комсомольцы. У них есть секретарь: Маруся Стадникова, поэтому предлагаю пока власть не делить. Приглядитесь друг к другу, поработайте, а потом соберём собрание и выберите общего секретаря ячейки. Ты как, согласен?
Бугаев утвердительно кивнул.
– Вот и хорошо, сейчас располагайтесь. Вас временно поселят в бараке. Вы его сразу увидите, Длинное здание с высоким крыльцом. Там, конечно, тесновато, но по воскресникам начнём строить землянки. На зиму всех расселим. А пока вас распределят по бригадам, распоряжение я дал. Так что устраивайтесь, а завтра за работу. Ну что, вперёд, комсомол! А сейчас мне надо ехать. Вы уж тут сами.
Клемешев стремительно вышел, за ним, чуть поотстав, потянулись комсомольцы. Разыскав секретаря ячейки, Бугаев переговорил о дальнейшей работе и пошёл искать товарищей, уже определившихся с жильём. В бараке было действительно тесновато, но всё равно каждому нашлось место. Прибывшим парням отвели целую комнату, где хранился различный инвентарь. Нину и Надю подселили к девушкам. До утра в бараке не затихал смех. Здесь были все, кроме вновь возникшей молодой семьи, Якова Ширинкина и Агафоновой Марфы, которым, по общему согласию, отвели закуток в недавно отстроенном телятнике. Ещё до приезда группы комсомольцев молодая семья сыграла скромную свадьбу. Тогда же в конце телятника повесили одеяло, сколотили нары, и получилось что-то подобное комнате. К тому времени Яков был избран в охрану общественного порядка, как тогда говорили, ОСОДМИЛ, и имел винтовку, поэтому «отдельная комната» оказалась кстати.
Утром братьев Бугаевых бригадир направил на обустройство силосной ямы. Вместе с ними работал местный парень. Необходимо было укрепить края глиной, которую таскали с крутого берега реки. Через два часа работы присели перекурить. Василий Бугаев вытащил вышитый матерью кисет и сложенную гармошкой газету. Парень тут же потянулся за куревом:
– Дай-ка попробовать твоего, городского.
Василий рассмеялся:
– Какого городского? С чего ты взял?
Парень удивился:
– Вы же из Перми?
– Это мы по оргнабору из Перми. А так мы из деревни, – пояснил Василий.
Паренёк рассмеялся:
– То-то парни удивлялись, как ловко управляетесь с лошадьми. А оно видишь как. Если вы из деревни, чё тогда к нам приехали?